Земля совсем другая, когда смотришь на нее с небес.

Поля превращаются в лоскутное одеяло, лес - в щетинку мха, озера - в лужицы, дороги - в белесые линии, города - в детскую игрушку.

Не создан человеческий глаз для того, чтобы смотреть на землю сверху.

Может, оттого так сладко увидеть мир, каким его видит Бог.

Я смотрел в окно и не сразу понял, что обычный мой ужас от высоты, который дважды уже пережить довелось, подступать не торопится.

Неужели ко всему дается привычка? Даже к полету? Хотя и полет этот был совсем другой. Ровно и мощно гудел под ногами ракетный толкач, Антуан даже не пытался искать восходящие потоки, а вел планер за Хелен. Летунья, дождавшись нас, взяла курс на юг, немного забирая к востоку. Полетных карт у нас не было, но вряд ли самые сильные ветры могли удержать в небе тяжелый китайский планер.

- Далеко полетим? - спросил я, перекрикивая звук толкача.

- Посмотрим. Я лишь ведомый, - не отрывая взгляда от яркой точки планера впереди, ответил Антуан. - Девочка хорошо летит... умница...

Сухие руки старика крепко сжимали штурвал. Казалось, что управлять планером для него - детская забава. Вот только иногда губы сжимались уж слишком сильно - и я заметил, что это случается при каждом развороте.

Рули тягать - тяжкая работа. Не зря Хелен своей силой хвалилась. Я спросил:

- Как ты, Антуан? Он ответил сразу:

- Ради этого я пошел бы на край света, Ильмар. Ревел толкач, стлалась внизу земля. Медленно и неспешно мы набирали высоту, ныряя иногда в невесомые пряди облаков. Один раз планер влетел в такую густую тучу, что ничего не было видно вокруг - лишь светящаяся молочным светом мгла. Антуан словно и не заметил этого, все так же сидел, уставившись в переднее стекло. Когда планер вынырнул из облаков, оказалось, что мы ничуть не отдалились от планера Хелен. Но Антуан только и сказал:

- Девочка хороша.

- Далеко мы можем улететь? - продолжал я допытываться.

- Я не знаю, что за толкачи у нас стоят, Ильмар. Самые хорошие горят по несколько часов. В час мы делаем не меньше трехсот километров... Говорят, что китайские летуны перегоняли османам планеры лишь с двумя посадками, и уходило на весь путь двое суток.

- Так мы долетим до Иудеи?

Антуан не спорил, но с сомнением покачал головой.

- Не жди от судьбы слишком многого, Ильмар. Дотянем до Измира - хорошо. А лучше всего - Кипр. Хоть и под османами, но там свои порядки, да и близко к Иудее...

Планер слегка качнуло, к я замолчал, решив не отвлекать Антуана.

- Хочешь заняться делом? - спросил летун. - Бомбовая камора сразу за нами.

Если сумеешь аккуратно проделать отверстие в стенке - посмотрим, как там наши.

Вначале мне пришлось извернуться, чтобы добраться до стенки. Тоже туго натянутая ткань на перекрещенных распорках. Я уж было потянулся за ножом, когда заметил защелку.

- Антуан, тут можно открыть... Старик тревожно оглянулся.

- Только осторожно!

Я повернул защелку и откинул лючок за креслами. На решетчатом полу бомбовой каморы лежали, вцепившись в бамбуковые прутья, его преосвященство со своим верным охранником, бывший лекарь Дома и беглый надзиратель. Сквозь обшивку им проникало немного света, и они мрачно смотрели на меня.

- Как вы там? - спросил я, понимая всю нелепость вопроса.

- Замечательно! - отозвался Жан. - Заползай!

- Не стоит, - немедленно откликнулся Антуан. - Запоры не выдержат, они и так еле держат, люк под вами раскроется. Понять, шутит он или нет, было невозможно.

- Ты мог предупредить? - завопил Жан. - Ах ты старый придурок!

- Будешь орать - потяну рычажок! - Антуан довольно захихикал. - Всегда есть возможность ошибки, не ты ли это говорил?

Перебранка их была шутливой, ясное дело, но и Йенс, и Луи занервничали.

Лишь Жерар сохранял спокойствие:

- Антуан, куда мы намерены лететь?

- Не знаю! Ведет Хелен, - отозвался летун. Но через несколько минут, когда разговор затих, он стал тревожно вглядываться в стрелку компаса.

- Что-то не так? - уловив его взгляд, спросил я.

