Когда человек теряет сознание, он тяжелеет. Будто уходит что-то, отрывающее нас от земли.

Маркус обвис в моих руках. Лицо его стало серым - в ярком солнечном свете, что бил из уходящей вверх шахты.

Я стоял, запрокинув голову, и смотрел на повисшее в зените солнце.

Маркус смог.

- Что с ним? - резко спросила Хелен, и я опомнился. Опустил Маркуса, всмотрелся в лицо. И похолодел.

Мне показалось, что он не дышит.

- Нет... - сказала Хелен. - Нет, только не это...

Она судорожным движением порылась в карманах, вытащила крошечное серебряное зеркальце. Приложила к лицу Маркуса, выждала несколько секунд, посмотрела.

На полированном металле осталась легкая испарина.

- Дышит, - с облегчением произнесла Хелен. - Без сознания... Ильмар, ему нужен врач.

- Мягкая кровать, грелка горячая к ногам, пиявки за уши... - прошептал я, глядя вверх. Метров двадцать. Вначале камень, потом земля. И ветви деревьев - сквозь ветви тоже идет колодец. Маркус перестраховался - он взял на Слово все, что было над ним... на какую высоту?

- Ильмар!

- Извини. - Я опустил Маркуса на землю. Мальчишка был будто из мокрой ваты. - Я выберусь наверх и поищу веревку. А ты попытайся ему помочь.

Хелен кивнула, присела, скорчившись в три погибели. Положила голову Маркуса себе на колени.

Она думает, что это так просто - вскарабкаться по отвесной шахте? Я провел ладонью по камню. Гладкий. Хорошо хоть в камне были внутренние пустоты, за них можно цепляться...

- Помоги мне забраться, - попросил я, скидывая свитер. Шерсть - слишком скользкая штука. Книгу я тоже отдал Хелен.

- Как?

- Становись на четвереньки.

Хелен негодующе уставилась на меня.

- А что делать? - спросил я.

Летунья повиновалась. Разувшись, я осторожно ступил ей на спину одной ногой.

- Быстрее! - сдавленно выговорила Хелен.

Я оттолкнулся одной ногой от земли, чтобы не слишком уж давить ей на спину, вцепился пальцами в какую-то щель, другой рукой поискал выше - и нашел еще одну трещину.

Сестра-Покровительница... стар я уже для такой акробатики...

Метр я протащил себя вверх на руках. Срывая в кровь ногти, рыча от боли, понимая: если упаду вниз, то зашибу Хелен и сам разобьюсь. Когда пальцы ног почувствовали камень - резко откинулся назад, прижался спиной к стенке колодца, ноги упер в стену напротив.

Да, мне не двадцать лет... Поясница отозвалась болью, коленки дрогнули. Я переждал секунду, вытер вспотевшие ладони о рубашку. И стал взбираться.

Ногу - вверх. Упереться руками за спиной, протащить спину вверх. Подтянуть вторую ногу. Передохнуть. Повторить.

Надо было просить Маркуса наклонный колодец делать...

- Ильмар, побыстрее! - крикнула снизу Хелен. - У Маркуса сердце едва бьется!

Сестра, дай мне терпения...

Ногу - вверх. Упереться. Подтянуть. Передохнуть. Медленно и упрямо я поднимался по колодцу. Тут главное - перестать думать. Всему уйти в движение.

Ничего нет, кроме стенок колодца, ноющих от напряжения мышц, приближающегося света. Упереться. Подтянуться.

Я уже поднялся на такую высоту, что стоило сорваться - и мне не выжить. Я понимал это, но не со страхом, а с досадой. Страх остался внизу, заваленный камнями, расплющенный и ненужный.

На полпути мне пришлось передохнуть - начало сводить судорогой правую ногу. Я уперся в стенку колодца левой ногой, помассировал икру, несколько раз больно ущипнул ее ногтями.

Стала неметь левая нога. Я терпел сколько мог, разминая правую, - потом сменил ноги.

Вовремя - левую ногу скрутило болью.

