Традиционно в общении с аудиториями и журналистами приходится слышать вопрос: «Скажите, а что Церковь думает о...?», «Как Церковь относится к этому…?» Я бы просил проявлять большую сдержанность и в формулировании таких вопросов и, тем более, когда вы пробуете на них ответить. Дело в том, что, по большому счету, от имени Церкви может говорить только Собор. Я имею право начать фразу с такого оборота («по учению Церкви, …») только в том случае, если я далее буду цитировать Символ веры. Вот тогда я далее могу сказать: «Да, по учению Церкви, есть Единый Бог, Творец неба и земли, видимых и невидимых миров…» В остальных случаях я должен выражаться аккуратнее. Я могу сказать: «По мнению такого-то святого отца…» При этом я должен различать «мнение святого отца» и «учение святого отца» - это не одно и то же. Потому что Церковь – это как аптека, и в ней бывает нужно прописать одному человеку, отдельному, какое-то отдельно взятое лекарство, но это не означает, что этот батюшка всем людям прописал именно это лекарство. Кстати, для меня это один из признаков подлинного духовника и подлинного старца – то, что у такого духовного наставника разные ответы на один и тот же вопрос для разных людей (конечно, когда речь идет не о богословии, не о вероучении Церкви, а когда речь идет о том, как это прилагать к твоей именно конкретной жизни). Я был свидетелем, как архимандрит Кирилл (Павлов), духовник Троице-Сергиевой Лавры говорит семинаристу, который просит у него благословения на безбрачный путь служения Церкви, и батюшка вскакивает, обнимает его и говорит: «Да, правильно, ты знаешь, в наше время, тяжкое такое, надо вот не брать на себя житейские тяготы, а всецело служить Господу, Церкви и т.д.» Тут же буквально подходит следующая женщина, тащит свою великовозрастную дочку за руку и говорит: «Батюшка, вразумите мою дуру – она чего удумала-то: замуж выйти хочет! Это в наше-то время, когда старцы говорят, что последние времена, а она – замуж, детей рожать будет!..» Знаете, отец Кирилл редко бывает гневным, а тут он даже с гневом сказал: «Что ты такое говоришь? В Евангелии что сказано? «И будет во дни те, как в дни Ноя. Люди будут жениться и выходить замуж, покупать и продавать…» Так что нечего тебе брать в голову это, пусть твоя дочь замуж выходит, детей рожает…» Поэтому надо различать мнение святого отца и учение святого отца – то, что он возвещает urbi et orbi, городу и миру - всему.

Далее – «учение святого отца» и «учение группы святых отцов», или, можно сказать, даже мнение какого-нибудь Собора Поместного, например. Но, опять же, не Вселенского (это несколько иной уровень). Далее можно сказать, «по мнению Духовной Академии», скажем… «По мнению профессоров богословия…», «таких-то проповедников современных…» Наконец, просто «по моему мнению…»

Конечно, особняком стоит, естественно, мнение Патриарха, мнение Синода. У нас в Церкви нет догмата о непогрешимости высшей церковной иерархии, но, тем не менее, если выбирать – где голос Церкви, в моей проповеди (диакона) или в слове Патриарха, то, конечно, гораздо более оснований предположить, что голос Церкви высказался через голос Патриарха. Что это означает? Что надо быть готовым к тому, что у Православной Церкви нет готовых вероучительных суждений по очень большому кругу вопросов. Точнее говоря, именно по тому кругу вопросов, который интересует именно журналистов. Потому что ведь не тонкости догматического учения интересуют ваших зрителей и вас самых обычно (в качестве журналистов), а вопросы реакции Церкви на современный мир.

Я помню, как я работал в группе, которая готовила «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви» (это документ, принятый на Архиерейском соборе 2003 года). Надо заметить, что наша рабочая группа нарушила благословение Синода. Потому что в решении Синода в 1997 году было сказано: «Создать рабочую группу по выработке социальной доктрины Русской Православной Церкви…» А когда мы начали над этим думать, то прежде всего отказались от слова «доктрина», потому что слово это какое-то не наше, холодное очень, официозное и, вдобавок, уже занятое латинской церковью. Что же, мы обезьянничаем что ли, идем по их следам? Как-то не хочется этого делать! Возникла идея: давайте переведем на русский язык! Слово «доктрина» означает «учение», социальное учение Русской Православной Церкви. Тут некоторое время мы соглашались, потом решили: нет, так нельзя, так нехорошо. Потому что Церковь может учить только тому, чему учил Христос! И ничему другому! Поскольку Христос не оставил нам социального учения, то поэтому было бы странно, если бы мы предлагали какое-то такое учение людям. (То есть в Церкви только одно учение может быть – евангельское). И поэтому мы вынуждены были взять самое мягкое слово: концепция (представление). И «Основы социальной концепции…» - название этого документа. «Основы» означает не фундамент, а эскиз, некий набросок. И об этом на Архиерейском Соборе 2000 года специально говорилось, что это документ, который будет еще дополняться, будет меняться, потому что это церковная реакция на то, что происходит в современном бурлящем мире. Будут новые вызовы, новые проблемы, и практика реализации этой концепции тоже покажет свои, может быть, и недостатки и т.д.

Вообще, когда я слышу вопросы в таком стиле (например: «Скажите, а что Церковь думает о Гарри Поттере?»), то в ответ я могу сказать только одно: «Много чести для Гарри Поттера, чтобы Церковь о нем что-нибудь думала!» Потому что, еще раз повторю, от имени Церкви может что-нибудь сказать только Собор, а я не могу представить себе Собора, в повестке дня которого, где-нибудь под пунктом 15, значилось бы: «выработка отношения к Гарри Поттеру».

