Е. Никифоров: Мы думали, чему посвятить наш сегодняшний эфир и решили посвятить его серьезнейшему событию, которое действительно составило основу нашей духовной, культурной и общественной жизни - это Архиерейский собор Русской Православной Церкви, который только что закончил свою работу в Троице-Сергиевой Лавре. Вы все это время были на Соборе, наблюдали за его деятельностью, и мне хотелось бы спросить вас как компетентного наблюдателя, как аналитика: что представлял собой нынешний Собор, какие решения он принял, насколько они важны для сегодняшней общественной и религиозной жизни, насколько они значимы для Русской Православной Церкви?

диакон Андрей Кураев: Во исполнение Устава Русской Православной Церкви, по завершении четырехлетнего цикла, проводится Архиерейский Собор. Может быть, данный Собор был интересен, в частности, тем, как он преломлялся в СМИ - в основном, околоцерковных. Собор и слухи вокруг него, честно говоря, очень интересный предмет для анализа.

Что касается работы Собора... Я должен разочаровать наших слушателей: да, действительно, я был очевидцем работы Собора, но при этом, при всем желании, я не смогу тут какие-то кулуарные сплетни озвучить - и это просто потому, что Собор действительно был достаточно открытым. Как только на Соборе принимался какой-то документ, как только что-то на Соборе происходило, мгновенно в Интернете появлялась информация об этом! Поэтому там не было каких-то закулисных интриг...

Е. Н.: Кстати, информационное обеспечение было превосходное...

диакон Андрей Кураев: Да, это так. Но то, что было вокруг Собора - действительно интересно. Например, до начала Собора появились листовки и слухи от различных сектологически озабоченных конференций о том, что на этом Соборе, например, будет решаться вопрос о предоставлении автокефалии Украинской Православной Церкви! Сама по себе идея - что Собор будет этим заниматься - достаточно глупая, но у нее, тем не менее, есть очень четкие PR-эффекты: обычно люди такого рода шары запускают для того, чтобы потом, когда обещанный ими конец света не состоялся, объявить: "Да ведь это по нашим молитвам, под нашим давлением эти архиереи не предали в очередной раз наше Святое Православие!"

На самом деле, уже в самом начале Собора все было понятно: когда зачитали послание Президента Кучмы, адресованное Собору. Там просто ни тени не было этой тематики! И стало совсем понятно, что никто не собирается возвращаться к вопросу, который уже однажды был решен на Архиерейском Соборе 1992 года, двенадцать лет тому назад. Еще одна тематика, которая поднималась вокруг Собора: почему Собор - Архиерейский, а не Поместный? Дайте нам Поместный Собор!..

Давайте об этом немножко подробнее поговорим... Когда сегодня люди требуют Поместного Собора, его требуют те, которые сами себя считают ревнителями и хранителями православных традиций. Но я думаю, для того, чтобы что-то хранить, надо это "что-то" знать. И надо знать церковное каноническое предание, предание соборной жизни Церкви, для того, чтобы его защищать. А каноны церковные не знают вообще ничего о таком феномене как Поместный Собор. История Церкви знает Архиерейские Соборы. И все Вселенские Соборы были Соборами Архиерейскими. В них могли участвовать миряне (точнее, Император, в единственном числе, он именовался "епископом внешних дел Церкви"), могли приглашаться архивисты, могли присутствовать монахи, может быть, были и какие-то приходские священники, настоятели крупнейших храмов Константинополя. Но при этом все равно они не участвовали в голосовании. То есть, все-таки решения Вселенских Соборов - это решения епископата. Причем технологию работы Вселенских Соборов замечательно описал Святитель Феофан Затворник. Он писал: когда архиереи приезжали на Собор, что они там делали - устраивали научную дискуссию? Да нет же, они просто свидетельствовали о той вере, которая хранима в их епархии, в их Поместной Церкви (потому что каждый епископ - это глава своей Поместной Церкви). И вот, собравшись вместе на Собор всей Империи (всей эйкумены), они свидетельствовали о том, как та или иная Апостольская норма веры и жизни хранится в их епархии. Что они могут засвидетельствовать то, чем является Православие. Дело в том, что Вселенские Соборы не считали себя вправе вводить какие-то новизны в церковную веру, а могли только свидетельствовать о том, что отношение ко Христу, к Божией Матери, ко Святой Троице, к святым ликам - оно есть в предании нашей Святой Церкви! Поэтому новизны там быть не могло и поэтому нужды в специальных богословских "штудиях", пожалуй, там тоже не было. И тем более не было нужды проводить плебисциты.