- Что ты там застрял? - крикнула Хелен. Я не винил ее, она не понимала, как тяжело мне приходится. Я разминал ногу, иногда поглядывая вверх. Солнце припекало голову, узорчатая тень от листвы скользила по лицу.

Нога отошла.

Я продолжил подъем.

Наверное, он занял не слишком много времени. Двадцать минут, ну может, полчаса. Последние метры я поднимался, упираясь спиной в мягкую, податливую землю. И это было самым сложным.

Потом моя голова откинулась назад, я ощутил дуновение ветра, поднял глаза - и увидел уходящий вверх склон. Медленно и осторожно - сколько раз люди гибли в самый последний миг, уже ускользнув из ловушки, я перебросил руки наружу.

Вовремя - мягкая земля стала осыпаться, и если бы не колючий куст, попавшийся под пальцы, я бы все-таки упал.

Но куст оказался крепким.

Я повис на нем, собираясь с духом, чтобы вытащить наружу ноги. Мои ладони вцепились в колючие стебли с нежностью жениха, впервые оставшегося наедине с невестой. Дурацкий смешок вырвался из горла, в тот же миг я подтянулся и оказался на земле. Рядом со мной, шурша, осыпались вниз комья земли, что-то кричала Хелен - то ли возмущенно, то ли вопросительно. А я лежал, смотрел в небо, вдыхал сладкий, живой воздух.

Его даже не портил кислый пороховой дымок... и запах вареного гороха.

Заставив себя приподняться, я осмотрелся. И сразу же увидел солдат.

Я был в маленькой рощице, заполнявшей пологую ложбину. Где-то недалеко журчал ручей... если бы Маркус пробил колодец под него, нас ждала бы печальная участь.

А шагах в тридцати, рядом с деревьями, стояла полевая кухня. Большой бронзовый котел, под которым горел огонь, длинный деревянный стол, сколоченный, видать, тут, на месте. Один солдат собирал со стола глухо звякающие оловянные миски, другой задумчиво крутил черпаком в котле - будто решал, сгодятся на что-то остатки супа или их можно выплеснуть.

Рот у меня наполнился слюной. Как ни странно, а захотелось есть - и еще как захотелось!

Видимо, рвущие подземелья саперы только что пообедали. Вот чем объясняется перерыв во взрывах. Сейчас вернутся к штольням и продолжат свою работу...

Где же мы сейчас? Почти у самой границы? Или еще с десяток километров отделяет нас от Османской империи?

Хочешь не хочешь, а придется рисковать.

Я быстро пополз к полевой кухне. И в этот миг повар решил упростить мне работу. С натугой подхватил котел и потащил, держа перед пузом, к рощице.

Ничего не видя перед собой...

Я встал, и когда повар поравнялся со мной - со всех сил огрел его кулаком в висок. Глаза у легионера закатились, он начал падать. Я едва успел подхватить котел - и впрямь тяжеленный. Выплеснул на землю остатки супа - не так уж и много осталось, с пару мисок. Хотя суп хороший, густой...

Быстрым шагом я приблизился к подручному повара, спиной ко мне собиравшему миски. И невольно вспомнил повара Пьера из Урбиса.

Что у меня за судьба? Стал грозой поваров! Будто почуяв опасность, легионер обернулся. И получил котлом по голове. Руки у меня чуть не отнялись после такого финта, но дело было сделано. Этот солдат тоже рухнул на землю, оглушенный и беспомощный.

Я тут же бросился назад. Проверил повара - дышит, скоро в чувство вернется. Стянул с него грязный фартук, крепко связал руки, спустил до половины штаны - чтобы и ногами шевельнуть не мог, рот заткнул обрывком его же рубашки.

Вернулся ко второму легионеру - вовремя, как раз начал шевелиться.

Позаимствовав со стола поварской нож, я приставил его к горлу бедняги.

Саперные части - слава державная, почти наравне с летунами и преторианцами.

Здесь и твердолобые аристократы не гнушаются служить, из тех, что помрут, а присягу не нарушат.

Но эта часть явно была поплоше, из простолюдинов, о чести имевших другое понятие.