Поэтому здесь должна быть такая осторожность – и в своих словах, и в позиционировании ответа вашего церковного собеседника. Особенно, когда речь идет о современных проблемах, типа политических. Здесь христианин и, конечно, священнослужитель, в том числе, может занимать любую позицию (кроме, может быть, откровенно людоедской), но при этом он должен позиционировать свою позицию именно как свою, четко оговаривая: «Знаете, да, это мое мнение, мое восприятие!» Не выдавая цвет своей рясы за авторитет всей Церкви, которая должна думать точно так же, как мне кажется в эту секунду.

Итак, вот это – одна из самых сложных задач церковной жизни: как расслышать голос Церкви. Любой православный человек желает быть в послушании у Церкви. Но чтобы слушаться, надо слышать. И здесь возникает вот этот вопрос: где голос Церкви? Я хочу его послушать, как мне его найти? И надо заметить, что православным быть очень трудно, потому что в Православии нет непогрешимых органов. Католиком быть легко: «Рим сказал, дело закончится». Там легкая формула: «Церковь - это я» (т.е. римский папа). Легко быть протестантом: если мне не понравилась проповедь моего местного пастора, я хлопнул дверью и ушел в соседний кинотеатр, создал там свою супер-апостольскую, супер-евангельскую церковь… А православному человеку некуда уходить из Церкви: она одна и единственная. Поэтому это важнейшая задача: научиться жить в Церкви. Оказывается, мало в Церковь придти, надо уметь выжить в Церкви! Надо уметь остаться в Церкви! И опять же – не принять какие-то околоцерковные голоса за голос самой Церкви. И готовых формул здесь быть не может. Вообще, я считаю, что это не недостаток Православия, а именно показатель его жизненности. Потому что формулу смерти знает любой человек (например, формулу цианистого калия), а формулу жизни не знает никто. И окончательная формула жизненности Православия – она тоже никому не известна. А формулы ереси – они многочисленные, конечно же. Так вот, где-то на самой вершине, какую бы область мы ни взяли церковной жизни, при всем обилии у нас Типиконов, канонов, уставов и т.д., все-таки на вершине православной жизни последнее слово остается за неким духовным тактом человека. По слову апостола Павла, «у опытных чувство навыком обучено различению добра и зла». И поэтому главная задача – воспитать в себе такое вот чутье. Как умение слышать, умение чувствовать – духовный вкус, духовный такт. А формальных критериев здесь нет. Потому что может ошибиться иерарх, может ошибиться богослов, может ошибиться монах, может ошибиться народное собрание. Нет готового, заранее ясного, рецепта. И этим, конечно, пользуются наши недруги. Поэтому я бы хотел сейчас еще, может быть, пройдя начальную фазу нашего общения, сказать нечто главное и, может быть, самое тревожное. Центральный тезис, который я, может быть, хотел бы озвучить в вашей аудитории, следующий: по моему убеждению, наша Церковь вошла сейчас в эпоху реформации. С одной стороны, мы стоим в преддверии классической реформации. Скажу пару слов о классической реформации немецкой XVI столетия. Во-первых, оказывается, день реформации – это 31 октября, т.е. просто Хэллоуин (во всем мире лютеранская церковь отмечает день реформации 31 октября). В этот день Лютер огласил свои знаменитые 95 тезисов, с которых началась реформация. Но самое удивительное, что как раз к этому дню в мировой прессе, в том числе, и в российской, появилась потрясающая публикация: «Главное археологическое открытие XXI века». Оказалось, что в Германии раскопали нужник Мартина Лютера. Казалось бы, что в этом особого… Но, по свидетельству его друзей, Лютер страдал запорами и поэтому изрядную часть своей жизни проводил именно на этом седалище. Так вот, директор музея Мартина Лютера, г-н Райн (в Виттенберге, где раскопали фундамент этого садового туалета) заявил, что общеизвестно, что Лютер эти свои 95 тезисов написал именно в туалете: «Поэтому для нас так дорого было найти остатки этого туалета, и я никогда не решусь им воспользоваться сам – такая для меня это святыня!..» Здесь, конечно, нельзя не заметить иронии судьбы, потому что протестантство включает в себя пафос иконоборчества, пафос отрицания православных мощей, останков святых и т.д., но свою святыню они все-таки нашли, и она оказалась весьма своеобразной! Поймите, туалетом пользуемся мы все, и это понятно, но все-таки, думаю, какое-то значение имеет в нашей жизни, когда основатель религиозного движения – именно создатель нового движения, а не просто комментатор чего-то старого, уже не им созданного – где он находит место своего вдохновения!.. Это, конечно, мне кажется, стоит того, чтобы взять на заметку.

Да, но у нас эта реформация опоздала на полтысячи лет и начинается сейчас, мы стоим в ее преддверии. Итак, о чем я говорю? Во-первых, я боюсь семинаристов. Боюсь по следующим причинам.

10 октября этого года в Петербурге состоялся рок-концерт «Золото на черном», посвященный столетию подводного флота России. Со сцены выступали Константин Кинчев, Андрей Кураев, Юрий Шевчук, ну и дальше: «Митьки», «Пилот», какие-то еще группы (я не дослушал до конца, я улетел). 17 тысяч ребятишек… Было, по-моему, достаточно интересно. Затем я возвращаюсь в Москву и рассказываю митрополиту Клименту, управляющему делами Патриархии, о том, как я в очередной раз схулиганил, был на рок-концерте… Реакция митрополита была удивительная: он меня выслушивает, а потом с некоторым недоумением говорит: «А, собственно, что в этом такого особенного? Мы же в решениях Архиерейского Собора специально записали, что «необходимо активнее использовать формы современной молодежной культуры во внебогослужебной проповеди»… Так что зачем вы мне это рассказываете? И здесь настала пора удивиться мне. Потому что первая такая акция была всего-навсего в январе 2003 года, прошло полтора года и то, что казалось невероятной выходкой, вдруг стало восприниматься как некая норма. И вот надо заметить, что это меня немножко испугало. Меня испугала именно скорость такого рода перехода, смены реакции. И надо заметить, что я в последнее время задаюсь таким вопросом: мне интересно, как быстро имя диакона Андрея Кураева в глазах семинаристов станет синонимом мракобесия, отсталости, консервативности и т.д. Я думал, что лет двадцать-тридцать пройдет, но после этой беседы я так испугался, что, может быть, это все гораздо быстрее настанет.