Бывали в истории Церкви Земские Соборы (в истории Русской Церкви), но Земские Соборы не есть церковные институции. Земские Соборы были возможны только в таком обществе, в котором есть знаки тождества между понятиями "Церковь" и "народ", "Церковь" и "государство", "Церковь" и "общество". И вот, Земский собор, на самом деле, это государственная институция, это Дума, "предпарламент российский", можно так сказать. На нем были представлены разные сословия (в частности, конечно, и духовное), но все-таки это был орган, решающий не собственно внутрицерковные вопросы, а вопросы жизни всего народа и всего общества. Я думаю, что если в состав современной Думы включить епископов, создать такой совместный Госсовет, то это и было бы чем-то похожим на Земские Соборы. Но опять же, повторяю, это не такой Поместный Собор, каким он мыслился в 1917 году или в течение всего XX века.

Так вот, мы с вами дошли до решающей даты: Поместный Собор впервые в двухтысячелетней истории христианской Церкви имел место в 1917-1918 годах. Я убежден, что Поместный Собор - это некая отрыжка революционно-либеральной идеологии начала XX века. И, кстати говоря, опять же не могу не отметить противоречия, которое есть в сознании людей, настаивающих на том, что их права церковной жизни чем-то ущемлены "несозывом Поместного Собора". Но дело в том, что эти люди, как правило, очень ревностно относятся к памяти святого Царя Николая Александровича, а именно этот царь, пока он был у власти и находился на Престоле, всячески противился и откладывал созыв Поместного Собора. И только когда Император был отстранен, тогда Временное Правительство и приступило к непосредственной работе по созыву Поместного Собора. Я думаю, что если сейчас наша страна находится в периоде "выхода из революции" (мне кажется, что именно таков пафос нынешнего Президента, потому что Ельцин контрреволюционером скорее был, а контрреволюция - это, по большому счету, то же самое, что и революция, только выгнутая иначе). Вот сейчас мы как бы перестаем на революцию озираться и Церковь старается строить нормальную традиционную жизнь: церковную, народную и государственную. Сейчас, я думаю, имеет смысл спокойно посмотреть и на такой вопрос: а Поместный Собор, порожденный революционной эпохой, дитя революции, современник революции, - нужен ли он нам сейчас? Сейчас я отойду немного в сторону от вопроса. Мне очень понравилось на одной из секций Собора (эта секция была посвящена миссионерской работе), когда архиепископ Львовский Августин (ведущий и координатор этой секции) красиво поставил вопрос. Он сказал: "Дорогие владыки! О том, что мы делали, давайте говорить не будем: не надо отчетов! О том, что происходит в жизни Церкви и общества сегодня, давайте тоже не будем говорить и тратить на это время, потому что диагностика нам более или менее ясна. О том, что нам надо делать, давайте тоже говорить не будем: мы все не мальчики, мы знаем, что надо делать для служения Церкви! Давайте говорить о том, что мы можем сделать!" Мне очень понравилась эта четкая постановка вопроса. Поэтому вопрос - надо созывать Поместный Собор или нет - это тоже вне моей компетенции, простите, я не буду этот вопрос обсуждать. Я поставлю такой вопрос: а возможен ли созыв Поместного Собора - такого, каким он мыслится его ревнителями, сторонниками его созыва? То есть Собора, на котором были бы представлены бурлящие дискуссии, разные мнения, которые есть в церковной жизни и т.д.? Так вот, я убежден, что такого рода Собор сегодня просто немыслим. И дело здесь вот в чем. Для того, чтобы созвать такого рода Собор, необходимо, чтобы на него приехали делегаты. А делегатов кто-то должен выбрать, наверное. И вот здесь - фундаментальнейший вопрос: а кто будет выбирать делегатов на Поместный Собор? Скажем, сейчас в создании этого Собора участвовал человек, которому просто памятник надо ставить: это митрополит Феодосий Омский. Вроде бы такой тихий провинциальный архиерей, но я только сейчас узнал потрясающий факт его биографии: он был членом Поместного Собора 1945 года! Тогда ему было 17 лет, и он был членом Собора, который избирал Патриарха Алексия I в 1945 году. А ситуация была такова: он был иподиаконом епископа Тернопольского (или Львовского) Николая и, собственно говоря, не должен был ехать на Собор. В составе делегации от епархии должен был туда поехать некий профессор-мирянин. Поскольку речь идет о территории, которая еще недавно находилась под Польшей, там были нормальные духовные школы: в них были миряне - профессора богословия. И такой-то мирянин - профессор богословия должен был поехать в составе делегации от епархии в Москву на избрание Патриарха. Но в последнюю минуту он заболел. И теперь я цитирую буквально владыку Феодосия: "...И владыка Николай назначил меня членом делегации", членом вот этого Поместного Собора! Да, действительно, все эти советские годы (за исключением, конечно до-советского Собора 1917 года) депутаты - делегаты Соборов назначались. Назначались правящим архиереем! Между прочим, только сегодня мы в Троице-Сергиевой Лавре с одним архиереем об этом беседовали: он то же самое говорил о пикетчицах, которые стояли у Храма Христа Спасителя во время работы Собора...