- Только бы она не вздумала лететь над морем...

- Ты же сам говорил про Кипр... и над морем лучший ветер, - блеснул я познаниями.

- Лучший, - согласился Антуан. - Вот только я не лучший, я уже устаю.

Он замолчал, и больше тревожить его я не решился. Страх не вернулся полностью, но теперь я поглядывал на старика с опаской. Ему слишком досталось за последние дни. Одних пещер хватило бы, чтобы измотать молодого.

Прошло часа два, а может быть, и больше. Планеры все так же мчались над облаками, над полями и реками, над мелкими селениями и городками побольше.

Антуан все больше и больше хмурился, наконец произнес:

- Ее не зря называли ведьмой, Ильмар...

- Что такое?

- Глянь, там, впереди.

Я всмотрелся - и увидел блистающую на горизонте полоску воды.

- Босфор, сказал Антуан. - Хелен намеревается лететь до Кипра. Или до Иудеи. Ильмар, ты никогда не учился летному делу?

На спине у меня проступил пот:

- Откуда? Нет, никогда.

- Плохо. - Антуан замолчал.

Пролив близился. Вслед за планером Хелен мы понеслись над волнами так высоко, что даже волн не было видно.

- Главный враг летуна - не ветер или гроза. Даже небрежность помощников, что готовят твой планер к полету, лишь половина беды, - заговорил Антуан. - Ты всегда помнишь, что человек слаб, что самый честный и верный работник может ошибиться или отвлечься, переживать измену любимой или болезнь матери. И каждый раз, отправляясь в полет, ты вверяешься чужой добросовестности, доверяешь и машину, и себя тем, кто всегда остается на земле. Страшно не это. Страшно поверить в свою безупречность, в неизменную удачу...

- Хелен верит себе, - отозвался я.

- Дело не в вере, Ильмар. Она доказывает. Самой себе и всем нам доказывает, что сильнее любого мужчины. С ней давно уже все согласились, а она все ведет свой спор...

Планер Хелен дрогнул и будто просел. Дымный след от толкача исчез, какие-то крошечные осколки понеслись вниз.

- Первый выгорел, - спокойно сказал Антуан. - Я ждал этого час назад. Но нам везет... наверное. Это трехчасовые заряды.

Какое-то время планер Хелен парил, даже заложил несколько виражей. Летунья искала ветер. Но то ли ветра не было, то ли груз был слишком велик - он начал терять высоту.

- Зря, зря тянешь... - пробормотал Антуан. Не мне, себе, я едва уловил фразу по движению губ.

Из хвоста планера потянулся дымный след. Он вновь начал набирать высоту.

Потом тряхнуло и нас.

- Ну, Ильмар, молись... - Антуан тихонько засмеялся. - Можешь и его преосвященство попросить. Сейчас узнаем, как османы под дулом пулевика работают.

Он протянул руку к запалу, повернул его в гнезде.

Ничего не произошло.

- Провода были прикручены! - воскликнул я. Наш планер медленно терял высоту, а были мы как раз на середине пролива.

- Верю, - сказал Антуан. Еще и еще раз покрутил запал. Сзади хлопнуло, и послышался рев толкача. Потише, чем первый, но это, наверное, оттого что расстояние больше.

- Гнездо немножко не то, - объяснил Антуан. - Наши мастера, когда запал копировали, сделали его диаметром меньше. Понимаешь?

- Нет, - признался я.

- Наш запал можно в чужой планер поставить, А их запал в наш - никак.

Он тихонько засмеялся. Вскоре мы вновь летели над землей. Далеко по правую руку виднелся морской берег. Планер несся ровно и быстро, покрывая расстояния с чудесной небрежностью.

- Когда-нибудь, - сказал Антуан, - не нужны будут дилижансы. И нелепые паровые повозки умрут не родившись. Останутся лишь планеры, что понесутся над миром, доставляя людей из страны в страну. Вот тогда... тогда исчезнет зло и непонимание. Все людские беды - из непонимания друг друга.

- Люди и не желают понимать, - возразил я.

Антуан помолчал. Неохотно кивнул.

- Ты прав, Ильмар. Но это трудно - понять всех. Ведь понять - значит разделить чужую радость и чужую печаль. А печалей в жизни случается куда больше, чем радостей. Кто же согласится страдать за других? Принять чужое горе, словно свое? Не было и нет такого человека. Сестра-Покровительница оплачет твои грехи, Искупитель за них покарает. Верный друг пожалеет и утешит, мать не перестанет любить, верная жена разделит твои невзгоды. Но принять в себя все беды и горести мира, простить все грехи? Немыслимо, Ильмар!