- Пискнешь, зараза, я из тебя гуляш сварю, - прошипел я, свирепо скаля зубы. - Понял?

Побледневший солдат часто закивал. Один зрачок у него налился кровью и был больше другого - сотряс я бедняге мозги. Хотя что ж его жалеть, они нас не жалели!

- Сколько здесь народа? - спросил я.

- Сотни две... - прошептал солдат.

- Чего-чего? - Я покосился на стол. Уместиться за ним могло от силы человек сорок.

- Еще четыре кухни вокруг стоят...

- Где именно? - спросил я так угрожающе, будто решил перебить немедля всех поваров и обречь саперов на голодную смерть.

Солдат показал.

Выходило так, что мы выбрались прямо в середине кольца из полевых кухонь.

- Когда сюда придут?

- Не знаю...

- Не ври!

- Искупителем клянусь, не знаю! - выпалил солдат. Слишком громко, пришлось слегка прижать горло ножом, не раня, но пугая.

- Далеко до границы?

- Километров пять... а то и меньше.

Хорошо. Вот это было хорошо.

- Зачем вас сюда пригнали? - спросил я на всякий случай.

Солдат неожиданно проявил строптивость:

- Кто же младшим чинам... а-а!

Врезал я ему от души. Может, даже вновь сотрясение мозгов вызвал.

- Ты мне не ври, - посоветовал я. - Младшим чинам никто не докладывает, они и так все знают. Ну?

- Душегуб Ильмар с сообщниками из числа осман похитили епископа Жерара и младшего принца Маркуса, - бойко оттарабанил солдат. - И древними катакомбами гонят их в сторону османских земель, на пытки и расправу. Ведено взорвать шахты, завалить все проходы...

Может быть, так оно и было. Вряд ли кто ожидал, что мы - с женщинами, ребенком и стариком - сумеем так быстро пройти подземными ходами.

А может быть, и тот и другой исход Дом устраивал. Хоть завалит нас в пещерах, хоть вынуждены будем назад податься - лишь бы уйти не смогли.

- Мне нужна длинная веревка, - сказал я. - Если скажешь, где найти такую, - останешься жив.

- В ящике, вон там, у ручья, - быстро отозвался солдат. Я связал его одеждой, так же как и повара. Прошел к указанному ящику, глянул.

Веревок тут было три. Все короче, чем нужно, но какая беда, раз можно их связать.

Уже с веревками я вернулся к пленнику. Отволок его подальше в кусты, туда же и первого пленного притащил. А сам, завязывая по пути узлы, вернулся к колодцу. Лег возле него, опустил голову, крикнул:

- Хелен?

- Быстрее! - Кажется, она была на грани истерики. - Маркусу плохо, понимаешь?

Я сбросил вниз один конец веревки. Второй крепко привязал к ближайшему дереву.

- Что делать? - спросила Хелен, - Привязывай Маркуса! Под мышками и за пояс, так, чтобы дыханье не сперло!

Хорошо хоть узкий колодец позволял говорить негромко. Я поминутно озирался, но углядеть всех, кто мог подойти, конечно, бы не смог.

- Привязала! - крикнула Хелен. Как только она занялась делом, голос ее сразу окреп. Не любила она быть беспомощной, ох не любила.

Я перекинул веревку через ближайшее деревце, соорудив простой блок. И стал понемногу поднимать Маркуса. Главное, чтобы Хелен его правильно привязала, иначе можно и удавить человека...

Видать, летунов хорошо учили вязать узлы. Маркус висел словно в люльке: веревка была крепко, но свободно завязана на груди, пропущена под мышками, да еще и за пояс закреплена. Когда склоненная голова Маркуса показалась из колодца, я закрепил веревку, вытащил Маркуса, торопливо развязал. Прижался ухом к груди.

Живой. Ничего, значит, отойдет - на свежем-то воздухе. Главное - от солдат уйти.

Я спустил веревку вниз и крикнул Хелен, чтобы та привязывалась.

Говоря честно, положение наше было почти безнадежным. Вдвоем с Хелен, с беспомощным, неспособным двигаться Маркусом на руках, в окружении солдат, рядом с надежно охраняемой границей - что мы можем сделать? Подземными ходами уже не уйти, силой не пробиться.