Е. Никифоров: А пикеты были?

диакон Андрей Кураев: Да, пикеты были. И вот, этот владыка говорит: "Ну, как же эти бедные женщины не понимают, что если даже будет Поместный Собор, я все же не их возьму туда! Я предпочту взять, например, кандидата богословия из моей епархии, богословски образованного человека, которого я знаю и которому доверяю, чем каких-то таких кликуш!"

Действительно, по практике советской поры, Поместный Собор отличался от Архиерейского только тем, что один и тот же архиерей голосовал на нем в трех лицах. У него был не один голос, а три, потому что стандартный состав делегации на Поместном Соборе был таким: владыка, настоятель кафедрального собора (вариация: секретарь епархии, если это не одно и то же лицо) и затем, соответственно, или бухгалтер епархиальный (или соборный), или казначей, - в общем, доверенные лица епископа от лица мирян. Чтобы этого не было теперь, необходимы выборы таких делегатов. И вот здесь возникает вопрос: кто будет выбирать теперь? Не только - кого? Но: кто будет выбирать? Дело в том, что выборы возможны только при условии, если люди согласятся на гласное членство в приходе.

Сегодня мы все в некотором смысле - анонимные христиане. Потому что мы не приписаны ни к какому храму (кроме клириков). Православный христианин имеет право спокойно переходить из одного храма в другой, в принципе, он может выбирать священников и менять священников, к которым он обращается за советами и духовной помощью. И вот, возникает вопрос: кто в таком случае является прихожанином такого храма, где проходит именно это приходское собрание (например, выбирающее делегатов на епархиальное собрание)? А потом уже - на Поместные Соборы? Если нет фиксированного членства, то в таком случае крайне легко (мы живем в мире, где торжествует PR) манипулировать решением собрания. Например, активиста могут привезти... Мы это видели в Западной Украине, когда автобусы избирателей переезжали из села в село, из прихода в приход и голосовали "за переход православного храма в унию". Такие же варианты возможны и здесь. Не обязательно уния, могут быть и другие расклады, другие разделения и группировки. При этом надо еще помнить, что "человек с идеей" гораздо крикливее обычного простого церковного человека. И об этом Патриарх Алексий говорил в заключительном слове на Соборе. Вспоминая пикетчиков, которые должны были встретить архиереев, выходящих с Собора по завершении его работы, Патриарх сказал, что нормальный человек, просто церковный человек не будет во что бы то ни стало стремиться к тому, чтобы прорываться на Поместный Собор и там заявить свою точку зрения.

