- Отец Андрей, судя по Вашему опыту преподавания в светских учебных заведениях, студент в вузе теряет веру или находит?

- На этот вопрос нет общего ответа, поскольку нет никаких абстрактных студентов, а есть конкретные Иван, Петр, Анна… Я знаю многих людей, которые именно в период учебы в светском вузе обрели веру, но знаком и с теми, кто за это время отдалился от семейной религиозности. Правда, это случается реже. И причина охлаждения совсем не в приобретенных знаниях, а в возрастном обретении самостоятельности.

Ни один студент не равен своему студенчеству. Девяносто процентов своих интересов он может держать далеко от учебных аудиторий. И если с ним потом случается какая-то неудача на жизненном поприще, то далеко не всегда это объясняется плохим влиянием его преподавателей.

- В каком из светских вузов наиболее православная студенческая аудитория?

- Все-таки это МГУ и МГИМО. Москва вообще самый церковный город России, и более всего это заметно как раз в студенческой среде. Характерно, что чем лучше ВУЗ, тем большее число студентов с интересом смотрят в сторону православной культуры. Ведь мир православия сложен, творчески противоречив. Сложность отпугивает одних и привлекает других. Тот, кто боится сложности, неоднозначности, новизны – тот не ученый, а просто жертва образовательного процесса. В 90-е годы открылось слишком много псевдоуниверситетов, по сути - фирм по продаже дипломов. Конечно, у министерства образования можно купить или выпросить лицензию, но университетский дух не купишь.

Особенность университетского духа в том, как человек реагирует, когда ему предлагают необычный взгляд на какую-то проблему или необычный ход ее решения. Для человека ненаучного склада ума любая новизна есть некоторая неприятность. Ему хотелось бы услышать какие-то более-менее знакомые штампы, чтобы потом без напряга пересказать их на экзамене. Но если человек радуется, что его переубедили, что на его глазах разбили его же школьную или телевизионную догму, значит у него воспитан вкус к мысли и поиску.

Студенты МГИМО, мехмата МГУ, а также МВТУ им. Баумана – это лучшие студенты, которых я встречал. Они любознательны. Они схватывают твои слова на лету, быстро «прозванивают» логические цепочки - общаться с ними одно удовольствие.

Впрочем, я пристрастен. МГУ - мои родные стены. Пять лет я там учился и уже 15 лет там же преподаю. Наша связь длится с 1979 года (если не считать того, что там же учился и преподавал логику мой отец) - с небольшим перерывом на учебу в Троице-Сергиевой Лавре.

Впрочем, даже когда я был семинаристом, моя связь со студентами МГУ не прерывалась: я помогал им проникать в стены Лавры и Академии, они пускали меня на тайные беседы и диспуты в свои общаги. Позднее в «Московском комсомольце» были опубликованы фрагменты архива оперотряда МГУ, из которых следовало, что мои встречи со студентами не прошли незамеченными: «Командиру ОКО при комитете ВЛКСМ МГУ Затулину К. от стажера ОКО МГУ Жабина Д. Рапорт. С середины сентября я наблюдал за деятельностью студента философского факультета Кадяйкина А. Постепенно мне удалось выяснить, что он является членом секты “Истинно православная церковь” (ну, это брехня; Саша была обычным православным юношей.— А. К.). Он вел активную пропаганду религии, допускал негативные выражения в адрес советского строя, общественных организаций. В конце сентября собирался ехать в Загорск для встречи с каким-то духовным лицом. Кадяйкин вышел на контакт со студентом философского факультета Д. Волощуком, после чего в комнате Волощука проводились ночные религиозные бдения» (Поэгли В. «1984» и другие, или Полемические заметки о добровольном сыске // Московский комсомолец. 1990, 23 января). «Ночные религиозные бдения» — это были всего лишь наши беседы в 87–88 годах… А Кадяйкина все же выгнали из МГУ. Меня же тогда уволили из иподиаконов владыки Ректора...

Так что моя жизнь достаточно целостна: и в годы семинарии я мечтал не об архиерействе, а о том, как бы в рясе переступить порог Университета. По тем временам это была ненаучно-фантастическая мечта. Но, оказывается, мне снилось мое будущее…

- Чьи вопросы каверзнее, гуманитариев или технарей?

- Когда я узнаю, что у некоего человека, размышляющего на религиозные темы, техническое образование, для меня включается сигнал тревоги: внимание, надо быть осторожным. Потому что очень часто технарь оказывается излишне прямолинейным: нашел две точки и сразу проводит между ними прямую. Между тем гуманитарий знает: наличие точек «А» и «Б» вовсе не означает, что выйдя из «А», поезд обязательно придет в «Б». Он может придти и в пункт «Д». И вообще по пути может быть пересадка. Учиться читать нужно всю жизнь. И гуманитарные тексты все же читаются иначе, чем таблицы..

- Но все же человеку с гуманитарным складом ума легче прийти к вере, чем с техническим или аналитическим? …

- К вере легче прийти с умом, чем без ума.

- Как поступать студенту, воспитанному в духе православия, когда преподаватель откровенно настроен против веры? Насколько здесь допустим компромисс?

