На самом деле, Поместный Собор не имеет никакого основания в каноническом предании нашей Церкви и в истории Церкви. Каноны ничего не говорят о Поместных Соборах – о тех Соборах, в которых принимают участие миряне и приходское духовенство. Поместный Собор впервые в церковной истории имел место только в 1917 году.

В чем парадокс? Люди, которые требуют Поместного Собора сегодня, как правило, это люди, которые подчеркнуто почитают Царскую Семью и Царя-мученика Николая Александровича. Но ведь именно пока Царь был Царем, именно он отказывался созывать эти Соборы, он откладывал это! И только Временное Правительство, убрав Царя, тут же начало работу по скорейшему созыву Поместного Собора. Итак, если мы сегодня расстаемся с эпохой революции, с советским периодом расстаемся, то я думаю, что место такого артефакта как Поместный Собор – тоже в церковной истории.

Имеет еще смысл задать такой вопрос: а почему такая надежда на Поместный Собор? На минувшем Архиерейском соборе одним из самых интересных участников, колоритных, был митрополит Омский Феодосий. Он интересен, в частности, тем, что был участником Поместного Собора 1945 года! Он еще Алексия I избирал! Вопрос: а сколько же лет тогда было владыке? 17 лет ему было, когда он избирал Патриарха Алексия I. И он сам рассказывает, как это произошло. Он родился и жил на Западной Украине, это была еще Польша, и вот она вошла в состав Советского Союза, и епископ Николай, его правящий архиерей, поехал в Москву на этот Собор. И в состав делегации входил профессор богословия одной из каких-то школ церковных. Повторяю, это было в Польше, там хватало нормальных профессоров богословия. И владыка профессора богословия хотел взять на Собор в Москву, но в день отъезда выяснилось, что профессор заболел. Сейчас я цитирую слова митрополита Феодосия: “И тогда владыка Николай назначил меня членом делегации от нашей епархии”. 17-летнего мальчика… Действительно, так это и происходило в советское время. В составе делегации на Поместный собор: архиерей, от духовенства – настоятель кафедрального собора, а от мирян – казначей епархии. Где тут церковный народ? Чтобы действительно голос церковного народа был услышан на Поместном Соборе, необходима система выборов делегата, а для этого необходимо гласное членство прихожан в своем приходе. То есть, чтобы каждый христианин ощущал себя членом этого прихода, был бы внесен в списки прихожан, и тогда имел бы право голоса. Так происходит в наших приходах в Германии и в Америке. Там люди записываются в состав общины – это дает им право голоса, но это же налагает на них обязанность финансовой поддержки своего родного прихода. В Москве как узнать: кто прихожанин какого храма? Кто и где имеет право голосовать при выборе делегатов на Епархиальное собрание или на Поместный Собор? Значит поэтому, пока не будет гласного членства, Поместный Собор просто немыслим!

А с другой стороны, даже гласное членство невозможно – мы все живем в ожидании близких гонений, и зачем нам давать такую услугу тайной полиции – заранее составлять списки православных фанатиков и утверждать их у государства? Мы – советские люди, мы – пуганые, мы не любим, чтобы нас считали и нумеровали. Мы боимся списков! Поэтому – опять парадокс в позиции людей, которые требуют созыва Поместного Собора. Наконец, надо еще и следующее помнить: в древней Церкви миряне избирали священников, в древней Церкви миряне избирали и епископов. Но, простите, что это были за миряне? Это были миряне, памятью о которых нам достался Великий пост. Потому что Великий пост появился как памятник той поры, когда христианин перед крещением постился сорок дней, изучая Евангелие. Понятная логика: в римские времена принять крещение – значит подать заявку на свою собственную казнь. И здесь Церковь говорит: ты хотя бы попостись сорок дней, покажи, что ты можешь нести тяготы во имя своей веры! И в Дидахи – учении 12 апостолов (памятнике II века) сказано: “Перед крещением пусть постятся крещаемый и крещающий (наставник его, катехизатор)”. Вот отсюда родился Великий пост. Так вот, это были люди, которые были, во-первых, готовы умереть за Христа – им каждый день угрожала такая угроза, а во-вторых они всю свою жизнь проводили за изучением Евангелия, веры православной. Так вот, поэтому пока у нас в Церкви не будет миссионерского катехизаторского оживления, а значит, не только гласного, но и сознательного членства прихожан в общинах, до той поры невозможно делегировать право выбора иерархов на низы, на приходы. А значит – соответственно, и Поместному Собору.