Теперь – по более серьезному поводу. Действительно, я с этого года работаю, прежде всего, в Московской духовной академии и семинарии, и надо заметить, что я боюсь семинаристов. Я боюсь современных семинаристов, потому что они оказались в уникальной ситуации. Впервые за двадцать веков наше церковной истории мы сейчас учим наших семинаристов критиковать чужую веру. Большую часть истории Церкви семинарий вообще не существовало, было такое домашнее приходское обучение. Когда появились в семинарии? В России в XVIII веке это было. Конечно, дух семинарии – это зубрежка, это «знай свое», и т.д. Конечно, знать какие-то секты – это было ненужно в рамках Российской Империи это, действительно, было излишним. В советские годы семинарии были и вокруг была враждебная идеология, но она была настолько враждебна и настолько сильна, что, опять же, в семинариях было немыслимо учить ее критиковать. И вот только сейчас, с 90-х годов XX века, мы, преподаватели семинарии, должны учить наших детей критиковать чужую религиозную веру. Т.е. есть феномен веры – и надо учить опровергать мифы: почему это не так, почему нельзя верить этому сообщению, почему такая трактовка неверна и т.д. Понимаете, чем это чревато? Привив детям вкус и навык к критической мысли (а без этого сегодня нельзя), дальше возникает зона неопределенности: а смогут ли эти дети потом этот обретенный ими навык не обратить на критику своей веры? Тем более будет это им трудно, ведь нам же приходится учить их критиковать и псевдо-православные суеверия, которые сегодня тоже в изобилии существуют и публикуются. Не только веру кришнаитов, рериховцев и т.д., а надо учить семинаристов разбираться, стоит ли верить рассказам о чьих-то видениях, чьих-то откровениях, о невероятных чудесах и т.д. И дальше вопрос опять неформальный: хватит ли у них этого внутреннего такта для того, чтобы суметь эту естественную инерцию критицизма остановить на пороге сути православной веры. И вот законы статистики как раз отвечают однозначно неутешительно: конечно же, не хватит! Конечно же, среди тысяч современных семинаристов найдется несколько десятков, а, может быть, и сотен, которые не смогут этого сделать и которые, тем не менее, будут в Церкви, останутся в ней, а не просто уйдут в киоски торговать по получении семинарских дипломов. И в результате мы получим поколение людей, богословски грамотных, с навыком критической мысли, внутрицерковных людей, но при этом этот дар критической мысли, обретенный ими, боюсь, многие из них обратят на само Православие. И вот с этой точки зрения я с печалью должен сказать, что некая вероятность внутрицерковного приступа обновленчества вполне возможна в церковной истории нашего XXI столетия. Но, однако, не эта реформация является самой близкой и самой опасной. В России началась (уже началась!) реформация другая: это реформация опричников, реформация с лицом Григория Распутина и голосом Жанны Бичевской. Потому что реформация – это, прежде всего, анти-иерархическое движение мирян. Под какими лозунгами идет эта реформаторская волна – это уже дело десятое. Кроме того, исторически хорошо известно, что сами реформаторы очень часто сами себя считают консерваторами (скажем, тот же Мартин Лютер бы убежден, что он всего лишь навсего возрождает первоначальное христианство). Та же иллюзия была у его предшественников (я имею в виду деятелей-гуманистов эпози Возрождения): им казалось, что они возрождают античность, на самом деле они создавали совершенно новую идеологию, совершенно новую культуру. Так вот, и нынешним опричникам кажется, что они консерваторы (а они себя таковыми считают), на самом деле они создают совершенно новую модель религиозного поведения, совершенно нехарактерную для былых столетий нашей церковной истории. В качестве примера того, как это работает, можно привести очень активно распространяющуюся книжку (кажется, с Украины она идет), которая называется: «Беседы и поучения старца Антония». Автор этой книжки - некий священник Александр Краснов. Эта книга – это классический пример спецпроекта по уничтожению Православной Церкви. Это именно спецпроект, т.е. идеальный рецепт. Я давно догадывался, что можно вот так это сделать, а именно: придумывается некий персонаж, ему сочиняется «духоносная» биография, влагаются в его уста несколько вполне святоотеческих советов и примеров, немножко чудес, немножко случаев прозорливости, а вот затем уже добавляется по вкусу: что я хотел бы через уста этого святого озвучить! С самого начала издатели этой книги предупреждают, что старца звали не Антоний, а иначе, но «по известным тебе, читатель, причинам, мы не можем тебе сказать, как его звали на самом деле». В каком городе, в какой епархии он служил, тоже не скажем… Т.е. проверить нет никакой возможности – правда ли, что такой старец был и что он именно говорил, и приходится принимать все на веру… Опять же, все сделано очень благочестиво: люди, которые создали этот проект, понимают критерии, по которым православный человек испытывает доверие к этому человеку, к этой книге и т.. В этой книге есть совершенно замечательные духовные советы. Например, я с огромной радостью нашел там расширение классической формы монашеской жизни. Классическая форма звучит: ora et labora (молись и трудись), в этой книжке появляется третий член: молись, трудись, делись… По-моему, совершенно замечательно. Особенно, если слово «делись» понимать не на жаргоне, а просто в нормальном христианском смысле. Т.е. там есть хорошие очень слова, хорошие примеры, хорошие страницы. Но по ходу чтения начинают загораться тревожные огоньки. Сначала я скажу, где у меня впервые появился сигнал тревоги, зажглась лампочка в мозгу, не менее красная, чем на ваших телеэкранах. А именно, когда в этой книжке я прочитал следующий текст. Сюжет перед этим был таков, что старец Антоний – это человек, который сочетает в себе высокую богословскую образованность и личный духовный опыт, говорится о том, что в келии старца Антония стояли тома святых отцов на латыни и на греческом языке. Окончил он семинарию в царские времена, дореволюционные еще, поэтому уровень его образования был вполне классическим. Читаешь и, конечно, благоговеешь: какой замечательный батюшка! И вдруг натыкаешься на такую фразу: старец Антоний якобы говорит: «да, я помню, когда я был семинаристом, как хорошо нам было учиться за стенами Троице-Сергиевой Лавры, сидеть там в библиотеке и читать творения святых отцов…» Конечно, любой читатель (особенно украинский) прочитает, умилится и скажет: «Да, я тоже так бы хотел…» А я, как профессиональный книжник и вдобавок учившийся в Московской семинарии и там ныне преподающий, говорю: «Да что же за чушь, прости, Господи!.. Не было никакой семинарии в стенах Троице-Сергиевой Лавры в дореволюционные годы!..» Троицкая семинария прекратила свое существование в 1814 году. Вряд ли в те годы старец Антоний учился там. Т.е. с той поры как Московская духовная академия из Москвы, по указу Императора Александра I переехала в Троице-Сергиеву Лавру, то семинария из Троицы была выселена в Вифанский скит, где и существовала до известных революционных событий. И снова семинария появилась в стенах Лавры только в 1948 году, уже в сталинские годы. Поэтому никак не мог Батюшка Антоний в стенах Лавры учиться в семинарии накануне революции! То есть становится уже понятным, что перед нами выдуманный персонаж с выдуманной биографией. Дальше – смотрим на его эрудицию.