- В вопросах веры компромисса быть не может и не надо его искать. Вопрос в том, в чем наша вера состоит? Ты уверен, что твое представление о православии и есть само православие? Если тебе кажется, что возник конфликт богословских и научных убеждений, то надо узнать: а) адекватно ли здесь представлена научная позиция? б) адекватно ли ты представляешь себе богословскую позицию? в) точно ли различие этих позиций есть знак конфликта между ними, или это просто разговор на разных языках и разных уровнях? В своем контексте может оказаться верным и то и другое. Кстати, именно это труднее дается технарям: мышление, допускающее формулу «И ты прав… И у тебя есть своя правда».

С другой стороны мы, церковники с «додемократическим», советским стажем жизни в Церкви, можем поделиться своим опытом прохождения идеологических экзаменов. Надо просто чуть-чуть сложнее говорить, используя вводные придаточные предложения. «Как вы, Марья Ивановна, рассказывали в своих лекциях…», «Насколько мне известно, позиция Маркса и Энгельса по этому вопросу была такой…»… То есть надо просто хорошо знать материал и не стесняться демонстрировать, кого вы цитируете и по какому вопросу. И только если вдруг преподаватель спросит «А лично Вы согласны ли в религиозном вопросе с товарищем Лениным» - тут уж надо отвечать прямо и односложно.

- В начале 90-хх собирались огромные залы людей, чтобы послушать священнослужителя. Среди этих слушателей было много молодежи. Люди с живым интересом задавали самые разные вопросы, казалось они в шаге от храма. Теперь такого уже не увидишь. Это была дань времени, такое больше не повториться?

- Я думаю, что это была не дань времени, а дань души. Ситуация и в самом деле изменилась. В начале 90-хх годов нам намерены были многое прощать, перетолковывая наши неумения и ляпы в лучшую для нас сторону. Мы были из незнакомого мира, выступали в ореоле страдальцев и носителей великой культуры. В каждом из нас люди хотели видеть схимников, исшедших из града Китежа и цитирующих Флоренского вперемежку с Сартром.

А потом выяснилось, что изрядная часть священников банально невежественна и косноязычна, мало что знает о своей собственной вере и еще менее способна о ней убедительно и интересно рассказывать. А из умеющих рассказывать не все живут вблизи своих же слов… В результате у многих людей возникло впечатление, что Православие - это мир совершенно непробиваемой скуки.

И ведь есть еще поло-возрастные психологические особенности. Женщины (хранительницы очага) более консервативны, чем мужчины (охотники-поисковики). Пожилые консервативнее молодых. А наш типичный прихожанин как раз и есть пожилая женщина. А старый что малый. Вы, наверно, замечали, что 4 летние малыши бывают требовательно-консервативны. Если вы в сто первый раз читаете мальцу сказку и решили побыстрее прийти к финалу, выпустили одну фразу или малость поразнообразили ее – немедленно поднимается буря протестов. Малыша радует знакомая реальность, в которой он ощущает себя как в подвластной и домашней безопасности. Вот так и наши прихожаночки считают хорошей ту проповедь, в которой они не услышали ничего нового. Если рассказ об одном и том же празднике повторяется из года в год – значит, все правильно, ничего не изменилось, это наша, узнаваемая вера, да и мы сами почти что доктора богословия: все-то мы уже знаем…

Оттого и получается, что любимый внутрицерковный проповедник бывает абсолютно непонятен и неприемлем для аудитории светской. И наоборот – миссионеры вызывают аллергическую реакцию у традиционных прихожан…

- Часто ли вы встречаетесь с аудиторий, которой ваша лекция «до лампочки»?

- Почти всегда с этого начинается. Но чтобы привлечь к себе внимание студентов, я в ладоши не хлопаю. Зато могу ударить по самолюбию. Например, заявить, что в вашем тьмутараканском университете не так уж часто выступают московские профессора. Напомнить, что я самый избалованный лектор России, и на моих лекциях слушатели нередко стоят в проходах и сидят на ступеньках. И вообще считайте мою лекцию инспекцией из Москвы: «Что такое ваш университет? Это ПТУ, купившее вывеску университета, или действительно учебное заведение высшего класса? Я не собираюсь тратить силы на то, чтобы заставлять вас меня слушать. Коль вам скучно, извольте выйти вон. Но после этого не считайте себя людьми науки».

После такого вступления внимание всегда возрастает. Но при условии, если уже прошла часть лекции и хотя бы часть аудитории поняла, что здесь нечто иное, чем привычное им занудство или давление авторитетом. То есть этот аргумент работает только тогда, когда до него были предъявлены другие аргументы в пользу того, что наше общение стоит того, чтобы быть продолженным. Кстати, я с удивлением узнал, что в провинциальных университетах лектор, говорящий без бумажки, вообще воспринимается как чудо.

А самый интересный случай был, пожалуй, на историческом факультете Брестского университета. Похоже, преподаватели марксисты заранее настроили ребят устроить мне обструкцию и противостать «поповской пропаганде». И по ходу лекции (а она была на вполне светскую тему о причинах научной революции 17-го века) постоянно звучали реплики из зала и перебивающие вопросы.