Я и не спорил. Чего ж тут спорить? Я попытался представить, как это - отзываться на любую боль. Возлюбить палача, пожалеть душегуба, простить предателя...

Немыслимо... - Ты спи, Ильмар, - мягко сказал Антуан. - От того, что ты будешь бодрствовать, мои руки не окрепнут.

Покосившись назад, я увидел, что в бомбовой каморе наши товарищи давно уже следуют этому мудрому совету.

Распростершись на решетчатом полу, прижавшись друг к другу, спали епископ и его охранник, монах и лекарь... Задремал и я.

И снился мне сон радостный и легкий. Будто по прибытии в Иудею Маркус немедля обрел полную силу. И стали подвластны ему все вещи, что только есть в мире.

Триумфально шествовали мы обратно в Державу, уже ни от кого не скрываясь и осыпая земли, по которым проходили, драгоценными дарами. Шахты, к радости горняков, вновь наполнялись железом, потерянные состояния возвращались счастливым наследникам, самые бедные крестьяне получали из рук Маркуса одежду, деньги, инструменты. Отринув прежнюю веру, склонились перед Маркусом гордые имамы, Император османский поклялся в вассальной верности. А на границе Державы уже ждали нас ликующие толпы, прослышавшие про чудо.

Пешком, как и подобает новому Искупителю с его свитой, пришли мы в Урбис.

Пасынок Божий Юлий возвратил Маркусу святые реликвии, со времен первого Искупителя в Церкви хранящиеся. Покаялся в грехах, был прощен и удалился в глухой горный монастырь замаливать свое былое неверие.

Потом, в Версале, преклонились перед нами аристократы и сам Владетель.

Милосердно помиловал Маркус своего венценосного отца и отправил его в тот же монастырь, что и Пасынка Божьего.

А после стал править Державой и Империей, не пренебрегая мудрыми советами своих друзей и. защитников. Арнольд стал новым начальником над Стражей, и после того разленившиеся стражники взялись за ум. Антуан и Жан, пусть уж и жить им оставалось немного, мудрыми советами помогали Маркусу в отрочестве. Хелен, взявшись за армию, твердой рукой навела в ней порядок и прекратила все свары между провинциями, даже непокорную Британию замирив подчистую. Епископ Жерар, приняв пост Юлия, укрепил Церковь и прекратил грызню между конфессиями. Простой мадьярский паренек Петер стал таким великим дипломатом, что и гордая Руссия, и жестокие ацтеки признали превосходство Державы. И когда скончался от неясных причин Хан Михаил, весь руссийский народ пожелал на троне видеть тайных дел мастера Фарида Комарова.

Что-то еще во сне мелькало. И то, как Йенс стал паладином, приобщающим к вере самые темные страны. И Луиза, покровительством детских приютов и домов для согрешивших девиц снискавшая общую любовь. Луи и кто-то еще, сумевшие Иудею и Китай обратить лицом к Державе.

В общем, хороший был сон, пусть и слишком уж сбивчивый.

И проснулся я радостный и спокойный, будто лежал на мягкой койке дорогой гостиницы, а не скрючился в жестком плетеном креслице мчащегося над морем планера.

Позади по-прежнему рычал толкач. Антуан сидел за штурвалом.

А повсюду вокруг было море, и наползали с запада тяжелые грозные тучи, в которых беспрерывно бились молнии. Солнце клонилось к закату и светило в тучи наискось, подсвечивало фиолетовым и розовым. Ярким мотыльком летел впереди планер Хелен, призывно сверкал на фоне облачной гряды. Это было красиво и грозно, будто на картине, рожденной выдумкой живописца.

- Где мы? - спросил я.

- Над Средиземным морем, Ильмар. - Голос Антуана был измученным и слабым.

Сколько же я спал? Ну, никак не больше трех часов, раз толкач еще горит.

- На Кипр? - догадался я. - Все-таки на Кипр?

- Кипр остался стороной, Ильмар.

Обмирая, я заглянул в его лицо. И ничего хорошего там не увидел. Антуан был бледен, глаза его слезились. Пальцы на штурвале совсем побелели.

- Нам... еще долго?

- Толкач вот-вот выгорит.

А... берег?

- Тоже вот-вот... появится. - Антуан посмотрел на меня. - Нет. Как увидишь берег - лететь еще с четверть часа. Не дотянем.