По ходу книжки рассказывает автор (священник Александр Краснов – опять же, неизвестный никому персонаж) утверждает: «Зашел я однажды в храм, где служил батюшка Антоний. Захожу в алтарь, я был в плаще, с дороги… А о. Антоний сурово мне сказал: «Ты так больше не делай. По правилу святых апостолов, нельзя входить в алтарь в мирской одежде…» Опять же, обычный читатель это проглотит: «Надо же, какой правильный батюшка, как он стоит на хранении канонов!» Но я – старый книжник – говорю: «Ну, ложь это! Ну, нет в Правилах святых апостолов ничего… Во-первых, Правила святых апостолов – вполне определенный кодекс церковного права на рубеже II-III веков. Соответственно, в Апостольских Правилах ничего не может быть ни о какой одежде быть сказано, потому что в это время никакой «спецодежды» у духовенства не было! Не только в миру, но даже и в храме, и в алтаре – не было еще никаких специальных одежд! На всякий случай, напомню, что знаменитый любимый мой диаконский орарь появляется у диаконов только в V веке. А сначала это был знак отличия для епископа (не для каждого епископа). Дело в том, что была такая странная манера: императоры римские носили на плече плат, чтобы можно было вытереть пот и т.д. И вот в порядке особого жеста благоволения императора к какому-то чиновнику высшему придворному, император этот платок дарил ему, и тот, конечно же, этот платок с царского плеча тоже начинал носить. И потому со временем, к IV веку, этот платок на этом месте стал означать знак принадлежности к высшей имперской аристократии и номенклатуре. И когда Церковь стала частью имперской системы, с точки зрения аппаратного мышления, то этим правом ношения платка стали пользоваться некоторые приближенные архиереи как лица, приближенные к императору. А потом потихоньку символика начала меняться и постепенно дошло до диаконов. Но это отдельная тема – историческая литургика, история наших облачений, но, уверяю вас, во II веке не было их просто! Что касается мирской одежды, то тем паче. В начале V века блаженного Иеронима спрашивает молодой священник: «Какую одежду мне носить?» У блаженного Иеронима одно требование: «Она должна быть чистой и опрятной и, главное, избегай белого и черного цветов, не выделяйся!» И одежда наша – ряса – в турецкие времена появилась, даже в Византийской империи не было рясы с широкими рукавами. А что касается подрясников – так это самая обычная одежда: посмотрите телевизор, вы увидите, что любая арабка, палестинка, одета, как наша монахиня где-нибудь в Пюхтицах, - совершенно точно так же.

Короче говоря, сразу видно, что уже и богословская грамотность этого старца Антония вызывает сильные подозрения. Но когда дальше в этой книжке читаешь: «бензин – это адское топливо, многоэтажки – сатанинское изобретение…» Знаете, когда я семинаристам рассказываю, почему-то им нравится больше всего следующая цитата: «В библиотеку ходить нельзя, потому что на книге, которую ты берешь в руки, каждый предыдущий ее читатель оставил свой отпечаток – либо след небесной благодати, либо отблеск адского огня»! Но это не главное. Главный тезис этой книги – противопоставление старчества и епископата, причем наглое противопоставление, типа: «А где было это ваше священноначалие, когда ереси Ария, Аполлинария, Нестория, Евтихия и иконоборцев одолевали Вселенскую Церковь!? Старцы богоносные – они возвысили свой голос!» Ну, просто полная чушь! А что, Афанасий Великий не был Патриархом разве, борец против арианской ереси? А ересь Евтихия разве обличал не Лев Римский, Римский Патриарх? А против ереси Нестория разве не восстал Кирилл Александрийский, Александрийский Патриарх?! А разве не святые Патриархи Никифор и Тарасий обличали ересь иконоборцев?!