Невозможно сознательное участие людей в церковной жизни, если не будет катехизации, если не будет сознательного участия, переживания людьми своей веры. Если бы у нас, как в древней Церкви, крещению человека предшествовал Великий Пост (он и образовался именно из сорокадневного испытания катехумена перед принятием крещения)... И поскольку древняя Церковь была гонима, то человек, принимая решение о крещении, знал, что он подает заявление о собственной казни. Конечно, это давало таким людям право голоса при выборе архиерея. Так вот, если сегодня у нас будет разрешено оглашение взрослых людей, желающих креститься, если у нас будет установлено (как это существует в православных приходах западных стран) поименное членство в церковных общинах, как, скажем, в Германии или в Америке. Там православный человек записывается официально в члены церковного прихода. С одной стороны, он берет на себя обязательство по финансированию этого прихода (и это обязательство только его частное, перед лицом данной общины), а в Германии это еще и обязательство перед государством. То есть он заявляет, что часть его налога, который он платит государству, так называемый "церковный налог", должен отправляться на нужды именно этого прихода, именно на его благотворительные проекты. Но, кроме того, конечно же, этот человек получает и права. То есть он получает право не только попить чай после Литургии вместе со всеми, но получает право участия на приходских собраниях: право принятия решения приходских вопросов и даже, так или иначе, епархиальных вопросов. Но вот здесь опять противоречие, потому что обычно те люди, которые обеспокоены тем, что кажется ненормальным в современной жизни, которые считают, что архиереи не слышат того, что беспокоит их самих - это люди, которые предельно осторожно относятся к любым новым формам слежки за человеком: идентификации, формам записи и т.д. Кроме того, не будем забывать, что мы все вышли из Советского Союза, и в советские времена как раз верующие люди не афишировали свою веру, и Церковь все время настаивала на том, что нельзя допрашивать людей в государственных инстанциях, если это относится к религии. Даже наши иерархи при собеседовании с чиновниками из госструктур пробовали убедить их соблюдать хотя бы те небольшие уступки свободе совести, которые все-таки декларативно присутствовали в советском праве. В частности, еще была ленинская норма, и я помню, что году в 1988-м тогдашний архиепископ Краснодарский Владимир (нынешний Санкт-Петербургский митрополит) в "Огоньке" заявлял, что нам очень важно вернуться к ленинским нормам отношений между Церковью и государством. Имелось в виду, что у Ленина в одной из его статей было такое требование, что партия может своих членов экзаменовать на вопрос отношения к религии, а государство - нет. И поэтому таким образом удавалось иногда защитить верующих людей. И если сегодня предложить людям: "Хотите Поместный Собор? Тогда давайте, составим ваши списки, кто к какому приходу прикреплен... Зарегистрируем эти списки в государстве!", тогда, я думаю, наши православные разбегутся сразу от такого предложения...

Е. Никифоров: Но мне кажется, о. Андрей, есть еще третья сторона в этой проблеме: недоверие к нашему Священноначалию. Именно то, о чем вы сейчас сказали, это как бы наследие сергианства, этой проблемы, когда компромиссы в отношениях Церкви и власти, епископата и партийной номенклатуры были камнем преткновения для церковного народа, и вот это недоверие - может быть, неполное, частичное, но присутствующее в значительной степени и нарушающее христианскую любовь, которая должна присутствовать в Церкви, часто мешает. Недоверие было, оно было вполне обосновано, и это недоверие так и осталось у большинства нашей интеллигенции. Оно также есть и у сегодняшних пикетчиц - ведь пикеты тоже на этой основе происходят. Не верят нашему Священноначалию!

