При чтении житий древних мучеников удивляет, сколь много среди них было воинов - людей, сражавшихся за Римскую языческую империю. Имперская власть сама себя считала не только светской, но и религиозной; император считался не только главнокомандующим, но еще и богом, и верховным жрецом (pontifix maximum). Но офицеры-христиане слушались велений даже такого государя, правда, с одним ограничением. Этот предел послушания я прокомментирую фронтовой байкой времен Великой Отечественной войны: штрафбат готовится к последней атаке и какой-то комиссар из тылового штаба приехал их "вдохновлять". Комиссар произносит дежурно-пылкую речь, в конце которой следует не менее дежурный призыв: "Итак, товарищи, вперед, за Родину, за Сталина! Вопросы есть?" Все понуро молчат. И вдруг один солдатик-заморыш выходит вперед и говорит: "Товарищ комиссар, разрешите вопрос". - "Да, какой?" - "Скажите, а можно только за Родину?"

По-моему, это и есть великая формула христианского патриотизма!

По Цицерону, формула священной войны звучит так: "За очага и алтари". Но христианские воины Римской империи умирали лишь "за очаги", не видя в римских "алтарях" повода к смерти, В переводе на язык XX века - они сражались только "за Родину", но не "за Сталина". То есть исполняли повеления светской власти, даже антихристианской, вне религиозной области, и при этом не принимали ее вторжений в область совести и религии.

Как больно бывает провести различие между жертвой допустимой и неприемлемой, говорит по-своему шокирующий пример с жизнью и смертью константинопольского патриарха Григория V.

В 1821 году началось греческое восстание за независимость.

Вселенский патриарх Григорий V тайно поддерживал заговорщиков. В Турецкой империи патриарх имел удивительный статус. Как ни странно, в Турецкой империи у патриарха было больше власти, чем в Византийской империи или чем на Московской Руси, потому что в Турецкой империи патриарху усвоялась вся власть над Церковью в духовных вопросах. Но кроме этого, Турецкая империя передоверяла патриарху власть над гражданской жизнью подданных-христиан. То есть патриарх - это этнарх. Он решает и судебные споры, и разрешает вопросы об имуществе, завещания, браки, разводы и т.д., то есть не только церковные вопросы - все споры христиан между собой решает патриарх и духовенство на местах: это так называемая фанариотская система. И соответственно патриарх - госслужащий, причем очень высокого ранга. Так вот, поскольку он вхож в высшие сферы и у него есть свои неформальные связи, то до него дошли слухи о страшной мести, которую султан уготовил всему греческому народу.

Итак, когда после начала восстания стало известно, что во всех мечетях столицы был прочитан фирман султана, все правоверные подданные империи по имя пророка и Корана призывались к джихаду и поголовному истреблению "ромейской райи" (то есть греков), то ради спасения народа патриарх совершил страшный поступок...

27 марта, после Литургии в патриаршем храме в воскресенье пятой недели Великого Поста, он произнес и подписал отлучительные срамоты против повстанцев. Причем это были более чем анафемы: анафема в православной традиции есть просто отлучение от Причастия, а султан и сам не причащается. Так что султану было бы непонятно, что за страшное наказание патриарх наложил на восставших греков. И потому Патриарх проклял восставших. В особой отлучительной грамоте против вождей восстания были выражения почти что из черной магии:

"Камни, деревья, железо пусть распадутся, - они же (то есть инсургенты) нисколько! Разверзшаяся земля пусть поглотит их, но не как Дафана и Авирона, - а каким-нибудь особенным способом, как знамение и пример! Порази их, Господи, холодом, зноем, гибельным ветром, опустошением и болезнью. Да будет небо над главою их медным и земля под ногами железною! Да погибнут они преждевременно в настоящей жизни и да накажутся в будущей! Молнии небесного гнева да падут на головы их! Имения их да будут в совершенное уничтожение и погибель! Да будут дети их сиры и жены их вдовы!¹ В одном роде да изгладится имя их с шумом и да не останется у них камня на камне! Ангел Господень да изгонит их мечем огненным! Да будет клятва всех сущих от века святых на них самих и на тех, кои нераскаянно последовали по стопам их или последуют в будущем"².