Видите ли, есть два типа устроения религиозных общин (я перехожу на язык светского религиоведения). Во-первых, харизматическое устроение. При таком устроении статус религиозного лидера определяется личными дарованиями и талантами человека, его магическими талантами: колдовскими, духовными, йогическими, просто его образованием – начитанностью и т.д. Какой минус при организации харизматической общины? Первое – это отсутствие ясных критериев проверки доброкачественности опыта наставника, а второе – отсутствие преемственности. Неочевидность преемственности. И поэтому харизматические общины очень быстро вступают на путь бесконечных дроблений и расколов. Противоположный путь устроения религиозной общины – это институциональное священство.

Эразм Роттердамский в полемике с Лютером, защищая латинство, сказал так: “Кому Бог даровал должность, на того Он излил дары Святого Духа”. В чем плюс такого рода организации, понятно: ясная преемственность, стабильность религиозной жизни. В чем минус – тоже очевидно. Это быстрое возрождение фарисейства: верность форме при выхолощенном содержании.

Что касается Православия, то в нем совмещается и то, и другое: и харизматическое, и институциональное начало. С одной стороны, православный верит в то, что Господь Свои Таинства совершает через православного священника, независимо от личного достоинства этого священника. Что означает такая моя вера? Это означает, что если я иду причащаться, иду участвовать в Таинстве Церкви, то я не должен перед моим причастием исповедовать батюшку литургисающего: “Батюшка, а признайся, ты духовный человек? Сколько акафистов сегодня ночью прочитал?.. Как ты постился прошлую неделю? Ну, вроде бы ничего – подходит! Ладно, тогда, так и быть, ты и меня причасти!”

Итак, с одной стороны у нас в Церкви есть институциональное понимание священства, а с другой стороны – в Церкви есть харизматическое духовенство, харизматический принцип. Т.е. когда речь идет не о Таинствах Церкви, а о личном общении двух людей, о передаче личного духовного опыта, тогда уже нужно искать духовного наставника. Это зависит не от сана, и простой мирянин, да и женщина (если у этой старицы есть личный духовный опыт) могут быть использованы в качестве личного духовника. Так вот, в Православии есть и то, и другое. И это одна из причин такой устойчивости Православия – что оно переходит из столетия в столетие, не изменяя своей собственной идентичности. И вот именно в эту точку и направляется главный удар современной реформационной литературы и пропаганды: поссорить епископат и монашество, монашество – и приходское духовенство, монашество – и духовные школы. Расколоть между собою и посеять раскол в Церкви. Примером успеха такого рода агитации служит дивная сцена, которая имела место во дни проведения Архиерейского Собора нашей Церкви в минувшем октябре. Произошло следующее. Наверное, вы все знаете, видели и слышали, что во время работы Собора, напротив выхода из Храма Христа Спасителя, стояла группа пикетчиков. Которые что-то там кричали… И митрополит Сергий Воронежский, выходя однажды из зала заседаний Собора, подошел к этим пикетчицам, чтобы присмотреться, поговорить. Проходит мимо, а одна из пикетчиц сует ему листовку и говорит: “На, возьми!” А соседка ее: “Слушай, ну, зачем ты так грубо? Может быть, это батюшка…” – “Да какой это батюшка, ты что, не видишь: на нем панагия, ведь это епископ!”

Скажу еще одну вещь про книжку о старце Антонии: потому что это очень важно, всюду такой миф есть в церковной среде. Главный тезис книжки про старца Антония, помимо того, что там “наезды” на епископов и другое, следующий. Если ты священник и у тебя дома “в заначке” есть антиминс, то ты можешь наплевать на правящего архиерея и служить на нем в любом сарае! Это очень серьезно, потому что это главный тезис расколоучительной пропаганды! Рецепт, как создать катакомбную Церковь – независимую, неофициальную и т.д.

Я расскажу одну историю. Несколько лет тому назад, дело было в Херсоне, гощу я у архиепископа Ионафана, управляющего делами Украинской Православной Церкви (канонической Церкви). И владыка мне говорит: “До меня дошли слухи, что один мой благочинный собирается в раскол к Филарету уходить! И для меня это будет большая проблема, потому что у нас здесь на Украине есть свои традиции, своя семейственность, в частности, и если этот батюшка уйдет, то за ним все его сыновья, племянники и т.д. потянутся за ним. Таким образом 10-15 приходов я сразу потеряю! Поэтому я напросился в гости к этому батюшке на ближайшее воскресенье послужить и поговорить. Если хочешь, поехали со мной!» Конечно, я согласился. Послужили, а после службы – трапеза, и на ней владыка Ионафан начинает разговаривать с батюшкой. Начинает издалека: “Батюшка, вы здесь человек самый опытный по литургическому служению, молодые священники здесь с нами сидят. Я вас прошу, не могли бы вы вашим литургическим опытом поделиться с молодыми батюшками?” Ну, батюшка соизволил, согласился: “Как благословите, владыка…” – “Благословляю…”

“Вот, дорогой отец Василий (батюшка молодой, по-моему, отец Василий), скажите, пожалуйста: когда вы начинаете литургию служить, у вас ведь антиминс есть на престоле?» - “Да, конечно, есть, владыка!” – “Батюшка, а вот этот антиминс, когда вы служите литургию, в начале литургии – он свернут или развернут?” – “Конечно, свернут, владыка!” – “А в какую минуту литургии вы его разворачиваете?” – “На ектении после Евангелия…” – “А вот вы развернули антиминс, вы просто смотрите на него или что-нибудь с ним делаете?” – “Я целую антиминс, владыка!” – “Замечательно! А вы не помните, в какую минуту вы его целуете?” - “Когда ваше святое имя поминаем на ектении…” – “Спасибо, батюшка! А вы не помните, что именно вы целуете на антиминсе?” – “Ну, мощи целую, которые в антиминс зашиты!” Владыка в лице меняется и грозно говорит: “Мощи? Ты мое имя целуешь!” И владыка после этого проводит ему небольшую лекцию по введению в екклезиологию, в литургику: что такое антиминс, что такое епископ и т.д.