Хитростью? Так какая же нужна хитрость, чтобы миновать все посты?

- Тяни! - крикнула Хелен, и я стал выбирать веревку. Тащить Хелен, конечно, было потруднее, но вполне мне по силам.

Может быть, переодеться в военную форму? Ага. Хорош буду я, небритый и грязный, в облачении легионера. Женщину за мужчину тоже никто не примет - это только в веселых оперетках подобные переодевания сходят с рук. Ну и Маркус - даже если его в мешок засунуть, все равно вопросы возникнут: "А что за куль вы тащите, господа хорошие?"

Я глянул на Маркуса - лицо у него чуть порозовело, дыхание вроде как стало ровнее. Это хорошо...

- Дай руку!

Лицо Хелен показалось над краем колодца, Я закрепил веревку, протянул руку и помог летунье выбраться.

Первым делом она стала отряхиваться, а лишь потом уже сбросила веревку.

Огляделась, покосилась в колодец - и с чувством спросила:

- Ильмар, как ты сумел подняться? Ага... поняла!

- Невелик труд, - гордо ответил я. - Вот дальше что Делать...

Оставив Маркуса - пусть приходит в себя, мы прошли к полевой кухне. Я в двух словах объяснил Хелен диспозицию.

- Солдат тех... убил? - спросила летунья.

- Нет. Связал. Хелен кивнула;

- Правильно. Если схватят... не стоит саперов до бешенства доводить. Они народ горячий, всю жизнь под ручку со смертью ходят.

Если схватят - все одно конец.

- Планер бы, - сказала Хелен. - А, Ильмар? Может быть, у них планер поблизости?

Я покачал головой, и Хелен кивнула, признавая призрачность надежд.

- Местности мы не знаем, вот в чем беда, - пробормотал я.

Конечно, это была моя вина. Целиком и полностью. Расслабился, решил, что тихими подземными дорогами выйдем прямо к османам. А надо было подстраховаться!

Хелен кивнула:

- Да... проводник нужен.

В следующий миг я схватил Хелен за руку и потащил в кусты. До меня донесся явственный скрип колес.

- Вот и проводника Сестра ниспослала! - почти весело сказала Хелен, распластавшись на земле рядом со мной. - А? Да еще и телега, для Маркуса!

Я промолчал. Даже если к нам приближается один человек - ничем это не поможет. Приставив к горлу нож, сумеем его разговорить, только что с того? Мимо постов так не проедешь.

Возница и впрямь был один. Рыжий, с щегольскими тонкими усиками, в очень вольно надетом мундире - судя по нашивкам, сержант. Он правил запряженной парой лошадей телегой, загруженной ящиками и бочками, и казался совершенно спокойным.

- Хитрая у него рожа, - задумчиво произнесла Хелен. Ее недавняя паника полностью исчезла. Видать, не на пользу летунам идет пребывание в подземельях.

- Попробуем, - скрепя сердце согласился я. - Сейчас, как только начнет искать поваров...

- Эй! - зычно позвал рыжий сержант. - Провиант приехал!

Я потянулся за ножом - но Хелен взглядом остановила меня. Приложила палец к губам, улыбнулась - и выпрямилась в полный рост.

- Привет! - направляясь к сержанту, сказала она. Затаив дыхание, я ждал.

Что она, решила сама скрутить сапера? Сумеет наверняка, она або знает - любой мужик позавидует! Только зачем?

- День добрый, мадемуазель, - спрыгивая с телеги, сказал возница. Глаза его шарили по Хелен - он пытался сообразить, кто она такая, надо ли к ней относиться с уважением или можно поприставать немного...

- Я - графиня Хелен, одна из тех, кого вы ищете, - спокойно сказала летунья.

Я едва не вскочил от неожиданности.

- А... - отступая на шаг, произнес возница. Потянулся к поясу, где висел тяжелый бронзовый палаш.

- У меня к тебе предложение. - Хелен миролюбиво развела руками. - Нас здесь трое. Поможешь добраться до границы?