Следующий тезис, по которому можно узнать реформатора, это фраза: “Наш народ – это хранитель Православия”. Да, такая фраза была в послании Восточных Патриархов Римскому Папе в 1848 году. Но однако же есть здесь ряд серьезных нюансов. Во-первых, противоречия: если у нас народ – хранитель Православия, то зачем вы цитируете не мнение народа, а мнение Патриархов о народе? Неавторитетный источник получается. Патриархи сказали: вы нам не верьте, спросите народ. Тогда мы действительно не будем вам верить! Во-вторых, эти греческие патриархи, я считаю, поставили рекорд лицемерия в церковной истории – именно авторы этого послания. Потому что в этом послании они много говорили о любви, о взаимном общении, о соборном духе в нашей Церкви… Но им и в голову не пришло, от имени Православия отвечая Римскому папе, посоветоваться с величайшей Православной Церковью мира – с Русской Церковью. С Русской Церковью, которая тогда возглавлялась Святителем митрополитом Филаретом Московским. Это была величайшая Церковь мира – Третий Рим. И она узнала об этом послании из европейских газет! Это что – торжество духа соборности? Наконец, простая вещь: нельзя хранить то, чего мы не знаем. И современность, и история учат, что, увы, народно-церковная масса Православие знает очень поверхностно (примеры я сейчас даже не хочу приводить, их любой желающий может в любых книгах по церковной истории найти, не говоря уже о современных социологических опросах). С точки зрения богословской, народ не может бать хранителем Православия по той причине, что хранителем Православия является Христос и только Он. Церковь – это тело Христа, и только Дух Христов, оживляющий это тело, и может его сохранить. А не отдельно взятая часть этого тела! Понимаете, не может часть тела сохранить все тело! Народ – это часть церковного тела, как и монашество, и духовенство, и иерархия, и церковные журналисты и т.д.

Следующий признак церковного реформатора сегодня – это преувеличение роли православных братств в защите Православия от унии на Западной Украине. Постоянное выпячивание этого тезиса: “Братства спасли Православие тогда, когда иерархи уклонились в унию!” К сожалению, на самом деле все было просто противоположным образом. А было следующее: в 1589 году константинопольский патриарх Иеремия II из Москвы ехал к себе в Константинополь (в Стамбул), проезжал через Польщу, и вот там, в западно-русском крае, во Львове, к нему пришли делегации местных Братчиков и нажаловались на местные церковные беспорядки (а непорядков, конечно, везде и всюду было много). Патриарх Иеремия был в дурном расположении духа, и его можно понять: только что в Москве ему “выкрутили руки” и заставили признать автокефалию Патриаршества Русской Церкви – независимой от Константинополя.

И вот тут вдруг приходят к нему братчики и говорят: “У нас все плохо, все не так!” В итоге Иеремия утверждает устав Львовского братства, в котором сказано, что братство имеет право суда над священниками.