Антиминс – означает “вместопрестолие”. Понимаете, где епископ – там полнота Церкви. То есть, если бы здесь был епископ, он вполне мог бы служить на этом столе! Без всякого освящения! Он мог бы служить тут Литругию! На Соловках епископы служили в камерах, и престолом в Древней Церкви в катакомбах служила просто грудь соседа по камере: на эту грудь ставили чашу, хлеб (какой-нибудь клюквенный сок, вместо виноградного, и черный хлеб)… Потому что епископ может все: это преемник апостолов.

Так вот, если храм находится далеко от кафедрального города, и епископ по каким-то причинам не может приехать на его освящение, тогда священнику благословляется иерейским чином освятить престол, а епископ выписывает туда антиминс. Антиминс – означает “вместопрестолие”. Сам епископ, повторяю, может служить без антиминса. Он выписывает антиминс для тех храмов, где он сам отсутствует на литургии. Или – если в соборе проводится литургия без епископа, тогда тоже антиминс будет необходим.

Дальше… В правилах нашей Церкви – если храм освящен архиереем, то в основание престола положены мощи святых. Если же освящение престола и храма проводится малым чином, иерейским, то мощи не закладываются.

А в Греции, в тех случаях, если храм и престол освящены иереем, тогда архиерей подписывает антитминс, в который вложены мощи святых. Но если храм освящен самим архиереем, то мощи не вкладываются в антиминс, потому что они есть уже в престоле. А у нас всюду во все антиминсы вкладывают мощи, поэтому и у этого несчастного отца Василия несчастного возникла иллюзия, что главная святыня антиминса – в мощах, а не в подписи архиерея. На самом деле, о том, что в антиминсе мощи святых - не главное, свидетельствует хотя бы то, что почти никто из священников не знает, чьи именно мощи находятся в его антиминсе. Не знают даже имени этого святого, чьи мощи присутствуют при совершении им евхаристии.

Так вот, соответственно, получается абсурд, когда священники у нас сегодня служат на антиминсах, освященных или усопшими архиереями, или архиереями, переведенными в другую епархию! Получается: ты устами возглашаешь имя одного архиерея, а целуешь имя другого архиерея! И вот это – экклезиологический нонсенс, на самом деле. И вот на этом нонсенсе сегодня и пробуют играть раскольники.

О чем я говорю, когда говорю о расколе? Я полагаю, присутствующих не стоит убеждать в том, что у России есть серьезные геополитические враги. И эти враги – не просто какие-то государства заморские или закордонные. Это, прежде всего, транснациональные монополии. Россия слишком большая, вкусная и богатая страна, чтобы разрешить ей быть самодержавной. “Самодержавие” – “автократия” – означает не образ правления, а само наличие правления. Самодержавное государство – значит, не колония. Самодержавие – это не монархия, а “не колония”. Скажем, Советский Союз времен Сталина или Брежнева был самодержавной страной. Российская федерация времен Ельцина, увы, таким статусом не обладала. Про сегодняшние времена говорить не хочется, хочу оставить еще место для надежды.

Так вот, есть серьезные геополитические силы, которые не заинтересованы в том, чтобы Россия самостоятельно распоряжалась своими ресурсами: и интеллектуальными, и своими недрами, и пространствами и т.д. Значит, для того, чтобы не допустить возрождения России в XXI веке в качестве самостоятельного сильного государства, необходимо блокировать все возможные варианты ее национального возрождения.

Давайте исходить из того, что наши оппоненты по этой геополитической игре (я хотел бы, чтобы этот термин был проговорен, ведь не случайно один из наших оппонентов в этой игре, Збигнев Бжезинский, назвал свою книгу о геополитике: “Большая шахматная доска”. И это очень точное название. В футболе я не должен думать за своего оппонента, а играя в шахматы, должен. И надо уметь, играя в шахматы, смотреть на доску глазами своего соперника. Так вот, давайте посмотрим на нашу сегодняшнюю ситуацию глазами наших врагов. И тогда очень многое станет понятным.

Первое, что я хочу предположить (думаю, что доказывать этого не надо): против нас играют умные люди. Эти умные люди знают историю России и знают историю Церкви!

Кстати, две маленькие детали… Первая: г-жа Кондолиза Райс, работающая в администрации Буша, по образованию русист. То есть она окончила университет и занималась исключительно историей России. В США именно в 90-е годы переместился Всемирный центр византологических исследований. Эта организация выделала гранты, они давали кафедры в университетах, они скупали умы, и в итоге ведущий центр сегодня по истории Византии находится не в Европе, не в Греции и не в России, а в США. И это очень странно: казалось бы, зачем американцам такой пристальный интерес к истории Византии? Но ведь история Византии – это история Православия. Не зная историю Византии, не поймешь историю Православия. И, очевидно, у них есть свой интерес к Православию: они понимают, что нас надо нейтрализовать.