Я глянул назад - вроде как все спали. Нет, Жерар лежал с открытыми глазами, слушал наш разговор.

- Как же так? - прошептал я. - Почти добрались...

- Надо было лететь на Кипр. Но Хелен слишком уверовала в себя.

Планер летуньи все мчался и мчался вперед. Понимает ли она, что мы не успеем? Должна понимать, не маленькая.

Сейчас погаснет толкач ее планера. Они начнут терять высоту и упадут в морскую пучину. А мы еще минуту-другую будем лететь, прежде чем настанет наш черед...

- Антуан, берег! - Я даже привстал, когда понял, что горизонт обрел твердь. - Клянусь, там берег!

Летун всмотрелся, покачал головой.

- Я не вижу.

- Там берег, клянусь!

- Если еще десять минут проработает толкач - мы долетим, - подумав, сообщил Антуан. - Но я...

Наступила тишина. Лишь свистел ветер в крыльях да ругался в бомбовой каморе Жерар, слышавший весь разговор.

Наш толкач сгорел раньше. Планер Хелен еще несся, а мы уже начинали снижаться.

- Когда-то я мечтал умереть не от старости и болезней, а за штурвалом планера, - хрипло сказал Антуан. - Но я же не просил смерти в компании...

Ильмар, у тебя есть вода?

- Нет... зачем? - Как зачарованный я смотрел на далекий берег. Планер спускался так медленно, что сразу и не заметишь. Лишь по уносящемуся ввысь планеру Хелен понятно - падаем...

- Горло ссохлось. А морской водой не напьешься. Позади завозились. То ли Жерар разбудил остальных, то ли они сами проснулись, когда умолк рев толкача.

- Антуан, планируй! - попросил я. - Ведь можно...

- Не на этой машине, Ильмар. Она слишком тяжела. Земля на горизонте близилась, но и море внизу приближалось. Эх... лодку бы...

Прижавшись щекой к стеклу, я смотрел по сторонам, пытаясь углядеть хотя бы крошечный островок. Но островов не было... лишь мелькнул среди волн крошечный белый парус.

- Антуан! - закричал я. - Там корабль, корабль!

- Курс! - хрипло произнес летун.

- Направо... юго-запад, чуть ближе к западу... Планер медленно завалился на крыло. К горлу подступил комок. Уже видны были волны, и волны совсем не маленькие.

- Вижу шхуну, - сказал Антуан. -Ильмар, спроси, все ли умеют плавать.

- Плавать умеете? - крикнул я, оборачиваясь. Слава Сестре, все закивали.

Даже Йенс, за которого я больше всего боялся.

- Луи, ты хорошо плаваешь? - уже от себя спросил я. Охранник кивнул.

- Помогай Жану, понял?

Будто ожидая подтверждения, Луи покосился на епископа. И тут же кивнул, не дожидаясь указаний.

Я снова уставился на близящуюся шхуну. Совсем уж недалеко. Но и море рядом... Я посмотрел вверх - планер Хелен кружил над нами и дымного следа за ним уже не было. И у них кончился толкач.

- Планер потонет быстро, - спокойно сказал Антуан. - Из бомбовой каморы не выбраться. Поэтому я дерну рычаг, когда до воды останется несколько метров, и люк каморы откроется.

- Слышали? - Я повернулся назад. - Мы летим к шхуне! Над самой водой люк откроется, вы упадете в воду!

Чья была шхуна, вот вопрос. Что думали о нас моряки, увидавшие вдали от берега два падающих планера? Захотят ли вытащить, или развернутся, от греха подальше, да и бросят в море?

Нет, не должны. Никак не должны так поступить! Пусть это османы, пусть иудеи, но даже самым безбожным и диким племенам свойственны жалость и милосердие.

Я успокаивал себя этими мыслями, пытаясь не вспоминать те истории, которые слышал от путешественников и которые пережил сам.

Если нет никакой надежды, то надеяться надо вдвойне.

- Готовьтесь! - крикнул Антуан. И впрямь до воды оставалось метров пять, казалось, что волны уже бьют в брюхо планера.

- Готовьтесь! - повторил я, оглядываясь. И увидел, как под нашими товарищами разошлись тонкие рейки пола. С криком, который невозможно сдержать, даже зная о предстоящем, они рухнули вниз.

А через миг нос планера вонзился в высоко взлетевший гребень волны.