Сержант быстро оглянулся, проверяя, нет ли кого позади, не подкрадываются ли, пока женщина заговаривает зубы. Я сразу зауважал его за это.

- И с какой стати?

- Пять тысяч стальных. Возница рассмеялся:

- Мадемуазель... не смешите меня. За одного Маркуса в десять раз больше назначено! А он ведь тут?

В голосе его была и настороженность, и опаска, и жадность.

- Здесь, - легко признала Хелен. - Только неужто ты думаешь, будто получишь награду? Полковнику вашему она достанется. А тебе... ну, может, сотню марок и дадут.

Возница мрачно смотрел на Хелен. Похоже, она попала в точку - и сомнений в таком исходе у сержанта не было.

- Поможешь - на всю жизнь денег огребешь, - продолжала Хелен.

- Попадусь - болтаться мне в петле, - огрызнулся сержант.

- А за просто так богатство не дается. Хочешь жить - умей рисковать.

- Откуда я знаю, есть ли у тебя деньги? - после короткого раздумья спросил сержант.

- Гляди.

Хелен протянула руку - и я понял, что она произносит Слово.

Горсть стальных монет возникла на ее ладони.

- Здесь меньше... - прошептал легионер. Глаза у него только что на лоб не вылезли от жадности.

- Есть и еще. Решай, сержант, нам каждая минута дорога.

Он снова оглянулся. Хелен тем временем вернула деньги на Холод.

- Где... эти... - спросил сержант.

- Связанные, в кустах лежат. Далеко, разговора не услышат.

Сержант оскалился, явно уверенный, что повара ничего и никогда больше не услышат. Впрочем, ни досады, ни ярости при этом на его лице не появилось.

- Помоги снять ящики, мадемуазель, - сказал он. - Вот эти два.

Вместе с Хелен они сняли с подводы два ящика, поставили возле стола.

- Зови своих и лезьте на телегу, - продолжал командовать сержант. - Только быстро.

Да не может такого быть! За пять тысяч монет... ну да, деньги огромные, можно ферму завести, можно богатый дом в городе купить, много чего можно - да разве цена это за Маркуса с Изначальным Словом?

Оторопев, я смотрел на сержанта, ждал подвоха. Вот - бросится он сейчас на Хелен...

Но сержант и не думал бросаться.

Я встал - и легионер сразу напрягся, уставился на меня напряженно и опасливо. От Хелен он, в своем простодушии, опасности не ждал. А меня боялся.

Но я пошел к колодцу, нарочно пройдя мимо связанных, слабо ворочающихся поваров, - при моем появлении они сразу притихли. Подхватил Маркуса на руки.

Выглядел он получше, но в себя так и не пришел.

Маркуса я понес к телеге в обход поваров. Нечего им все про нас знать.

Меня видели - и довольно.

Пока все было нормально. Возница не делал попыток напасть на Хелен, они даже о чем-то беседовали, вполне мирно. Подходя, я услышал слова Хелен:

- ...попользовался сокровищницей. А ты что, впрямь поверил, будто мальчишка из Версаля важные документы утащил? Деньги, мой родной, деньги!

Сержант сплюнул под ноги, утер севшую на мундир тонкую ниточку слюны.

Кивнул.

Никаких сомнений у него не было - все дело в деньгах, в звонкой стальной монете, что утащил у родного отца младший принц.

- Сюда забирайтесь. - Он кивнул на телегу. - Я прикрою брезентом, а вам уж главное - тихо лежать. Мне сейчас все равно надо в деревню, за провиантом... а деревня почти у границы.

Я кивнул. Сержант снова подозрительно уставился на меня и предупредил:

- По дороге народ непрестанно ездит. Высунетесь - хана вам. У деревни я вас высажу... если расплатитесь честно.

- Все будет честно, - сказала Хелен.

И откуда у нее столько денег? Но спрашивать было Не время. Я уложил Маркуса на телегу, лег рядом. К нам забралась Хелен.

Возница еще раз оглянулся, достал с подводы кусок брезента, набросил на нас.

