Часто бывает так, что даже самый лучший миссионер оказывается бессилен зажечь огонь веры в человеке. И тогда действует Бог, Своими путями ведущий к Себе душу человеческую. Что это за пути? Что может привести человека к вере в нашем индиффирентном обществе? О своем пути к вере рассказывает преподаватель МинДАиС священник Сергий Лепин.

Все это началось в Могилеве. Я учился в спортивной школе и был подающим надежды спортсменом. Однажды на одном из уроков географии (в классе пятом) была замена — к нам пришла другая учительница. Она нам рассказала о своих впечатлениях, которые она получила от посещения какого-то монастыря, где были семинаристы; ее впечатлил их вид, их образованность, их ответы, ну и, конечно же, богослужение. Тогда я возьми и скажи всем: «Я вот тоже пойду в семинарию». Никто, собственно, на то, что я сказал, не обратил внимания.

Но время шло, родители мои переехали из Могилева в Бобруйск, и здесь у меня начался серьезный юношеский кризис, который был связан с некоторыми обстоятельствами. Мне исполнялось четырнадцать лет, что само по себе уже проблема. С другой стороны, в Бобруйске не было моей спортивной дисциплины — водного поло. Вместо многочасовых тренировок два-три раза в день у меня появилось время, которое девать было некуда. Я переживал боль утраты спорта: с ним у меня было связано все; это было настоящая трагедия.

В Бобруйске меня устроили в школу с литературным уклоном, контраст был очень серьезный: все знают, как спортсмены учатся, — лишь бы был спортивный результат. Ради этого тебе списывается все. А тут нужно было учиться. Собственно говоря, учиться нравилось, но не везде и не всегда.

Тогда же я умудрился вступить в комсомол. В комсомол меня принимал — вы удивитесь — Акимов Виталий Викторович, сейчас мы коллеги по преподаванию в МинДС. Я помню, какой вопрос задал он мне тогда: «Веришь ли ты в коммунизм?» Я ответил утвердительно, хотя заметил, что на лицах некоторых присутствующих возникла ирония, ухмылка: это было время Перестройки.

Я занялся общественной работой — стал председателем клуба интернациональной дружбы, участвовал во всяких комсомольских затеях.

И что очень важно, параллельно я начал заниматься рок-музыкой, со своими единомышленниками создал группу. Можете представить, каким интересным комсомольцем я был: лохматым, в узких джинсах, косоворотке, клепках... Меня пытались постричь всей школой, но управы на меня не было: своим членством в это время я даже мог компрометировать комсомол.

Моя общественная деятельность сочеталась с игрой в рок-группе. Музыкантом я не был хорошим (я был хорошим мечтателем), но мне посчастливилось общаться с теми, кто стал потом известным — группа БИ-2, Саша Уман, он был на три-четыре года старше, и на него была записана наша аппаратура в Доме учителя.

Но потом — кто куда. Я как-то спросил встретившегося мне знакомого «лабуха» о том, как обстоят дела в рок-клубе. «Какой клуб, все разъехались по Израилям, по Австралиям, по семинариям!...»

Комсомол и литература, плюс рок — эта термоядерная закваска начала производить свои изменения. Обычно говорят: рок на службе у сатаны... Чушь, служить Богу или дьяволу может только человек. Все зависит от него. Напротив, оценивая влияние рока на свою жизнь, мне кажется, что он во многом способствовал тому, что я обратился к вере. Рок-музыка — это концептуальная музыка, это музыка, в которой не поют про васильки-цветочки, это форма экспликации своего мировоззрения, нередко перерастающая в образ жизни. Рок — это та музыка, которая самым серьезным образом обнажает социальные проблемы, противоречия, которая касается таких тем, как добро и зло, справедливость, насилие, и поэтому рок-музыка сама по себе — событие очень идеологичное, это протест против повседневности, против серости, лицемерия, фальши, конформизма. Сейчас я могу говорить об этом достаточно уверенно, — закончить на роке нельзя (если это не твоя профессия), потому что рок — это то, что требует разрешения. Рок — это то, что однажды заставит тебя сделать экзистенциальный выбор. Если человек отказывается от него, то он даже этим делает выбор. Очень многие люди после рока обратились к вере (к сожалению, не всегда к православной). Многие спились, скололись.

Безрелигиозных музыкантов почти не бывает, другое дело, что сама эта религиозность бывает всякой.

Однажды я, Акимов В.В. и одна девушка, которая потом примет крещение с именем Мария, отправились в церковь, чтобы на одну какую-то комсомольскую тусовку пригласить священника. Священника мы так и не пригласили, но определенное чувство от совместного пребывания в церкви мы все-таки испытали. Мы попали на венчание, постояли, на нас побурчали бабушки, — наша подруга была в слишком короткой юбке и, разумеется, без платка.