Теперь, чтобы вполне оценить значимость этого текста, надо заметить мою ошибку: я вам соврал, когда рассказывал эту историю. Соврал я во фразе, что автокефалию Русская Церковь получила в 1589 году! Эта ложь сродни как если бы я сказал, что великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин родился в 1859 году в Ленинграде. Ну, не было Львова тогда! Не было! А был город, который назывался Лемберг. Типичный западно-европейский городок. И братства – типичные совершенно, не для Православия, а именно для Западной Европы, организации бюргеров. У нас братств нет, ни в Византии, ни в России. А вот эти цеховые, ремесленные и т.д. организации – группы лоббирования своих интересов, - они характерны для средневековой европейской истории. Теперь дальше. XVI век, конец его. XVI век в истории Европы – конец Реформации. Только что Реформация прокатилась по Польше, и Польша еле-еле устояла на краю этой пропасти. И все это происходило на глазах русских епископов, православных. Теперь подумайте сами: как с точки зрения православного епископата Западной Руси выглядела эта ситуация, особенно если учесть, что князь Константин Островский, лидер этих Братчиков, позволял себе высказывания вроде: “Нужен созыв нового Вселенского Собора, который отменил бы Таинства и другие человеческие измышления”…

То есть в глазах епископов - началась Реформация. Т.е. епископам показалось, что Реформация такова. То есть Патриарх им предал, значит, оставил их в заложниках в руках этих братчиков-мирян. У братчиков этих – явно протестантские симпатии. Т.е. реформация началась уже внутри Православия. И тогда им показалось, что им надлежит выбрать из двух зол: или латинство, или лютеранство. И тогда им показалось, что униональное латинство – это лучше, чем лютеранство. И надо заметить, что Брестский собор униональный, он не был навязан польским правительством. Король Польский Сигизмунд еще год не признавал решений Брестского собора об унии.

И для католических иерархов, дипломатов, польских властей уния была сюрпризом, нежеланным сюрпризом. Потому что они-то скорее желали бы полной латинизации православного населения Украины. А уния оставляла за ними некоторую неуязвимость: т.е. формально мы уже не ваши враги, но при этом сохраняем наши обряды, отчасти нашу веру и т.д. Так вот, все-таки действительно, на братствах этих лежит доля вины за появление унии. На следующем этапе истории братства действительно стали защитниками Православия, опорой Православия. Но сначала – увы, было то, что я сказал. Так вот, наши умные недруги, знающие церковную историю, бьют в эту вот точку: рассорить епископат, монашество и церковный народ, чтобы, соответственно, парализовав нашу Церковь, затем уже реализовывать свои планы. Поэтому не будем удивляться тому, что ведется такая кампания. Вот, когда я был недавно в Сербии, то спрашивал у них: а есть ли у них подобные издания – вот такие, вроде бы церковные издания, но при этом откровенно анти-иерархические. Мне сказали: нет, в Сербии такого нет. И это понятно, почему: с ними воюют прямо, бомбами. А здесь пока еще нужны более тонкие технологии!

Что касается телевизионных дискуссий и выступлений, я пока не обладаю пока достаточным их опытом, а тем более - опытом рефлексии над ними. Поэтому я могу просто сделать некие выводы из опыта дискуссий вообще публичных, с нецерковными людьми. Например, я считаю, что полезно иногда проявлять контролируемую эмоциональность. Я достаточно рациональный человек, достаточно управляемый и самоуправляемый. И если я говорю что-то резкое и эмоциональное, я обычно успеваю просчитать в голове - надо это или нет. И я считаю, что в данном случае надо, хотя бы для того, чтобы у людей не возникло (конечно, с участием лукавого "наставника") ощущения, что церковный человек (в данном случае - я) просто исполняет свой профессиональный долг. Ну, я работаю апологетом, мне дали командировку придти сюда, к товарищу Познеру, поболтать с ним часочек, а потом пойдем чай попьем с коньячком... Поэтому я считаю, что, с одной стороны, такого рода эмоциональность, конечно, негативно влияет на имидж в сознании изрядной части аудитории, но есть и другое искушение, другая опасность, которую желательно избежать. Однако, при этом такого рода эмоциональность, страстность, она должна быть, по крайней мере, дозируемой. По крайней мере, я стараюсь обычно и в письменной полемике, и в устной (и на телеэкране, ив устной встрече), чтобы уровень моей эмоциональности был бы на порядок ниже, чем у моего оппонента. Опять же по той причине, что в публичных встречах один на один проигрывает в глазах аудитории, которая не всегда может разобраться и запомнить все логические ходы и аргументы, - тот, кто начинает "кипеть". Если ты сердишься, значит, ты не прав! Однажды на одном ток-шоу, которого сейчас уже нет на экранах, где-то лет десять почти назад, была передача по сектам. Там я участвовал, А. Л. Дворкин, была какая-то сумасшедшая женщина в золотом платье (посланник какой-то галактики, что ли)... В телевизионном варианте сюжет развивался так: сидят интересные умные разные люди и спокойно беседуют. И вдруг какой-то лохматый диакон Кураев начинает ни с того ни с сего наезжать на приличных людей, обзывать их чуть ли не дураками и т.д. А дело в том, что на самом деле в эфирном варианте они поменяли местами реплики! Т.е. на самом деле там выступил какой-то сектант с крайне резкими нападками на Православие, а потом уж я на него реагировал. Но они поменяли это местами, поэтому получилось все, как им надо было! Так что такого рода вещи есть...