Так вот, изучение истории России показывает, что за 1000 лет нашей истории наша страна и наш народ неоднократно бывали в кризисных состояниях, но выходили из них. Выходили по-разному. Иногда – по призыву Церкви (как в смутное время), иногда – гением своих генералов, иногда – под руководством своих царей. Так вот, надо блокировать все возможности! И, в частности, необходимо блокировать возможность религиозного возрождения русского народа. Дело в том, что у американцев больная мозоль – это иранская контрреволюция (революция Хомейни). Вот пример, когда вестернизация (“озападнивание”), которая велась правящими кругами (шахом Пехлеви), эта программа была сорвана через религиозную проповедь. И вот чтобы подобного рода отката назад, который произошел в мусульманском мире, не было в Православном мире, - для этого необходимо блокировать возрождение Православия. Надо маргинализировать Православие. Для этого есть несколько рецептов. Например, возрождение сект, это рецепт, всем понятный. Второй рецепт – попытка изнутри мутировать саму Православную Церковь. Это то, что было сделано в начале 90-х годов, когда началась активная пропаганда идей убиенного отца Александра Меня – его экуменических идей, либеральных… И я, честно говоря, не исключаю, что, может быть, и ради этого его и убили, чтобы тем самым придать его трудам больший авторитет и тем самым подтолкнуть Церковь в желаемую сторону “полевения”. Но этот проект, в общем, тоже не удался, потому что ни монастыри, ни духовные школы, ни епископат, ни духовенство, ни церковный народ этих идей не приняли. Тогда следующий вариант – это маргинализация, раскол Православия. Украинский вариант: расколоть Церковь, чтобы разные православные полемисты дрались друг с другом и не обращали внимания на тех же сектантов. Но вот это удивительное чудо нашей истории – то, что за 90-е годы, годы всеобщего раздрая и шатания, Церковь в России сохранила свое единство. Это чудо! Такое ежедневное, повседневное, незаметное, но все-таки это чудо. И, конечно, это чудо кому-то мозолит глаза. Кому-то хочется расколоть Церковь. Теперь – дальше: как?

Представьте себе, что мы на заседании какого-то известного мозгового центра, перед которым поставлена задача организовать раскол Русской Церкви. Мы с вами знаем историю России, и мы с вами знаем, что русское народное церковное сознание устроено довольно своеобразно. Оно косит налево, мы страдаем “косоглазием”. История России показывает, что у нас изначально крайне осторожное отношение к любым попыткам что-то реформировать в Церкви: изменить, обновить, оставить в прошлом… Любые попытки изменить что-нибудь в Церкви под левыми лозунгами блокируются церковным сознанием, не приемлются. Но зато справа – танковой колонной пройдут, и никто не заметит! Главное – под правыми лозунгами: “Больше каноничности!” и т.д. Скажи эти дежурные слова: “Мы – за каноны!”, а дальше любую чушь говори, но уже упаковка будет правильная, и народ проглотит. Вот так построена книжка про старца Антония. Он на каждый странице клянется жить по канонам, а потом тут же их нарушает (я потом поясню, как он это делает, очень интересно). В истории России хорошо заметен факт: удачным расколом оказался только раскол справа: раскол староверов.

Итак, если хочешь расколоть Русскую Церковь, начни ее раскалывать под правыми лозунгами: “Больше каноничности!” Но как это сделать, если все каноны Церкви говорят против раскола!? Если любой сознательный православный христианин знает слова Златоуста: “Грех раскола не омывается даже мученической кровью!” Как заставить каноны служить на раскол Церкви? Опять же, знание истории Церкви и нашей психологии дает ответ на этот вопрос: надо всего лишь одну вещь добавить ко всему этому, надо сказать, что сейчас настали последние времена! Все! И тут же срабатывает цепочка: время антихриста – это время подмен. Антихрист – фальшивомонетчик (приставка “анти” в греческом языке означает “вместо”, поэтому антиминс – “вместопрестолие”, “антидор” – “вместопричастие”, а анти-Христ – это тот, кто на месте Христа себя ставит. Значит, во время антихриста будет все фальшиво: фальшивая вера, фальшивые чудеса, фальшивая церковь, фальшивая монархия.

А теперь смотрите, что получается? Поскольку все церковные люди это знают, то достаточно сказать, что “сейчас время антихриста” – и дальше срабатывает железная логика: доктор сказал – в морг, значит, в морг. Если время антихриста сейчас – то сейчас и есть время фальшивой церкви! Это фальшивый патриарх, фальшивые и неправильные епископы… и – пошла гулять губерния!

В истории России уже была умная сволочь, которая реализовала этот рецепт. А имею в виду того человека, который в конце XVII века бросил в массы гениальный лозунг о том, что Большой Московский Собор, утвердивший реформы Патриарха Никона, имел место в 1666 году. Вот они – искомые три шестерки, вот признак последних времен, значит, никонианская щепоть – это и есть признак антихриста.

Почему я сказал, что это – умная сволочь? А дело в том, что не было такого года в истории России. Реформы Никона были, Собор был, а года такого не было! В истории Франции и Польши такой год был, а в истории России не было, потому что Россия перешла на этот календарь от Рождества Христова только в 1700 году. И, соответственно, чтобы в семь тысяч каком-то году увидеть там три шестерки, надо было быть человеком европейски образованным. Это был очень эффектный рецепт! И до сих пор эта язва не исцелена, о чем и говорилось на Архиерейском соборе в октябре этого года: остался раскол православных на никонианскую ветвь и старообрядческую. И вот сегодня просиходит точно так же. И даже в книжке про старца Антония прямо написано: “да, хотя каноны и требуют служить в послушании у епископа, но сейчас время особенное, время последнее, - и поэтому сейчас не до канонов!” Сегодня в нас воспитали клиповое сознание, мы не связываем одно с другим: рядом идут концертные номера, новости, не связанные одна с другой, и человек учится мыслить клипами, картинками. Полминуты он думает об одном, полминуты – о совершенно противоположном. Для меня пример такого клипового мышления – это то, что в конце августа, когда два самолета наших было взорвано пассажирских, я еду в машине (в Петербурге дело было), сообщили по радио, что найдены черные ящики самолетов, а дальше – “мы продолжаем нашу музыкальную программу…” И следующим пунктом идет какой-то шлягер, в котором идут такие слова: “Где-то далеко бегут поезда, а самллеты сбиваются с пути…” Тут же! А такой же примерно случай: когда наши мальчишки-пограничники замерзли, везли их в Магадан, я слушал по радио выпуск новостей – и тут же шлягер: “Как могло случиться, я еду за границу…” Клиповое мышление… И вот книжка про старца Антония – точно такая же. На одной странице – “надо жить по канонам, быть каноничным”, а следующая страница: “сейчас время особое, сейчас не до канонов, поэтому живи по своей харизме”.