Зазвенев, разлетелось переднее стекло. Осколком мне оцарапало лоб, соленая вода ударила в лицо, вышибая дыхание. Планер кувыркнулся, заваливаясь, рухнул на воду, заскользил - до следующей волны, что закрутила его, ломая крылья и врываясь в открытую бомбовую камору.

- Антуан! - Я рванул старика за плечо. Вода ревела, врываясь в кабину.

Он повернул голову и осклабился - довольной улыбкой человека, совершившего что-то важное, пусть и не слишком-то радостное.

- Спасайся! Я не умею плавать.

У меня смешались мысли. Как?

Антуан, прославившийся тем, что ради товарища свой планер на воду сажал - не умеет плавать?

Будучи молодым, уже прославленным и еще жадным к жизни, не по приказу, не принужденный к тому крушением - повел планер навстречу холодному северному морю?

Вода хлестала, заливая планер, а я отдирал ладони Антуана от штурвала. Его пальцы закостенели на тонкой бамбуковой дуге: не от того, что летун противился мне, а от долгих часов полета, забравших все силы.

- Не надо... я знал, что так должно кончиться... - прошептал старик.

Но силы были неравны. Я все-таки оторвал его от штурвала, ударом ноги выбил промокшую парусиновую дверцу. Вода уже заливала нас по горло. Волоча Антуана за собой, отталкиваясь от тонущего планера, я поплыл прочь. Антуан слабо бил по воде рукой, пытаясь помочь мне.

Море было теплым - будто в молоке плывешь. Соленым - губы уже щипало. Если бы не волны, если бы не гуляющий ветер, если бы не заслонившие полнеба тучи!

- Ильмар, не надо... - прохрипел Антуан. Если сейчас он поддастся панике, начнет биться и хватать меня - конец. И не оглушишь, чтобы за волосы тащить - старик их давно лишился.

- Корабль близко, молчи! - прикрикнул я. Завертел головой, пытаясь найти наших.

Они оказались недалеко. Плыли к нам - пока все вместе, даже Жан барахтался самостоятельно, хотя Луи и был рядом, готовый прийти на помощь. В небе, все больше и больше снижаясь, кружился планер Хелен.

Я поискал взглядом шхуну. Да, она и впрямь была недалеко. И шла к нам на всех парусах, я даже увидел суетящихся матросов. Но все-таки надо было продержаться минут десять, не меньше... сбросить бы башмаки - да нет и на это минуты...

Ударила очередная волна, я поднырнул под Антуана, выпихивая его из воды.

По руке скользнула медуза - что ж ты в глубину не уходишь, тварь противная, шторм же наступает!

- Ильмар! - зычно крикнул Жерар. Плыл епископ мощно и сильно, сразу двумя руками загребая, будто дельфин выбрасывая себя из воды. - Держись!

Видать, заметил, что я волоку Антуана...

А наш планер, задрав напоследок пестрое крыло, погрузился в пучину. Без водоворотов, плавно и важно, так тонут не корабли, а упавшие с небес птицы, окончившие свой век.

- Держусь! - крикнул я и был награжден глотком теплой соленой воды.

Как же некстати разыгралась буря!

Удерживая над водой Антуана, я попытался заглянуть ему в глаза. Далеко ли там до слепой паники?

Нет, и следа ужаса не было в его глазах.

- Мне с того раза... кажется, что живу взаймы... - прошептал Антуан. - Будто должен был умереть, но Сестра хранила... для чего-то...

Ударила новая волна, пронесла на гребне - мимо Жерара, прямо к Йенсу, плывущему неумело, но старательно.

- Молчи! - выныривая, прокричал я. - Хранила и хранить будет! Молчи!

Метрах в двадцати от нас, еще раз подтверждая свое неслыханное мастерство, сел на воду планер Хелен. Куда мягче, чем наш. Уголком глаза я заметил, что первым из кабины выпрыгнул Маркус.

- Я не могу... - обвисая, прошептал Антуан. Его тело сразу отяжелело, но в этот миг его подхватил Жерар. Глянул на меня:

- Что со стариком?

- Он не умеет плавать!

Будто был в этом смысл, мы сбивались в кучку. Антуана теперь держали двое - я и Жерар, Луи помогал Жану. Остальные худо-бедно плыли сами, даже Луиза, наверное за счет объемистых телес, легко плясала на волнах.

Корабль был совсем близко. Не военный, не торговый - рыболовная шхуна, из тех, что шныряют вдоль берегов, стараясь не забираться далеко в море.