Зачем я на это согласился? Почему поверил в безумную идею летуньи?

Сейчас сержанту - самое время нас пришибить. Схватить какой-нибудь дрын, да и оглушить через брезент! А потом - к командиру.

Мгновения тянулись томительно медленно. Я сжался под брезентом, ожидая сокрушительного удара.

И услышал щелканье вожжей. Лошади тронули, заскрипели деревянные колеса.

Подвода, раскачиваясь, будто лодка на волне, покатила по траве.

- Быдло... - прошептала Хелен, касанием руки привлекая мое внимание. - Быдло, жадное быдло...

Все презрение аристократки к человеку, преступившему свой долг за деньги, звучало в ее словах. Как ни странно, но на миг мне даже захотелось, чтобы сержант оказался честным и хитрым служакой, что подкатит сейчас к посту - и поднимет тревогу.

И в то же время я понял - Хелен права.

Сколько легионер получает в мирное время? Три марки в неделю. Сержант - пять. Значит, двадцать в месяц. С поощрениями, что по праздникам и после крупных учений, набегает за год марок триста.

Значит, придется нашему сержанту отслужить почти семнадцать лет, чтобы заработать пять тысяч. Это если он не станет тратить денег на пиво и девочек, если не надо ему никого содержать на родине, если не наложили на него взысканий и штрафов, если не произошла по его вине порча казенного имущества.

Так что, скажем честно, двадцать лет из жизни солдата - долой. Молодым пареньком пришел он в армию, пожилым человеком из нее уйдет. Чему остается в сорок лет радоваться? Ну, жениться на молоденькой, торопливо сделать детишек да просиживать вечера в пивной, с такими же отставниками о былых деньках вспоминая.

Мог я понять рыжего сапера. И Хелен, с ее брезгливым презрением к чужому бесчестью, и сержанта, смекнувшего, что появился у него шанс заработать денег и вскоре из армии уйти.

До чего же ужасно, если начинаешь всех понимать! Куда проще - выбрать одного человека, его понимать и поддерживать, а всех остальных - скопом считать бесчестными.

И ведь раньше у меня это получалось легко, без всякого душевного усилия.

Может, потому, что не сводила меня жизнь со столь разными людьми, как сводит теперь? Или во мне что-то сдвинулось и заставляет, против моего желания, пытаться всех понять?

Вот что сказал бы Антуан про этого сапера и его корыстолюбие? Небось рассказал бы красивую притчу. Что-нибудь про то, как разбился его планер в диких землях и было у него с собой много новеньких стальных марок, но не было ни глотка воды и ни крошки хлеба... вот тогда он и понял, какую цену на самом-то деле имеет железо. И был бы прав.

Ну а Арнольд? Если бы снизошел немногословный офицер до ответа, то рассказал бы историю о том, как за пару грошей брат брата зарезал или мать родная дочку для забав солдатам продала. А Жерар мог бы рассказать, как богатство, пусть даже не праведное, послужило добрым делам. Не зря же в Писании сказано: "Приобретайте себе друзей богатством не праведным". А Луиза бы стала собственную судьбу вспоминать, как из-за собственного мотовства вынуждена была свет покинуть.

И все были бы правы.

А ведь это самый простой пример. Деньги, они деньги и есть, хочешь - в руки возьми, хочешь - сочти до последнего гроша. Чего уж говорить, когда дело доходит до вещей тонких, духовных, исчислению не поддающихся? Что для Хелен честь - то для простолюдина блажь. Что для молодой жены, тайком к любовнику ускользающей, ниспосланная небесами святая страсть - то для ее старого мужа гнусная измена и подлость немыслимая. Сядешь за бутылкой вина с обманутым мужем - так всем сердцем его беду поймешь... но только если не к тебе бегала влюбленная изменница.

Телега медленно поднялась по склону, остановилась, и я услышал голоса.

Спокойные, ленивые.

- Привет-привет! - крикнул наш возница. - Что, много шпионов поймали, ротозеи?