о. Андрей Кураев: Мне уже доводилось не один раз в эфире радио "Радонеж" заявлять о своем решительном несогласии с самим термином "сергианство". Потому что, какую бы мы ни давали личную оценку тем или иным декларациям и поступкам митрополита Сергия, понятно, что та политическая линия, которую он проводил, не была его авторским изобретением. У Православной Церкви слишком большой опыт выживания в условиях несвободы: и в Римской Империи, и под еретичествующими императорами Византийской Империи, когда они там приходили к власти, и под мусульманским владычеством на Ближнем Востоке, и под секулярной империей Петра I и некоторых его последующих преемников... Так что у Церкви очень большой опыт исторической несвободы, поэтому те шаги, которые предпринимал митрополит Сергий были всего лишь актуализацией тех опытов выживания, которые уже были накоплены православными иерархами предыдущих столетий. Так что в этом смысле я хотел бы сказать про митрополита Сергия следующее: если считать его политику грехом, то это не грех, который присущ ему лично, а некая традиция греха, которая через многие и многие столетия прошла через нашу церковную историю. Во-вторых, я убежден, что у того же митрополита Сергия и у последующих иерархов наших, как сказал Патриарх Алексий в начале 90-х годов, "нет греха, отдельного от греха нашего народа". Например, если Патриарх Пимен где-то молчал, - разве мы не молчали? Каждый из нас! Из тех же прихожан, приходских священников, монахов и т.д.? И мы тоже о чем-то молчали, где-то не позволяли проявиться нашим эмоциям, нашим реальным мыслям и т.д. Но как бы то ни было, советские годы напомнили нам замечательные слова преподобного Григория Синаита: "Чисто исповедовать Троицу и два естества во Христе - вот предел Православия". И я думаю, что эти слова стоит сегодня помнить, потому что сегодня формируется какой-то новый совершенно катехизис, какой-то критерий: кого считать православным, а кого нет. И поднимаются в обществе вопросы второстепенные и даже десятистепенные для жизни Церкви. И я думаю, что опыт последних лет тоже напомнил нам о том, в чем суть нашей веры. И при всем давлении со стороны светских властей, свой Символ Веры Православная Церковь не переменила! Я думаю, что именно с этих позиций и ведется сейчас диалог с представителями Русской Зарубежной Церкви. Мне кажется, что и многие из них приходят к пониманию того, что все-таки термин "сергианство" надо отдать журналистам и не пользоваться им в серьезных богословских и церковных исследованиях.

На завершившемся Соборе, как и на предыдущих, постоянно речь шла о том, что необходимо больше целевого финансирования миссионерских, образовательных и просветительских программ. Но для меня печальной новостью, которую я услышал в докладе Патриарха на Соборе, было то, что, оказывается, с этого года Троице-Сергиева Лавра объявила, что она уже не в состоянии содержать Московские духовные школы. Поясню, что два года назад было принято решение о том, что ввиду скудости церковного бюджета, Троице-Сергиева Лавра, богатейший монастырь нашей Церкви, в стенах коего и находится Московская духовная академия и семинария - берет на себя труды по финансированию и содержанию образовательной программы нашей Церкви - семинарии и академии. И вот, спустя два года, все-таки оказалось, что даже для Лавры это неподъемно, поэтому вновь финансирование семинарии и академии возвращается на бюджет Патриархии.

Что касается радио- и телевизионных программ... Я всецело поддерживаю предложение о том, чтобы была адресная помощь радиостанции "Радонеж", чтобы не просто анонимно перечислялись какие-то деньги или клались в церковную кружку: если есть у вас возможность, то помогите и перечислите на счет радио "Радонеж", помогите существованию этой замечательной программы!

Что касается телевидения... С одной стороны, есть неоднократно озвученная позиция Патриарха Алексия, который говорит так: "Если наше общество является демократическим, в нем должны учитываться интересы народа, живущего здесь". Действительно, порядка 80 процентов населения современной России отождествляют себя с православной культурой. Это означает, что 80 процентов налогоплательщиков - это люди, связанные с Православием. Если у нас телевидение действительно народное (а оно в большинстве государственное), то на 80 процентов бюджет телевидения складывается из налогов, взимаемых с православных людей (федеральных, государственных каналов). Мы не требуем 80 процентов эфира, но хоть какая-то пропорциональность должна же быть! И Патриарх говорит: "Мы не хотим платить дважды, мы считаем, что мы уже оплатили любую форму нашего присутствия на телевидении, почему православные должны платить дважды?" В этом есть несомненная логика, но ее не желают слышать. Но у Промысла Божия свои планы: если люди не услышали ясного и тихого голоса Патриарха, то я боюсь, что, наверное, через грохот взрывов расслышат! Потому что сейчас, с ростом того, что называется религиозным экстремизмом и терроризмом (прежде всего, конечно, речь идет о мусульмански окрашенном терроризме), уже постоянно обсуждается идея (и я ее всецело поддерживаю), что необходимо наносить образовательный превентивный удар по экстремизму. И если мы хотим сохранить Россию как единство православно-мусульманских народов, то в этом случае государство должно взять под свой контроль потоки религиозной информации, идущие к людям. Для этого в соответствующих классах должны быть в школе предметы: "Основы православной культуры" и "Основы мусульманской культуры" (для желающих - но по государственным учебникам, прошедшим государственную цензуру), должны быть и федеральные телеканалы - 24 часа в сутки, например, мусульманский телеканал. И, простите, было бы глупо, если бы появился мусульманский телеканал федеральный, и не было бы православного...