В другом послании патриарха, помимо напоминания об апостольском учении касательно богоустановленности всякой власти и непротивления ей, были для современного сознания еще более страшные слова: патриарх призывал всех "стучать" - доносить: если вам что-то известно о восставших, идите к ближайшему турецкому чиновнику и рассказывайте всё, что вы знаете о восстании, его планах, о всех лицах, замешанных в восстании. Если вы связаны клятвою молчать, не выдавать тайну, я освобождаю вас от этой клятвы, идите, выдавайте всех! Страшное послание, и оно сыграло свою роль. Вот отрывки из него:

"Светлее солнца (та истина), что первое основание нравственности заключается в благодарности благодетелям, и кто за благодеяние воздает неблагодарностью, тот - порочнейший из людей. Мы видим, что этот порок многократно осуждается Священным Писанием, не прощается и самим Господом нашим Иисусом Христом, как видно на примере Иуды. Когда же неблагодарность соединяется с духом злодейства и возмущения против общего Нашего благодетеля и кормильца - державнаго и непобедимаго правительства, тогда она становится уже прямо богопротивною, так как нет, сказано, царства и власти, не установленной Богом; посему всякий, противящийся этому, от Бога над нами поставленному, державному правительству, противится Божьему повелению... С таким коварством упомянутые два лица (главари восстания. - Ред.) и их сотрудники, любители свободы, а вернее, ненавистники ее, разыграли гибельную комедию и решились на дело позорное, богоненавистное и бессмысленное, желая нарушить соотечественников, верноподданных могущественного царства, которыми они пользуются под его широкою сенью со всеми преимуществами свободы, коих не имеет другой подчиненный и подвластный народ: они живут спокойно с женами и детьми, имуществами и состоянием, пользуясь честью и в особенности преимуществами веры, которая сохранена и соблюдается без соблазна доныне, к душевному нашему спасению... И составляя (это послание) вместе с преосвященными собраниями, находящимися около нас, вместе с блаженнейшим патриархом Иерусалима, с самыми славными и известными представителями народа, почтеннейшими купцами, депутатами от каждого цеха, членами всякого класса и каждой степени православных столичных жителей, мы советуем и увещеваем, заповедуем и повелеваем всем вам - епархиальным архифеям, игуменам священных монастырей, священникам церквей, духовным отцам приходов, проэстосам и влиятельным жителям сел и деревень и всем вообще местным властям, чтобы вы объявили об обмане упомянутых порочных и злонамеренных людей, изобличили их, заклеймили позором, как общих губителей и людей легкомысленных, и, насколько возможно, обратили внимание на их ложь и хитрость, имея в виду, что единственным доказательством невинности их будет то, если они объявят о всех грамотах касательно этого дела, которые случайно получили в свои руки" а равно о всех свидетелях, о коих узнали, и будут являться с ними - живущие в столице к нам, а живущие вне - к местным архиереям и назначенным от нас церковным экзархам и царским чиновникам и правителям, делая известными и предавая и тех, наиболее неразумных, которые уже изобличены в том, что действуют не согласно с обязанностями верноподданного, - потому что таковые люди нарушают общественное спокойствие и -толкают слабых и невинных соотечественников наших в бездну погибели... А так как помимо прочего, сделалось известным и то, что придумавшие сатанинский план народного возмущения и создавшие с этой целью соответствующее общество, соединены друг с другом и узами клятвы, то пусть они знают, что клятва эта - клятва обмана, не имеет значения и подобна клятве Ирода, который, дабы не оказаться нарушителем своей клятвы, обезглавил Иоанна Крестителя: если бы Ирод пожелал отвергнуть безумную свою клятву, которую ему внушила неразумная страсть, то, конечно, божественный Предтеча остался бы жив, так что упорство в одной простой клятве принесло смерть Предтече. Насколько же, значит, гибельна и богоненавистна устойчивость в клятве касательно соблюдения обещаний, данных в интересах политической партии, действующей, по существу, ко вреду для целого народа, - и не очевидно ли, с другой стороны, что отречение от этой клятвы, избавляющее народ от грядущих неисправимых бед, богоугодно и спасительно? Посему церковь, благодатию Всесвятаго Духа, имеет ее разрешенной, принимает и прощает всех кающихся от сердца и обращающихся, исповедующих прежнее обольщение и искренно принимающих вновь свое верноподданство... Если эта смертоносная зараза не будет очищена (чего не дай Бог!) и некоторые будут уличены в дерзких замыслах против обязанностей верноподданства, тогда все таковые будут наказаны без милости и сожаления (да да будет Христе, Царю!), а вслед затем справедливый гнев правительства и ярость мщения всех шейхов ислама вспыхнут и против нас и будет несправедливо и преступно пролита кровь многих неповинных, как бесповоротно обо всем этом объявило могущественное и непобедимое правительство в изданном и в присутствии всех нас прочитанном высоком царском достопоклоняемом указе. А тех нечестивых главных виновников, безумных беглецов и гибельных отступников, вы презирайте и отвращайтесь от них и словом и мыслью, так как и народ, и церковь имеют их у себя в презрении и собирают против них самые ужасные и страшные проклятия: их, как сгнившие члены, церковь отсекает от чистого и в здоровье пребывающего христианского организма. Как нарушители божественных законов и канонических постановлений, как презрители священного помазания, признательности к благодетелям и благодарности, как противники нравственных и гражданских устоев, как бессовестные строители гибели невинных и безответных соотечественников, да будут они отлучены, прокляты и не прощены, не разрешенны по смерти, повинны вечной анафеме, если не захотят понять преступление или обман, возвратиться назад и идти по прямому пути спасения, то есть если в полноте не примут на себя вида, соответствующего их верноподданическому состоянию...