А тучи уже стлались над головой. Свет молний перебивал исчезающие солнечные лучи. Я повернул голову к шхуне, и увидел...

Словно следуя за линией облаков, накатывала на нас очередная волна... небывалая, чудовищная, из тех, что моряки зовут девятым валом.

Сердце замерло.

Из-под этого гребня мы выберемся не все.

Взмыл на волне бесстрашно мчащий к нам кораблик, изнанка волны засветилась на уходящем солнце - сверкающей изумрудной толщей, пенными хлопьями...

- А-а-а... - закричала Хелен, тоже увидавшая волну. Время будто замедлило бег, я видел, как в лицах отражается ужас, как задирает голову Маркус, выставляет руку навстречу волне - беспомощным жестом утопающего... или... Губы мальчишки шевельнулись - заглушенные ревом волны, хотя сейчас он кричал.

Но это Слово не обязательно слышать.

Стало черным-черно. Невиданный холод прокатился над морем, и моя рука, загребающая воду, разбила тонкую корочку льда.

Из гребня волны Словом вырвало огромный кусок - с той легкостью, что недоступна смертному.

Мимо нас, ревя и грохоча, прокатились две волны. Блестя шлифованной водной гладью, колебля море, не зная, что жертвы ускользнули.

Наверное, последний раз такое видели иудеи, которых вел через море Моисей.

- Господь мой... - вскрикнул Жерар.

Нас мотало и бросало в разные стороны. Из последних сил мы держались на воде, на шхуне уже спускали паруса и кидали с борта веревки и трапы. А вслед за первой волной накатывала вторая, ничуть не меньшая. Я поискал взглядом Маркуса, но вряд ли у того сейчас были силы для нового Слова. Он колотил по воде руками, и Арнольд уже подплывал к мальчику, готовый при нужде поддержать.

- Мы все здесь погибнем! - завопил Йенс, которого круговоротом прижало ко мне. - Нас всех ждет смерть!

В глазах его было безумие - темное, беспросветное... - Где твоя вера, монах? - крикнул я ему. - Чего ты боишься, когда Искупитель рядом с тобой? Или нет Его власти над морем и ветром?

Мои слова Йенса словно отрезвили. Он замолчал, повернулся к шхуне.

А та уже вышла наперерез волне, закрывая нас от удара. Качнулся смоленый борт, стегнула по воде джутовая веревка - я поймал ее одной рукой, другой не отпуская Антуана.

То ли искусство капитана было подобно мастерству Хелен, то ли Искупитель с Сестрой следили за нами совсем уж пристально - но с первого же раза повезло не только мне.

Шхуна скользнула между волнами, провалилась вниз, всех бросило к борту - прямо к протянутым рукам матросов. Из моих рук приняли безвольное тело Антуана, двое втащили голосящую Луизу, еще двое - отчаянно борющегося за жизнь Жана. Я растянулся на скользкой палубе, вцепился в нее, прижался всем телом. Шхуну бросало и кидало, но буря будто умерила первый свой натиск. Дав себе лишь мгновение передышки, я поднял голову.

Маркус... Жан... Антуан... Луиза...

Безвольные, едва шевелящиеся, наглотавшиеся воды. Но живые и на палубе.

Йенс, Жерар, Луи, Хелен, Арнольд...

Они держались бодрее. Даже пытались сидеть.

Фарид и Петер выглядели лучше других.

Руссийский шпион мелкими глотками отхлебывал что-то из фляжки. А Петер пытался объясниться с матросами.

Я огляделся - да это и впрямь был иудейский корабль. Смотрели на нас с изумлением и трепетом, но без враждебности. Повезло... вот уж была бы беда бедой - попасть на османскую или державную шхуну...

На четвереньках я подполз к Фариду и требовательно протянул руку. Шпион молча протянул мне фляжку.

- На Слове... прятал? - в перерыве между глотками спросил я.

- Чином я не вышел, Словом владеть, - будто извиняясь, ответил Комаров. - За пазухой прятал.

Бренди был густым и обжигающим. Наверное, руссийский, они на Кавказе хороший бренди делают...

Прислонившись к фальшборту, я стал ждать, чем закончится разговор Петера с командой.

Кают для пассажиров на шхуне не было, и поместили нас в кубрике.

Маленьком, чистеньком, со скобленым столом посередине и крепкими лавками вдоль стен. Запах рыбы был неистребим - но куда от него деться на рыболовной шхуне?