Вот еще случай с последней моей передачей у Познера: на мой взгляд, мы проиграли с минимальным счетом. То есть выиграть, думаю, на поле у Познера невозможно - он этого никогда не допустит - поэтому надо понимать, что в такого рода вещах надо уметь ставить небольшие задачи. То есть: неразгромное поражение - это уже хорошо. Это вообще, как мне кажется, очень важно в работе миссионера, а православная тележурналистика - это тоже миссионерская работа, а миссионер должен уметь ставить локальные цели. Одно из искушений в работе миссионера - когда ставится цель глобальная: покорить всю аудиторию, овладеть массами. А когда этого не удается, то семинарист или начинающий батюшка молодой, начинающий журналист приходит в отчаяние: "Ой, это не по мне! Народ нынче не тот пошел..." Мягкий вариант разочарования: "Нет у меня таланта, я этого делать не могу и поэтому не буду, буду служить и ничего больше..." Жесткий вариант разочарования в людях: "Это вообще уже быдло последних времен, они уже ничего не слышат, слова Евангельского моего не понимают..." И опять получается повод для отказа от любой активности миссионерской. Чтобы этого не было, я семинаристам говорю: "Ребята, поймите, лучший проповедник на нашей планете - Иисус из Галилеи - имел выдающийся плохой PR-результат! В любой современной PR-компании его бы не приняли на работу. Из миллионной Палестины найти только 70 учеников - по меркам современного пиара это очень плохо! Но христианин должен уметь радоваться небольшим победам..."

Как-то я работал со школой и довел до слез одну директрису школьную. В начале 90-х годов, когда я работал в Патриархии, между делом заходил в одну московскую школу с детишками поговорить. Честно говоря, в этом было не столько миссионерское рвение, сколько корыстный расчет, потому что времена были еще советские, а я все время ходил в рясе. Думал, что подростки неадекватно могут реагировать на неадекватную персону, поэтому с местными бандитами лучше познакомиться самому. Поэтому нанести первый удар я решил по школе, которая стояла в моем дворе, и пошел к ним сам: "Бандиты, слушайте меня, давайте знакомиться и т.д." В итоге из того класса, с которым я тогда работал, четверо мальчиков сейчас священники. И однажды этой директрисе я говорю: "Знаете, в чем различие между вами и мной: если вы год работали со школой и у вас два ребенка остались на второй год, значит, вы работали плохо! Если же я работал с этим классом, и у меня всего два ребенка крестились, то я счастлив. Считаю, что год прошел удачно!"