1821-го года в месяце марте".

Но когда этому же (уже арестованному и смещенному) патриарху Григорию предложили принять ислам - "это последнее оскорбление, казалось, на мгновение возвратило падающие силы святителя. Громким и ясным голосом он просил их перестать насмехаться над патриархом христианского народа, который умрет как жил, но не изменит распятому Господу... Палач повел свою жертву к патриаршим воротам. Так как ворота оказались слишком низкими, наскоро приступили к устройству виселицы. Патриарх спокойно стоял все время, пока вбивали в землю столбы. Более часа тянулись эти приготовления, причем палачу-негру помогал другой товарищ его по профессии, некто Ахмед, из отступников Православия, а также несколько константинопольских евреев, искавших случая выразить свою ненависть к христианам... Патриарх со связанными назад руками не мог осенить себя в последний раз крестным знамением и тем засвидетельствовать свою веру, но взамен этого он устремил к небу свой кроткий благоговейный взор... При виде совершившегося мученичества толпа зевак из жидов и турок разразилась громкими криками торжества и богохульства, бросала камнями в тело... На четвертый день к главному палачу явилась депутация от стамбульских евреев³ в количестве двадцати человек и за восемьсот пиастров купила тело мученика. Они привязали к ногам мученика веревку и с восклицаниями дикой радости, с проклятиями на весь род христиан влачили его по улицам вокруг христианских церквей, пока вечером с камнем на шее не бросили в море"⁴. Но тело патриарха промыслом Божиим прибило к русскому кораблю, который и доставил его в Одессу, где в Троицкой церкви было совершено достойное погребение новомученика... Султан же поверил, что патриарх не имеет отношения к этому восстанию, и отменил приказ о поголовной резне греков. Война продолжалась, но только в Греции. В Малой Азии и Константинополе греки остались в живых.

И здесь ключ к одной из канонических путаниц современности: почему Константинопольский патриарх не управляет Греческой Церковью, почему есть независимая Элладокая Церковь? Так вот, именно по причине той анафемы греки отказались признавать власть турецких султанопослушных патриархов. Когда грекам после десятилетий войны удалось создать свое греческое королевство, то они в нем создали свой Синод. Но на тех территориях, которые присоединились к Греции в XX веке в ходе Балканских и мировых войн, когда боль 1821 года уже утихла, епархии признают власть Константинопольского патриарха. В частности, Афон, находящийся на этих "новогреческих" территориях, остался в церковном ведении Константинопольского патриарха.