Кутаясь в принесенные матросами одеяла из колючей верблюжьей шерсти, мы сидели, переглядываясь, еще не до конца поверив в спасение. Одежду нашу сушили где-то на камбузе.

Иудейского капитана звали звучно - Авром-Бер Адмони. На иудея он ничуть не походил, здоровенный - под стать Арнольду и Жерару, рыжий, в перепоясанной кожаным поясом шерстяной блузе, со стальной серьгой в ухе, с густо татуированными руками. Были на руках и русалки, и выцветшие от времени надписи, и силуэты кораблей. Знал я такую манеру: каждый корабль, на котором плавать доводилось, на собственной коже изображать.

А еще капитан неплохо говорил на романском, то ли ради торговых дел его выучив, то ли довелось жить в Державе.

- И тогда мы наняли два планера и отправились к святым местам воздухом, - рассказывал капитану Жерар. Едва узнав, что капитан владеет романским, он отстранил Петера от переговоров. - Но судьба вновь оказалась к нам сурова.

Встречный ветер сбил нас с курса, и если бы не ваше судно...

До того момента Авром-Бер Адмони курил трубку, кивал и ничем не выказывал удивления. Но теперь покачал головой:

- Впервые на моей памяти паломники нанимают планер, уважаемый.

Голос у него был зычный, сильный, такой же бесхитростный, как и внешность.

Именно потому я ни секунды не сомневался - он нам не верит.

- Что ж, время не стоит на месте. - Жерар пожал плечами.

С минуту они пялились друг на друга через стол, выжидали. Авром-Бер выколотил трубку о каблук, спросил:

- А не довелось ли уважаемым паломникам разглядеть, что случилось с волной?

- Какой волной? - удивился Жерар.

- Очень большой волной, чуть не накрывшей вас за миг до спасения.

- Моряку виднее, что может случиться в море, - уклонился от ответа Жерар.

- Мы были слишком испуганы, чтобы смотреть по сторонам.

Шхуну по-прежнему мотало, но уже не так сильно. Едва не погубивший нас шквал унесся дальше.

- Море полно чудес, - проронил наконец капитан. - Как и вся жизнь. Мы возвращаемся в Хайфу, уважаемые. Долг человеческий - помогать попавшим в беду... располагайтесь как сумеете. Женщинам я могу отдать свою каюту.

Жерар кивнул.

Но капитан не спешил уходить.

- Не самый лучший час выбрали вы для паломничества. В Хайфе нынче людно.

- Много паломников? - осведомился Жерар.

- Очень много, - ответил Авром-Бер. - Трудно найти место в гавани. "Сын Грома" не смог войти в бухту и встал на якорь в двух кабельтовых от берега.

- Державный линкор? - Голос Жерара едва заметно дрогнул.

- Да. - Авром-Бер принялся набивать трубку. - Мы маленькая и беззащитная страна. Разве можем мы отказать державному линкору, что решил посетить наш порт?

- Надеюсь, преторианская гвардия не чинит бесчинств? - осторожно спросил Жерар.

- Разве это бесчинства? - Капитан усмехнулся. - Да, господа преторианцы устали от морского перехода, иногда они позволяют себе отдохнуть в трактирах или пошалить в веселых кварталах... но они платят, и жители довольны.

Я посмотрел на Хелен - во взгляде летуньи была тревога. Закашлял Антуан, потом спросил:

- Долго ли преторианцы собираются гостить в Хайфе?

- Кто же станет докладывать бедному моряку? - ответил вопросом Авром-Бер.

- Думаю, что долго. Руссийская эскадра пришла на два дня раньше, но гренадеры и не собираются уходить. Впрочем, они разбили свой лагерь за городом, и в Хайфе не появляются. Им рады лишь торговцы провиантом.

- Много гостей, - сказал Жерар, помедлив.

- Много, - согласился капитан. - Жизнь полна чудес. Корабли Державы и Ханства любят заходить в наши порты. Но они стараются не делать этого вместе.

- Вряд ли нам понравится в Хайфе, - покачал головой Жерар. - Когда в городе так много солдат, цены взлетают до небес. А мы остались без средств...

Капитан кивнул.

- Можно ли нам сойти в ином порту? - Жерар уже не просил, он велел, его голос обрел ту силу и убедительность, что усмиряла самые шумные толпы. И капитан эту силу почувствовал - посмотрел на епископа с новым интересом.

- Иных портов поблизости нет. Можно высадиться на шлюпках, уважаемый. Но это опасно.

- Мы пережили уже немало опасностей, - сказал Жерар. - Как мы можем отплатить за этот риск?