Так вот, я думаю, что телемиссионер, тележурналист или радиожурналист тоже должен уметь ставить локальные задачи и радоваться локальным успехам. Кстати, успех - это не только обращение человека в православную веру. Например, отец воспитывает сына. Но каждый день их общение состоит из прозаичных вещей: вытереть сопли, сходить в зоопарк, дать подзатыльник, вырвать из рук мороженое... А потом - через двадцать лет - отец скажет: "Я мужика воспитал!" Но нельзя же говорить так: "Сейчас у меня есть минутка на воспитание сына!" Это сумасшедший дом, если отец так будет воспринимать свое общение с сыном. Или - батюшка строит храм... Но каждый день на стройплощадке он решает локальные задачи и радуется им: цемент вовремя привезли, рабочие сегодня были не так пьяны, как обычно, удалось их убедить не материться хотя бы тогда, когда они алтарь отделывают и т.д. А потом - я храм построил!.. Точно так же - в работе миссионера. Если удалось удержать аудиторию, и она не расползлась до звонка - это уже победа!

Если эти люди пришли во второй раз - это уже потрясающе. Если тебе удалось в ходе общения с этим человеком (с этой аудиторией) разрушить какие-то стереотипы, карикатурные представления о Православии - это тоже хорошо. Скажем, они увидели, что есть там батюшки, которые могут, скажем, на равных вести дискуссию, что они владеют материалом современной науки и культуры... Так что и в случае с Познером я не тешу себя надеждой, что я в чем-то переубедил, в чем-то превозмог его, - мне кажется, это не так. Тем более, я был не в форме, потому что за лето слишком отвык от телевидения, от аудиторий, сейчас снова с трудом форму набирать приходится

Что еще интересного в той передаче я должен отметить? После нее я подошел к Гинзбургу и сказал: "Знаете, я вам завидую. Вы свою позицию защищали в одиночку, а у меня, к сожалению, были союзники! С одной стороны, это потому, что я - кошка, которая гуляет сама по себе. Я не командный человек, мне легче одному работать с аудиторией, у меня свой сценарий того, что я хочу сказать... Но главное не в этом. Если честно, то я расцениваю как удачу Познера - подбор участников, в частности, приглашение Натальи Нарочницкой. Почему? Она идеально соответствовала тому имиджу, который Познер хотел насадить в своей аудитории (тезис: "православные рвутся во власть!") И вот вам - суперправославная "железная леди" Православия! Из Думы! Со стальной интонацией в голосе! Причем с такой интонацией советской учительницы, которая пробуждает глубинные детские архетипы и страхи у любого слушателя. Понимаете, у вас - понятия православного человека. Православный человек слушает ее и понимает, что она говорит умные и хорошие вещи, поэтому православный человек может ее рационально воспринимать и соглашаться с ней. Это замечательная женщина, великий ученый наших дней! Но вы же журналисты, вы должны уметь смотреть глазами другой части аудитории - нецерковной, неверующей. И вот с этой точки зрения, с точки зрения Познера, для него это была удача. И я думаю, заранее просчитанная...

Что хотелось бы еще вам сказать? Чем больше сегодня будет у нас православных фильмов, тем лучше. Православный же фильм - это не только такой фильм, который говорит о Христе, о Православной вере и православных людях, а это фильм, который несет в себе православную систему ценностей. И с этой точки зрения, многие фильмы советские, на самом деле, вполне православные. И если эту тему развивать, я бы даже просто очень настоятельно советовал, чтобы каждый православный человек, особенно молодой, посмотрел американский фильм "Последний самурай". Это фильм, который учит сопротивлению в отчаянной ситуации - сопротивлению глобализации, вообще говоря, потому что фильм об американской глобализации конца XIX века, об уничтожении традиционной японской культуры. И вот это мужество бороться за свою веру до конца - оно там удивительно показано. Так что я очень рад, что подобные фильмы создаются.