Теперь: как узнать, где этот самый реформатор? Где человек, который, кажется, с бородой, в сапогах, может быть, батюшка, но на самом деле – носитель реформационного сознания?

Критериев несколько. Один из них – это “плач о соборности”. “Поругана соборность нашей Церкви, нам не хватает соборности, в нашей Церкви искажено и умалено соборное начало”.

Давайте несколько слов о соборности… У историков науки есть такая шутка: величие ученого определяется тем, насколько он затормозил развитие своей науки. Это шутка, но это больше, чем шутка. Потому что, в самом деле, чем более велик ученый, тем большее число поколений аспирантов не решается оспорить его гипотезы, оставаясь в тени его авторитета. Так вот, такими гениальными людьми, исказившими православное богословие, были русские славянофилы: Хомяков, Киреевский и младшие славянофилы. Это великие люди – искренние, чистые, православные, много сделавшие для русского народа и православия. Но все-таки я считаю их историческим грехом было то, что они спрофанировали, опошлили термин “соборность”. То есть они богословскому термину придали этнографическое, социологическое содержание. Дело в том, что в Символе Веры слова “соборность” имеет совершенно иной смысл: “Верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь”. В греческом оригинале Символа Веры стоит слово “кафолики” – “католическая Церковь”. Этот термин Аристотелев. “Кафол” – “повсемный”. И вот, уже в IV веке мы видим, что на Востоке и Западе это слово начинает пониматься по-разному, греческое слово. Скажем, для Блаженного Августина, западного латинского писателя, для него Церковь кафолична, потому что она – “по всему миру”. По всему – значит, по всему миру. То есть, это не локальная секта донатистов, которая досаждала ему в Африке, а Вселенская Церковь. Церковь – это то, что в Испании, Италии, Сирии, Египте, Греции, Иерусалиме, повсюду… А вот святой Кирилл Иерусалимский в середине IV века так поясняет: “Церковь называется кафолическою, “повсемною”, потому что она – да, по всей земле, но главное потому, что она содержит в себе всю истину, дает все необходимое для спасения и исцеляет всякий духовный недуг. Т.е. для латинских писателей западных Церковь Вселенская является кафоличной по горизонтали – по всему миру, по кругу Земли. А для восточных Отцов – она, прежде всего, кафолична по вертикали: наш Собор с Богом. В Соборе строится и коренится соборность Церкви. В полноте присутствия Духа Святаго в Церкви! И поэтому для нашего мышления: один человек плюс Бог – это уже большинство. Вот это - логика почитания в Церкви Марка Ефесского, Максима Исповедника и т.д. Что из этого следует? Что Церковь, “соборность” – это неудачный перевод в Символе веры. И Кирилл и Мефодий не имеют к нему никакого отношения. И Кирилл и Мефодий не перевели это слово! И в течение первых веков славянского Православия Символ веры читался так: “Верую во Единую Святую кафолическую апостольскую Церковь…” Перевод “соборный” становится общепринятым только в XV веке! До этой поры (я это знал по русской литургической литературе, а на прошлой неделе, побывав в Сербии, спрашивал у сербских богословов, и они это подтвердили, у них точно так же): в начале первого тысячелетия, в начале славянского Православия был огромный разнобой в переводе этого термина. Чаще всего он остается без перевода, но если переводится, то переводится так: “вселенск”, “всеобщ”, “всяческ”. И в итоге только в XV веке становимтся общепринятым перевод “соборный”. И, как оказалось (опять же, рецепт понимания славянофилами этого термина, и современными людьми) это показывает, что здесь оказались такие обертона в этом переводе, которые оказались неудачны. Потому что люди стали думать, что Церковь соборна, потому что в ней были Соборы. Но все наоборот! В Церкви Соборы были голосом Духа, потому что Церковь сама по себе носитель соборности. И Соборы – выразители этой духоносной наполненности православной церковной жизни.

Церковь была соборной в те века, когда не было Соборов (скажем, во времена до Вселенских Соборов), или в Синодальное время Российской Империи. Соборность Церкви – это ее онтологический атрибут, который не зависит от механизма принятия решений. Ни от референдумов, ни от формы голосования зависит соборность Церкви! И сказать, что Церковь утратила соборность, значит, вынести Церкви крайне жестокий протестантский приговор: что мы, на самом деле, уже просто сборище человеческое, мы утратили духоносность! Вот что означает сказать, что в Церкви утрачена соборность!

Поэтому, дорогие братья, я хочу вам сказать: следите за своим языком! Если даете это слово на церковном языке, то вкладывайте в него тот смысл, которое вкладывает в него святоотеческое православное богословие.

Второй тезис – признак, по которому можно узнать такого реформатора, который сам о себе, бедняжка, не знает, что он реформатор, он себя считает реформатором. Это – требование созыва Поместного Собора.