А как же сегодня Греческая Церковь и греческий народ относятся к имени патриарха Григория V? Прокляли предателя? Нет, уже в конце XIX века ему начали ставить памятники... А в Церкви его память как святого совершается 10 (23) апреля (в Греческой Церкви канонизация состоялась в 1871 году; в месяцеслов Русской Церкви имя св. Григория внесено по благословению Патриарха Алексия II 25 июля 2000 года).

И все это имеет прямое отношение к нашей истории. Сегодня только ленивый не бросает камни в патриарха Сергия (Страгородского). Как он посмел, мол, пойти на сотрудничество с советской властью? Да просто митрополит Сергий знал то, чего не знают сегодня очень многие наши семинаристы и прихожане. Церковная история преподается в воскресных школах и семинариях со слишком большими и опасными лакунами: излагается история Вселенских Соборов, потом Крещение Руси и далее следует история Русской Церкви. А что там-то, в Греции, происходило? Как другие православные народы жили полторы тысячи лет под мусульманами? В Египте, Антиохии, Палестине, Сербии, Болгарии - кто знает об этом их полуторатысячелетнем опыте церковной жизни в несвободе?

Но именно об этом опыте вспомнил патриарх Сергий (Страгородский), когда Русская Церковь оказалась в рабстве. Он ничего не изобрел, не выдумал никакой новизны. Он просто вспомнил опыт патриарха Григория V. Так что патриарх Сергий кто угодно, но только не модернист. Человек светский тут мог бы сказать: "В Сергии продолжилась вековечная раболепная политика Православной Церкви по отношению к властям". Такой критик будет оспариваем в своей оценке, но он будет прав в фиксации факта: политика митрополита Сергия не модернова. Но православный человек, изнутри переживающий свою Церковь и ее историю, все же не может при виде церковной традиции сказать слово осуждения. Православный человек не имеет права противопоставлять XX век предыдущим столетиям церковной истории, а патриарха Сергия святому патриарху Григорию V (впрочем, митрополит Сергий не призывал доносить на политических недругов светской власти).

Урок этих двух иерархов очевиден: одна из форм аскезы - это отказ себе в удовольствии поанафематствовать. Отказ от удовольствия жить по принципу: "Раззудись, плечо, размахнись, рука". Одна из самых болезненных черточек в жизни современных епископов - это необходимость терпеть пьяные и сумасбродные выходки губернаторов. Порой так хочется честно и от души сказать: "Сволочь ты, Иван Акакиевич, дурак и вообще невесть что такое". Но епископ должен сдержать свой вполне праведный гаев, ибо погашает, что себе-то он это минутное удовольствие доставит, а другим повредит. Ведь вслед за архиерейским внушением выйдет губернаторов приказ: "Этих попов впредь в школу не пускать!" И в результате за эту радость выкрикнутой правды придется расплачиваться судьбами детишек.

Так что в любую эпоху есть время молчать, а есть время говорить. Но нет формулы, которая раз и навсегда определяла бы грань между этими временами. Здесь приходится вспоминать слова апостола Павла, обозначающие границы всем законам: у опытных чувства навыком обучены различению добра и зла.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Православная святоотеческая традиция запрещает в молитве желать зла людям, проклинать их. Но ветхозаветные тексты знают подобные примеры. "Должно ли воздавать злом за добро? а они роют яму душе моей. Вспомни, что я стою пред лицем Твоим, чтобы говорить за них доброе, чтобы отвратить от них гнев Твой. Итак предай сыновей их голоду и подвергни их мечу; да будут жены их бездетными и вдовами, и мужья их да будут поражены смертью, и юноши их умерщвлены мечом на войне. Да будет слышен вопль из домов их, когда приведешь на них полки внезапно" (Иер. 18, 20-22).

2. Преображенский А. Патриарх Григорий V и греческое восстание // Православный собеседник. Казань, 1906. Июль. С. 344-352.

3. В 1838 году в Константинополе жило 28 тысяч греков и 100 тысяч евреев (200 тысяч армян и 500 тысяч турок). См.: Гиббон. Закат и падение Римской Империи. М.,1997.Т.6.С.589.

4. Преображенский А. Указ. соч. С. 365-369.