Еще скажу, что в нашей церковной среде в последнее время сложилась такая мода: когда кто-то хочет поругать Патриарха, но у самого на это не хватает духу, тогда ругают диакона Кураева. В советские времена я это видел сам. Скажем, Алексей Ильич Осипов, профессор Московской духовной академии, конечно, не мог по правилам тогдашней игры сказать: "Ленин - такой-сякой, учит тому-сему и т.д." Но он делал иначе. Он говорил: "Знаете, недавно купил книжку в киоске, пишет какой-то Петров, доцент Урюпинского сельхозинститута. Этот доцент Петров пишет, что религия - опиум для народа. Знаете, братья, я не соглашаюсь с доцентом Петровым, потому-то и потому-то..." По этой же формуле вспоминают сегодня диакона Кураева. Потому что обычно по всем тем вопросам, по которым идет критика в мой адрес, за исключением, может быть, книжки о Гарри Поттере, о которой никто из наших иерархов не высказывался, по всем остальным позициям моя позиция - это позиция Московской Патриархии. Будь то ИНН, проповедь на рок-концертах и т.д. А недавно вообще был анекдот: владыка Арсений, викарий Патриарший, вызвал к себе игумена Сергия (Рыбко) - а он бывший рок-музыкант - и говорит ему: "Батюшка, что-то вы мало работаете с молодежью... А чтобы работать с молодежью, надо к ней идти..." - "Да..." - "Так надо идти туда, где она чаще всего собирается. Почему же вы редко ходите на рок-концерты?"

Христианское видение человека... В самом широком смысле, в произведении православного искусства даже может не упоминаться Христос или Бог. Но должно быть внимание к внутреннему миру человека. Догмат о покаянной пластичности человеческой души, о неудовлетворенности человека своим собственным наличным состоянием. Стремление персонажа, героя избыть себя, стать иным, чем он есть. Нежелание превратиться во мшелоимца - коллекционера всяких обыденных ненужностей. Может быть, сегодня это было бы востребовано. Мне кажется, самый эффективный способ работы практикует протоиерей Георгий Митрофанов - петербургский священник, преподаватель Петербургской академии. У него есть специальная клиповая нарезка фрагментов фильмов популярных. В основном, российских 90-х годов. Правда, он уже и за советские взялся. У него есть замечательная лекция, построенная по фильму "Торпедоносцы" и т.д. А начинал он с фильмов "Брат", "Мусульманин", "Вор". И вот, на кассете у него нарезаны фрагменты, которые он показывает, а затем дает комментарии - исторические, нравственные, историко-религиозные, богословские, и получается очень интересно. Т.е. если показывать перед, например, Гарри Поттером, какой-нибудь православный фильм, то получится очень по-советски ("Хроники пятилетки" - сначала, а потом - какой-нибудь боевик). Это очень понятно, и отношение будет соответствующее. Чем хороши видеомагнитофоны и видеоклубы? Тем, что существует кнопка "стоп": нажал - ребята, давайте посмотрим и обсудим, а почему это так? А как такое получилось? А в чем здесь неправда? Скажем, сейчас на экранах мира идет фильм "Король Артур" - откровенная масонская антихристианская поделка. Там можно просто каждую минуту делать стоп-кадр и давать комментарий: здесь ложь в этом, тут ложь в этом... Например, к вопросу о церковном облачении. Фильм начинается с того, что едет в карете римский епископ (тогда еще - в VI веке - православный), а у него на плечах омофор явно софринского производства! Вот здесь уже повод нажать кнопку "стоп" и начать разбираться: что здесь литургически и исторически неправильно.

Одна из идей, которую я сейчас озвучиваю, за которую меня ругают. Я слышал от мусульман, они говорят, что мы всецело поддерживаем усилия Русской Церкви по введению Закона Божия (потому что мы большие, а вы маленькие, и если мы раскроем дверь, то мы как-нибудь бочком в эту дверь протиснемся). Я боюсь, что сейчас логика и аргументация уже противоположны. И сегодня нам придется показывать пальцем на мусульман и говорить: вы знаете, а еще и нам бы также.