Е. Никифоров: Я с вами тут не соглашусь, о. Андрей. Должно же быть все-таки соблюдено какое-то равночестие! Верующих православных, крещеных, кстати, людей (это слова митрополита Кирилла, за которые он отвечает), 85 процентов в России. Мусульман у нас 6 процентов. 6 процентов - это в два раза меньше, чем мусульман в Германии! Турок в Германии 11 процентов от общего числа населения! То есть у нас мусульман меньше, чем любого другого народа - просто они яркие, они взрывают, они угрожают, они обчищают карманы наших граждан на рынках и в переходах, - да, они ярко представлены в обществе, но это далеко не равночестная конфессия. Равенство перед законом не означает равенства чести...

о. Андрей Кураев: Пока не видно другой возможности, чтобы голос большинства был расслышан в нашем супер-демократическом обществе...

Е. Никифоров: У меня перед глазами послание Архиерейского собора президенту Путину. Кстати, я хочу сказать, что я лично обнадежен, потому что Президент великой страны, который находится под таким давлением мировой западной закулисы, пригласил весь Архиерейский Собор! И беседа там была очень откровенной, Президент тоже очень многое услышал!

о. Андрей Кураев: Я тоже был обнадежен. Я не был в Кремле, но слышал, что один из архиереев начал Президенту жаловаться на то, что китайцы переселяются на Дальний Восток. И что сделал в ответ Президент? Он сказал следующее: "Владыка, если китайцы приезжают к вам, то вы работайте с китайцами, обращайте их в Православие!"

Е. Никифоров: А теперь - цитата о государственном партнерстве. Вот что говорит Церковь: "Такое партнерство между Церковью и государством является настоятельным требованием времени. Должны исчезнуть искусственные барьеры между Церковью, обществом и светской властью, которые достались нам в наследство от тоталитарного прошлого. Сегодня наша жизнь свидетельствует: государство, Церковь и гражданское общество могут и должны работать вместе, ибо у них многие общие задачи: и миротворчество, и духовное, нравственное, патриотическое воспитание, и забота о сохранении и возрождении культуры, и обеспечение незащищенных граждан, пожилых, немощных... Мы должны вместе бороться с алкоголизмом, пороками, угрожающими будущему нашего народа... В связи с этим, государство могло бы, на наш взгляд, устранить юридические и бюрократические препятствия для церковной общественно-полезной работы и оказать в ее осуществлении широкую гласную и моральную поддержку." Это не просто слова: действительно, существуют очень серьезные юридические и бюрократические препятствия. Церкви не дают возможности ни школ созидать, ни родильные дома открывать, там где сестры милосердия трудились бы, а не стяжатели в белых халатах! Вообще, по большому счету, сейчас роды у нас в стране - это издевательство над женщиной, моральное и физическое издевательство...

о. Андрей Кураев: Действительно, создание православного гинекологического центра, создание православного роддома - это важнее, чем создание семинарии в данной епархии, я в этом убежден.

Е. Никифоров: Действительно, родились бы здоровые дети - это был бы и начаток здоровой семьи, а здоровая семья - эта малая Церковь - возродила бы и великую Россию.

о. Андрей Кураев: Итак, подводя итоги сегодняшнему эфиру, мы установили необходимое условие для созыва Поместного Собора: сознательное и гласное членство в Православной Церкви. Их тех вопросов, которые на Соборе обсуждались, очень много говорилось о проблеме воссоединения с Зарубежной Церковью. Вся эта тематика несет в себе определенное противоречие. Как известно, одним из главных аргументов сторонников раздельного существования Церквей - Московской Патриархии и Зарубежной, состоит в том, что вы, дескать, сергиане, слишком послушны властям. В чем парадокс? Для того, чтобы воссоединение произошло, так называемое сергианство должно быть объявлено достоянием прошлого (это и было сделано Патриархом Алексием еще в 1991 году). И важно, что импульс к воссоединению исходил от Президента Путина.