В конце концов я решил, что не буду являть собой пример «кроткого христианина», резко сменил интонацию и сказал: «Значит так, ребята. Учить меня тому, что писал Маркс, не надо. Я окончил философский факультет МГУ с красным дипломом, и знаю Маркса лучше, чем вы».

Сидящий рядом декан брестского истфака вдруг меняется в лице и спрашивает:

- Да-а? А в каком году вы оканчивали МГУ?

- В 1984.

- Кто у вас был завкафедрой?

- Новиков Михаил Петрович.

- А… Да, я его знаю… Это серьезный специалист... Пожалуйста, уважаемый коллега, продолжайте.

Всю студенческую фронду как рукой сняло.

О своем светском университетском образовании, о знакомствах в мире современных культурных и медийных элит имеет смысл упоминать ради того, чтобы во мне перестали видеть блаженненького инопланетянина, безнадежно затерявшегося в веках. То, что знаете вы, знаю и я. И ноутбук у меня есть, и мобильник, и свой сайт в Интернете. И новости рок-музыки я узнаю не из МузТВ, а когда в своей студии Юрий Шевчук ставит мне эскиз своей новой песни…. Но кроме этого я знаю нечто большее и могу вам это подарить. Слыша об этом, люди понимают, что Православие - это мир, в котором может жить и современный человек. Этот мир - для них, а не только для бабушек. А, значит, не надо откладывать свое вхождение в Церковь до выхода на пенсию по умственной инвалидности.

- Считаете ли вы, что преподаватели должны и воспитывать студентов?

- Нормальное образование неизбежно включает в себя элемент воспитания. Хотя бы потому, что научное мышление - это форма аскезы. Если ты знаком с тропами научных проверок и доказательств – то уже меньше реагируешь на свои «хотелки», и желания твоей левой пятки для тебя уже менее авторитетны. Кроме того, нормальный курс лекций у порядочного преподавателя гарантированно снижает открытость головы студента к телепромывке.

- Студенты сильно изменились за 20 лет?

- Изменилось их отношение к книге. Когда хороших книг было мало, появление на горизонте каждой новой было событием. Она прочитывалась от корки до корки. Сейчас, напротив, информационное перенасыщение. Никакие книги никого не потрясают. Значит, меньше стало революций, а эволюция требует большего труда.

- Модно ли сегодня хорошо учиться и заниматься научной работой?

- По сравнению с началом 90-х сейчас стало больше молодежи, серьезно относящейся к учебе. Люди поняли, что образование - это не только объем знаний, но и деньги, и карьерные перспективы.

Годы, когда казалось легче сделать жизнь, записавшись в какую-нибудь «бригаду», не обременяя себя образованием, уходят.

Но по ходу дела произошло радикальное изменение понятия «студент». К нам пришло новейшее западное понимание высшего образования. В университеты заманивается избыточное количество молодых людей. Такое количество ученых специалистов на самом деле не нужно обществу. Государство считает, что это для него дешевле, чем просто отпускать молодежь на улицу. То, что высшее образование становится всеобщим, это некая форма продления социального детства. Молодой человек находится в коллективе, за партой, под неким приглядом, а не бегает по улицам с «бригадой».

Значит, при выборе университета надо смотреть: где социальный интернат, а где и в самом деле научный центр.

- Вы допускаете шпаргалки на своих экзаменах?

- Было время, я сомневался, можно ли ставить плохие оценки. Мол, важнее, чтобы у студента осталось доброе впечатление студента от общения с православным миссионером. Потом понял, что это нечестно. На экзамене я - преподаватель, а не миссионер. С другой стороны, студенты сами очень быстро почувствуют фальшь. Получится, что я их пытаюсь подкупить отметками, как туземцев бусами, заманиваю их в Церковь «пятерками». В общем, я решил быть обычным преподавателем. Я не ставлю «автоматом» пятерки и не заигрываю со студентами Порой у меня и православные юноши получают двойки – если они надеются «выплыть» на общей богословской эрудиции...

Мой курс все же слишком авторский. Поэтому я разрешаю пользоваться и шпаргалками и конспектами, и книгами. Студентам это все мало помогает. Достаточно задать один-два вопроса и становится ясно: понимает человек, что говорит или нет.

- Как Вы готовите свои лекции?

- 15 лет назад, когда я начал преподавать в МГУ, то поставил для себя вопрос: а что бы мне было интересно слушать, если бы я был студентом. Начал вспоминать, какие лекции нравились мне и моим однокурсникам, то понял, это были те лекции, на которых преподаватель размышлял вслух и вел полемику с расхожими штампами. Преподаватель (и уж тем более миссионер – тот, кто обращается к заведомо несогласной с ним аудиторией) должен быть немного «шизофреником». То есть он должен говорить и одновременно слушать себя как бы ушами твоего слушателя. Если этой «шизофреничности» нет, то получится монолог по принципу «тихо сам с собою я веду беседу».

- Какой же студент вам милей?

- Ершистый. Тот, который не соглашается. Это значит, что есть повод продолжить разговор.