Авром-Бер Адмони обвел всех внимательным взглядом, поочередно задерживаясь на каждом лице. Обдумывая что-то... наверное, сколько можно с нас содрать.

Ясное дело, понимает, что среди стольких высокородных должны быть люди со Словом...

- Две тысячи лет назад с нашей земли в мир пришел Искупитель, - сказал он вдруг. - С тех пор здесь мало что изменилось, уважаемый. Мой народ верит в свою веру и говорит на своем языке. Но это не значит, что в Хайфе не ведают, что творится в Державе...

В кубрике повисло молчание. Шевельнулся Арнольд, с его голых плеч сползло одеяло. Но капитан на насторожившегося офицера внимания не обратил.

- Я знаю, что может сделать человек, - продолжил капитан. - Даже со Словом. И знаю, чего он сделать не может. Укротить бег волны.

Его взгляд остановился на Маркусе. Мальчик встал, зябко кутаясь.

- Ты ли тот, кто пришел вновь? - спросил Адмони. Маркус молчал.

- Я прикажу идти к берегу, - сказал капитан. - Но я не смогу заткнуть все рты. Когда корабль вернется в Хайфу - там узнают о случившемся. О том, как два планера упали с небес, о том, как укротились волны, о мальчике из Державы, идущем обратно по пути Искупителя.

- У нас есть деньги, - заговорила Хелен. - Капитан, мы готовы купить молчание команды.

Адмони усмехнулся, не отрывая взгляда от Маркуса.

- Можно купить молчание. Но можно ли купить чудо? Он поднялся. Замешкался на миг, будто не решаясь что-то сказать, и вышел.

- Если придется, мы справимся с командой, - резко сказал Арнольд. - Этот капитан... слишком многое понимает. Жерар покачал головой. Задумчиво проговорил:

- Нет, этого не потребуется. Беда не в капитане и не в команде. Они не станут чинить нам препятствий, но... Адмони прав: тайну не удержать.

Преторианцы и гренадеры бросятся за нами.

- Они опоздают, - заговорил Маркус. - Я должен добраться до Меггидо.

Потом... потом они не будут нам страшны. Меггидо ведь недалеко, совсем недалеко. Я просил Хелен дотянуть, жаль, что не вышло.

Закашлялся Антуан - тяжело, надрывно, прижимая ладони к груди.

- Только добраться, - сказал Маркус. - И все изменится. Все.

Он обвел нас взглядом - будто ждал возражений, споров, непонимания.

- Я отправлю Преемника Юлия в монастырь - он не поверил в меня. Отец мой отречется от престола, и я взойду на трон. Османы склонятся перед истинной верой. Жерар... ты станешь моим голосом в Урбисе, и никогда больше слуги Искупителя и Сестры не пойдут друг против друга! Хелен... ты будешь стоять над армией, и наши враги устрашатся. Арнольд... ты искоренишь мздоимство и жестокость Стражи.

Вы... вы все поможете мне.

Скрипнула дверь. Вошел Авром-Бер - с большим медным котелком, парящим вкусным винным паром. Поставил котелок на стол, сказал:

- Горячее вино. Вам надо согреться.

- Маркус! - резко произнес Арнольд, когда мальчишка взял из рук капитана объемистую оловянную кружку. - Стой! Маркус улыбнулся, покачал головой:

- Как я верю этому человеку, так и вы верьте мне. Он сделал полный глоток.

Авром-Бер удивленно посмотрел на Арнольда - и на лбу его набухли вены.

- Это вино и пряности, а не отрава! - проговорил он со сдержанной яростью.

Взял из рук Маркуса кружку, глотнул.

Арнольд встал. Принял из рук капитана кружку. Посмотрел на Маркуса, тот кивнул. Стражник сделал глоток и передал кружку Жерару.

Я сидел и смотрел, как идет по кругу сосуд. Как греют о него ладони, пригубливают вино и передают дальше.

Луиза запрокинула кружку и передала мне, смущенно улыбаясь.

Мне вина не хватило.

- Сейчас принесут одежду, - сказал капитан. - Она влажная, но горячая.

Шхуна подходит к берегу, шторм притих. Надо спешить.

Я зачерпнул из котелка, глотнул. Вино было горячим, терпким, пахнущим травами.

Что бы попросить у Маркуса? Пост короля воров? Или позволение ездить в дальние страны, рыться в старых храмах и раскапывать руины?

ДАЛЬШЕ >>>