А сегодня я говорю, если бы Россия сохранила свое единство, чтобы у нее не было здесь раздрая православных и мусульманских народов, государство должно взять под свой контроль мусульманское образование – и, прежде всего, через средства массовой информации. Нужен мусульманский, с государственной цензурой, мусульманский телеканал. С этим обычно соглашаются. А потом я говорю: но было бы странно, если бы в России был мусульманский канал, но не было бы православного. Я думаю, что только такая логика срабатывает. И еще одну вещь хочу сказать: дорогие коллеги, я требую здесь максимум вашего внимания. То, что я сказу, будет очень скандальным, очень дискуссионным, но, повторяю, это очень важно. Я убежден, что нам пора переходить на язык чукчей. А именно: отстаивать Православие не с позиции большинства, а с позиции меньшинства! “Нас так мало, что нам просто необходимо свое православное телевидение, свой православный эфир!» Кстати, первое в мире гетто было организовано по инициативе раввинов. И я думаю, что, может быть, степень изуродованности нашего общества такова, что некая толика сознательного изоляционизма полезна. На всю Россию не получится, но такого рода резервациями должны быть православные дома, храмы и монастыри… Хотя бы отдельные очаги сопротивления – нет у нас одной линии фронта! Фронт давно прорван! Может быть, даже не в 1917 году, но гораздо раньше. И поэтому сплошную линию фронта – от Камчатки до Кенигсберга – не получится! Хотя бы отдельные “Брестские крепости” сохранить.

В качестве еще повода для размышления хочу привести слова Чаадаева: “Социализм победит не потому, что он прав, а потому что неправы его противники”.

В заключение у меня к вам две просьбы. Первая просьба такова: дорогие коллеги, пользуйтесь тем, что я еще жив. Когда я умру, то книжки мои останутся безответными – и кому что почудилось или померещилось в моих словах – этого уже не поправить, не прокомментировать. Пока я еще жив, есть возможность отвечать на какие-то слухи, недоумения и т.д. Поэтому если по ходу вашей работы какие-то странные вещи или слухи возникнут, не сочтите за труд выйти на контакт или хотя бы написать по электронной почте, прежде чем дальше развивать публично эти сомнения.

Кроме того, конечно, может оказаться, что правы вы, я что-то действительно не так сказал. Тогда буду благодарен за критику.

Я рад представить свою новую книжку «Как относиться к исламу после Беслана?” Такая статья была у меня в «Известиях” в сентябре, здесь она в полном виде, даже более развернутом, дискуссия, которая была и ряд других моих выступлений по этому поводу. Так что это некое средство для защиты от промывания мозгов на тему, что ислам к терроризму не имеет никакого отношения, что мы должны быть толерантны и т.д. Скажу о том, чего нет в этой книжке: где-то в середине октября в Ставрополе я был участником конференции, на которой владыка Феофан замечательный доклад сделал: он смог построить всех муфтиев своих республик (в Ставропольском крае почти шесть республик), и вот все эти главные муфтии один за другим выходили на трибуну и говорили, что “ислам осуждает терроризм”, “мы против терроризма” и т.д. Это правильно! Надо как можно чаще заставлять исламских муфтиев говорить такие слова. Но все-таки я скажу, что уехал с этой конференции опечаленным, потому что я увез впечатление, что эти лидеры ислама не смогут справиться с этой проблемой – потому что они ее не видят! Они твердят одно и то же: ислам и терроризм не имеют ничего общего! Нельзя говорить об исламском терроризме! Но, простите, если вы не видите проблемы, вы не сможете ее решить. Поэтому попытка нужна: снять очки и разуть глаза, чтобы увидеть, что проблема есть. И пророк Мухаммед лично участвовал, простите, в 62 боях, чего сказать об Иисусе Христе нельзя! И меч лежит у колыбели ислама: мы можем себе представить Магомета с мечом в руке, Моисея с мечом в руке, но не можем представить себе Христа с мечом в руке или Будду с мечом в руке. Может быть, по этой причине наследники этих двух религий – Моисея и Мухаммеда – без конца выясняют свои отношения на Ближнем Востоке

В заключение нашей беседы, я прошу всех вас помолиться о присно путешествующем диаконе Андрее!