Ответили ему невнятно, но грубо. Видимо, засиделись караульные на выезде из лагеря саперов. Я собрался. Либо сейчас возница отпустит еще шутку-другую, либо спрыгнет с повозки и завопит: "А вот я вам привез голубчиков, хватайте!"

- Ну что, палинки прихватить? - продолжил возница.

- Только абрикосовой не бери, бери вишневую! - сразу оживился кто-то.

- Чего взрывать-то перестали? - спросил сержант.

- Да вроде как все теперь, земля просела, никому не пройти, - рассудительно ответили ему. - Наверное, больше и не станут порох тратить. Вот ведь злодеи... и людям было хорошо, и Державе не мешало. А теперь, увидишь, цены сразу вверх пойдут!

Вот так! Значит, даже простые солдаты прекрасно ведали про тайные подземные тропы контрабандистов.

- А по мне - так пускай бы вообще не было этого перца! - встрял в разговор кто-то третий.

- Если мадьярки перца есть не станут, то их вообще не расшевелишь, - отпустил шуточку возница. - Ладно, поеду я. Успеть бы засветло...

Вновь заскрипели колеса.

Правильно. Не железо, в конце-то концов таскать контрабандистам подземными дорогами? Душистый перец, крепкий кофе, ароматный табак. Все то, что в Османской империи умеют растить получше, чем в Державе. И никаких налогов в казну.

- Поняли, что натворили? - негромко сказал возница, явно к нам обращаясь.

Ни я, ни Хелен отвечать не стали. Но возница продолжал:

- Так что пять тыщ стальных - маловато будет. Моя цена - десять.

Мы молчали.

- За нами едут, но далеко, - тем же размеренным голосом продолжал возница.

- Шевельнетесь - заметят. А голос не услышат. Так что отвечайте.

- Восемь, - негромко сказала Хелен. - Большего у меня нет.

Возница помолчал, потом кисло сказал:

- Ладно, мадемуазель. Из уважения к прекрасному полу - соглашусь.

Мы лежали, укрытые брезентом, на щелястых досках. Повозка неспешно катилась по проселку. Я придерживал голову Маркуса, чтобы ее не слишком колотило о доски, и думал о том, что мы и впрямь можем выбраться.

А вот наши товарищи или задыхаются в каменной ловушке, или задавило их насмерть падающими камнями.

И пусть никакой силы не было и быть не могло в моей молитве - кто я такой, нераскаявшийся грешник, случайный попутчик мессии, но я взмолился. И вовсе не о том, чтобы спастись нам.

Катила телега неторопливо, дорога стала ровнее, и если бы не страх, то я бы задремал. От спертого воздуха, тепла нагревшегося на солнце брезента, равномерного покачивания.

Но все-таки я ждал неожиданностей.

Где-то через час пришел в себя Маркус. Вскрикнул тихонько, дернулся.

Видно, открыл глаза, и показалось ему, что лежит он, засыпанный, в подземелье...

- Тихо, тихо... - успокаивающе сказала Хелен. - Не шевелись. Мы выбрались, мы в телеге и пробираемся к границе.

- У меня получилось... - тихо сказал Маркус. - Ильмар?

- Да, - сказал я.

- Книга... у тебя?

- У меня. Все в порядке, молчи.

Он помолчал секунду, потом с гордостью спросил:

- А хорошо получилось?

- Очень хорошо. Отдыхай. С нами нет Арнольда, нести тебя некому. Так что соберись с силами.

Но Маркусу не отдыхалось. Пришлось тихонько рассказать ему все, что произошло.

- А как границу переходить? - сразу поинтересовался он.

- Пока не знаю. Лежи.

Скрипели колеса, временами хлопали вожжи, корыстолюбивый сержант мурлыкал какую-то песенку. Телега поднималась на холм, потом начала спускаться, лошади побежали быстрее.

- Это трудно было, - сказал Маркус. Он все время возвращался мыслями к своему подвигу. - Очень. Ильмар, как ты думаешь, остальные спаслись?

- Не знаю, Марк.

На какое-то время он замолчал. А потом сказал с уверенностью в голосе:

- Наверное, да. Я бы почувствовал, если они... Как мы их найдем?