Была еще одна важная встреча. Я ехал в троллейбусе и встретил дедушку, веселого такого, и у него на груди висел значок невероятных размеров, на котором было написано «Я люблю Бога». Я заговорил с этим человеком о Библии, о Боге. Потом среди разговора я узнаю, что он то ли пятидесятник, то ли баптист — не помню. Самое интересное, что я узнал — это то, что у него можно было купить Библию. Где ее еще можно было купить тогда, я не знал, и он мне согласился ее продать по дешевке, — я помню, что заплатил за нее 28 рублей — это все, что у меня было. Я собирал на гитару, которой у меня так никогда и не появилось.

Это была небольшая карманная Библия. Я ее читал втайне, но не потому, что кого-то боялся — я никого не боялся, я был человеком достаточно независимым, но я почему-то стеснялся.

И вот однажды как-то я просыпаюсь с мыслью: пойду-ка я схожу в церковь. Матери сказал: «Мама, я на репетицию», — и пошел... Там я впервые встретил Алексея Белоножко (сегдня — тоже преподаватель семинарии). Он буквально пару дней назад пришел в церковь первый раз. Я опоздал — кончилась Литургия, должна была начаться панихида. По окончании панихиды я захожу в пономарку и говорю священнику: «Здравствуйте, батюшка, я хочу поступать в семинарию». Совершенно невероятно! Как сейчас кажется это нелогичным, неправильным, даже бессовестным (ведь веры-то не было у меня еще)! Священник невозмутимо осмотрел меня снизу доверху — ну представьте: стоит волосатый отморозок... Затем он невозмутимо рассказал мне о том, что нужно для того, чтоб поступить в семинарию. Единственное, что я понял — это то, что мне никто просто так рекомендацию не даст...

Так я начал ходить в церковь. Те глаза, которыми я смотрел на мир — это уже были другие глаза. И мир был другим. И потом, спустя какое-то время, меня кто-то спросил (это были гости моей мамы): «Неужели ты веришь, что есть Бог?» И я очень хорошо помню, что ответил: «Да». Это «да» особое — оно было самым первым в моей жизни.

Когда это произошло, когда было вчера, а когда сегодня, когда, в какой момент я уверовал? Я не знаю. Все было как во сне. Однажды я проснулся и обнаружил себя верующим. Это был не тот день когда я уверовал, а тот, когда я понял, как много она, вера, для меня значит.

Однажды как-то после Литургии открываются северные врата, выглядывает диакон и говорит: «Иди сюда! Это ты в семинарию собираешься поступать? Будешь пономарить».

Так началась моя пономарская эпопея. Я учился раздувать кадило, учился читать шестопсалмие вместе с Алексеем Белоножко. Только не смейтесь. Теперь я был не только комсомольцем и рок-музыкантом, но еще и пономарем. Оксюморон какой-то! У нас образовалось такое общество: Белоножко, Акимов, я, потом еще и Вачугов Сергей (мой одноклассник) присоединился, Лобода Сергей...

Все мы решил поступить в семинарию. И поступили — каждый в свое время.

Время было удивительное! Какой дивный запах имел тогда для меня самый дешевый ладан! Я вспоминаю сейчас, с каким умилением я пономарил, читал — это совершенно удивительное чувство, я бы много отдал за то, чтобы его вернуть назад.

В общем, никаких чудес не было в том смысле, в котором чудо мы обычно называем чудом. Но когда мне говорят некоторые, что чудес не бывает, я говорю — бывают. Потому что то, что со мной произошло, было чудом. Я изучал психологию в университете и знаю, что все можно объяснить и по-другому. Но я ничего не хочу по-другому объяснять!

Я вспоминаю о своем намерении поступить в семинарию, которое я высказал в пятом классе совершенно бессознательно, бесконтрольно, просто балуясь, озорствуя по-детски. И я верю, что Бог меня вел тем путем, которым я шел, и, слава Богу, я не сбился и оказался там, где оказался.

Даже то, что было плохим, способствовало тому, чтобы я, обратившись, стал лучше. Помните фразу блаженного Августина: «О, блаженная вина Адама, заслужившая нам такого Искупителя!» Бог через грехопадения человека, даже через его отступления, способен привести его на новые высоты, которые были для него недостижимы на тот момент, когда он еще пребывал в истине. Не случайно ведь тот рай, о котором мы сейчас молимся, значительнее краше и ярче того, который был утерян Адамом и Евой. Любящему Бога все способствует во благо. Раскаявшемуся человеку Бог из его ошибок, из его опыта может сделать великое благо, — главное, чтоб мы смогли принять человека таким, какой он есть, иначе он никогда не станет тем, кем должен быть.

Вопрос только в том, стал ли я лучше и сумел ли я взрастить плоды своего покаяния? Может, даст Бог еще времени.