Е. Никифоров: Хочу сказать, что доклад на Соборе по поводу воссоединения Церквей был очень оптимистичный...

о. Андрей Кураев: Правда, в нем есть секретная часть, которая не была опубликована...

Е. Никифоров: А она не оптимистичная?..

о. Андрей Кураев: Безоценочная. В этой части доклада митрополита Кирилла речь шла о том, какой могла бы быть возможная модель сосуществования в рамках единой Церкви зарубежных епархий и наших российских. Но пока, по договоренности в комиссиях, этот материал не подлежит огласке. Заслушав, в том числе, и эту часть, Собор доверил Синоду принять окончательное решение о том: в интересах это нашей Церкви - нашей традиции и церковного народа, - или нет. Но опять же, то, что Собор доверил это Синоду, а не самому себе, означает то, что настрой оптимистический присутствует и у Синода, и у Собора. Т.е. все уверены в том, что положительное решение этого вопроса не заполнит собой четырехлетний интервал до созыва следующего Собора.

Е. Никифоров: Но все же мне кажется, что вот эти пикеты, заседания школы о. Георгия Кочеткова с некими анти-иерархическими заявлениями связаны с сергианством (хотя мне тоже не нравится это слово). И вот это сергианство породило атмосферу недоверия - недоверия к священноначалию, вообще к епископату, - между церковным народом и епископом. Как вы считаете, как это доверие можно все-таки восстановить? Мы со своей стороны, я думаю, делаем то, что мы можем: у нас в эфире выступали замечательные архипастыри (кстати, появляется и митрополит Омский Феодосий, о котором мы говорили в начале нашей передачи). Действительно, он был участником всех этих чудовищных исторических событий, казалось бы, из этого сергианства вышел, там и формировался, - а между тем, человек невероятной духовности, один из самых уважаемых архипастырей нашей Церкви. А молодые пастыри? Владыка Сахалинский Даниил, как интересно он рассказывал в нашем эфире о своей пастве и епархии! Какое живое чувство!.. Владыка Лонгин, нынешний Саратовский... Многие другие. Владыка Вениамин, любимый наш архипастырь Владивостокский и Приморский...

о. Андрей Кураев: Раз вы это имя упомянули, я хочу рассказать о том, чему был свидетелем на этом Соборе. Неважно, стояли люди в пикетах или нет, главная озабоченность людей, ожидавших этого Собора, было следующее: выскажется ли Собор по вопросам глобализации, кодификации, паспортизации и пр. Документы теперь опубликованы. Из них следует, что развернутой дискуссии на Соборе по этим вопросам не было, а Собор лишь поручил ОВЦС и Синодальной богословской комиссии проработать этот материал. Почему? Вроде бы Богословская комиссия этим уже занималась в 2000 году, когда был расширенный пленум с участием наместников и духовников ставропигиальных монастырей. Но тогда все-таки установка этой Комиссии была на то, чтобы найти такой документ, по возможности краткий и емкий, который бы устроил всех. В итоге многие люди из него вычитывали то, что им хотелось. А вот аргументации - серьезной, развернутой богословской аргументации там не было, только лишь такие благопожелания в конце. Затем минувшей осенью, год назад, было второе заседание Богословской комиссии, по благословению Патриарха, посвященное реакции на многие письма, телеграммы, звонки от людей - но в конце рабочего дня мы пришли к выводу о том, что, пожалуй, мы не сможем исполнить пожелание Патриарха по той причине, что какие бы рекомендации мы сейчас не приняли, в контексте грядущих парламентских и президентских выборов это будет истолковано недоброжелателями Церкви как вмешательство в политику в ту или другую сторону. Т.е. Церковь в чем-то не согласится с властями - значит, "Церковь за коммунистов и т.д.". Если согласится - еще что-нибудь. И было решено отложить этот вопрос до окончания вообще всех выборов в стране. Сейчас такое спокойное время настало, поэтому Собор опять к этому вопросу возвращается и предлагает Комиссии снова над этим задуматься.