- Если они уцелели, то выйдут к тому же селению. Там и встретимся. Может быть, смогут добраться и Йенс с Жаном...

- Это тот монах, что тебе помог спастись?

- Да, - не вдаваясь в детали, сказал я. - А Жан - твой лекарь.

Я не помнил, рассказывал ли Маркусу про него. Но он не удивился:

- Хелен говорила... пока ты был в Урбисе. Даже сейчас я улыбнулся. Так это прозвучало: "был в Урбисе". Словно в гостях я там был, с визитом.

- Он хороший, - продолжил Марк, - Только старый уже совсем. Зато...

Что хорошего хотел сказать Маркус о Жане, я так и не узнал. Телега резко остановилась. И возница громко сказал:

- Ну что, слезайте. Приехали.

Откидывая брезент, я готов был увидеть вокруг десяток-другой легионеров - со взведенными пулевиками и мечами наголо.

Нет.

Телега стояла в лесистой лощинке между двумя пригорками. Наш проводник уже спрыгнул с козел и сейчас стоял с двухзарядным пулевиком в руке. Впрочем, оружие он держал стволом вниз.

- Пойдете направо - выйдете к границе, - пояснил он. - Меньше километра пройти надо. Там перелески, может, и не заметят вас...

Прищурившись, он посмотрел на Маркуса, которому Хелен помогала слезть с телеги:

- Прихворнули... э... ваша светлость? Марк, окинув его пренебрежительным взглядом, промолчал. Сержант не обиделся. Даже улыбнулся:

- Счастлив был везти особу владетельных кровей... Ну, госпожа графиня, честно мы дела ведем? Хелен кивнула:

- Да.

Вытянула руку. Повеяло холодом, и на ладони заблестели блестящие двадцатимарковые монеты.

- Я всегда знал - рыжим в жизни везет, - удовлетворенно произнес возница.

- Бери, - предложила Хелен. Сержант погрозил ей пальцем:

- Э, нет, мадемуазель. Я тут повспоминал, вы вроде как летунья... небось обучены всякому. Подходить не стану. Бросайте монеты на дорогу, я буду считать.

- А где гарантия, что, получив деньги, ты нас не застрелишь? - спросила Хелен презрительно.

- Сами говорили - хочешь жить, так умей рисковать, - осклабился сержант.

Помолчав, Хелен швырнула монеты в дорожную пыль. И еще раз. И еще. И еще.

- Четыре тыщи, - сказал сержант. - До монетки считать не буду, поверю.

Хелен последний раз достала из Холода деньги. Бросила на дорогу.

- Пять, - согласился сержант.

- Все, - сказала Хелен.

- Разговор был о восьми! - резко воскликнул сержант.

- Изначально - о пяти. Больше у меня нет. Ты шантажировал, мне пришлось соврать. Клятва, данная под угрозой, не считается.

Сержант задумчиво покачивал пулевиком. Я видел, что Хелен напряглась, да и Маркус, едва стоящий на ногах, готовился к чему-то. Неужели снова попробует Словом оружие забрать?

- Эх, знал я, что высокородные господа всегда обманут простого служаку, - горько сказал сержант. - Ладно, господа хорошие, идите. Рори Брэй - честный человек.

Так он ирландец...

Теперь понятно, почему честный сержант Брэй так легко изменил Державе.

Никогда гордые обитатели северных островов не были верными подданными.

Медленно, стараясь не поворачиваться к Рори спиной, мы начали пятиться в лог. И вдруг Маркус, остановившись, выкрикнул:

- Сержант Рори! Хотите пойти со мной? Вот оно что. Правильно! Да как я сразу не понял? Не случайно он стал нам помогать, и не из корыстолюбия. Просто рок судил ему стать одним из нас!

Но Рори моих надежд, мгновенно вспыхнувших, не оправдал. Покрутил пальцем у виска и весело сказал:

- Спасибо, уважаемый! Не хочу.

Мне удалось поймать взгляд Маркуса.

И я увидел в его глазах самую настоящую растерянность.

ДАЛЬШЕ >>>