Впервые я решил начать разговор о Православии с разговора о Боге. Потому что обычно мы начинали с разговора о Библии или с рассказа по истории Церкви, символике иконы даже бывало. Но вот сегодня решил впервые придерживаться более классической схемы катехизиса, когда сначала идёт изложение учения о Боге, а потом уже касаются евангельских тем.

Но всё же… какой будет методика нашего размышления? Вообще, задача любого философа – определить для себя некий момент истины: из самых разных ситуаций, в которых бывает человек в жизни, где та, в которой человек по-настоящему является самим собой? В какую минутку приоткрывается самое глубокое, самое истинное, самое человечное, что есть в человеке?

И вот разница между различными философиями, прежде всего, состоит в том, что они по-разному определяют этот момент истины. Представьте, что вы даёте детям, которые учатся в художественной школе, задание: пойдите в свой родной город, выберите то место, которое вам больше всего понравится и которое вы считаете жизненным средоточием, смыслом нашего города, его историей, его жизнью – с чем вы связываете его будущее… Найдите такое место и нарисуйте. И вот детишки расходятся по городу, каждый выбирает что-то своё, рисует, а затем приносит учителю. Кто-то нарисовал крепостную стену – для такого ребёнка, начинающего философа, вся история – это история сражений, военных походов, империи, то есть это история воли к власти (это, скажем, Шопенгауэр будет у нас). Другой юный художник нарисовал, предположим, городской рынок – для него вся история города, человечества – это история торговли, рыночных отношений (это Адам Смит – любимый писатель, как известно, Евгения Онегина). Кто-то встал и нарисовал вид на фабрику – для него, соответственно, вся история человечества связана с производственными силами (это любимый всеми нами Карл Маркс). Ещё один художник-мыслитель нарисовал вид на бордель, со вкусом и знанием дела описал всё то, что там происходит, и затем написал об этом сочинение под названием «Психоанализ». Кто-то нарисовал вид на городскую ратушу: для него история города – сложные процессы управления. Для кого-то таким главным местом города оказался театр. А для кого-то - храм…

Понятно, что для православного человека, действительно, храм, монастырь и будет таким местом, с которым связаны самые глубокие и истинные проявления человеческой сути. И, если пробовать спросить на уровне не философского анализа, а констатации факта, где же та ниточка, в которой православие видит проблеск потаённой сути человека, такой ниточкой будет Пасха – Пасхальная радость. Это та минута, которую Православие считает самым главным призванием человека. Радость, которая наступит в эту ночь, есть прообраз той радости, которую Бог уготовил любящим Его. И всё то, что есть в Православии тяжёлого, трудного, есть путь к Пасхе. Подвиг покаяния, исповеди, воздержания и так далее – всё это условия, при которых возможно прикосновение к Пасхе…

А если не как констатацию это сказать, а попробовать обосновать это, то я предлагаю вам последовать таким путём. Итак, представьте, попался нам в руки некий ключик – затейливой конфигурации. Мы смотрим на этот ключик и думаем: «Каким же должен быть замок, к которому этот ключ подойдёт? В какую скважину он может войти и что это за замок такой?»

Для любого философа важно найти такой ключик – посылку. Именно найти – он её не доказывает, не делает: любая система философского размышления начинается с какой-то аксиомы, как и любая научная деятельность. Желательно, чтобы этих аксиом было минимальное число, чтобы они не разрастались в бесконечность. И от этих аксиом пробуют строить уже всё дальнейшее.

И вот я предлагаю в качестве такой аксиомы взять один тезис: свобода человека.

Вот я не могу доказать, что человек свободен. Я думаю, что никто не может этого сделать. И всё же обычно люди живут таким убеждением, что мы свободны. Я считаю, что это убеждение – это не заблуждение, это справедливо. Вслед за очень серьёзными людьми, работавшими над этой темой в европейской философской традиции, в русской философской традиции, я спрашиваю: к принятию каких следствий обязывает нас принятие этой аксиомы? Если я свободен, то – что из этого значит? Вот человек свободен. Какой должна быть вселенная, чтобы допустить свободу человека?

И вот здесь размышления на эту тему я хотел бы начать с обращения к такой значимой фигуре, как Иммануил Кант. (Человек, которого мы можем даже до некоторой степени называть нашим соотечественником и великим русским философом: благо какое-то время он, действительно, был подданным Российской Империи и писал верноподданные прошения императрице Екатерине, чтобы его утвердили в должность профессора Кёнигсбергского университета.)

О Канте сегодня знает большее число людей, чем его читали. Это всё благодаря «Мастеру и Маргарите» Булгакова. Как вы помните, когда некий персонаж иностранного происхождения появляется на Патриарших прудах и беседует с цветом советской интеллигенции, то он упоминает как об одном заурядном факте своей биографии: «Пил я надысь кофе с Иммануилом Кантом». И дальше поясняет, что Кант, который опроверг пять традиционных доказательств бытия Бога, затем как бы в насмешку придумал своё шестое. Иван Бездомный на это реагирует: «Взять бы этого Канта за это доказательство да в Соловки да годика на три!». Итак, за что же Кант удостоился такого приговора?

То, как он размышляет, может быть резюмировано в форме достаточно простого силлогизма, обычного силлогизма. У этого силлогизма большая посылка – общий тезис, из которого всё исходит. Ну, я поясню, что такое силлогизм. Силлогизм – это некое формально правильное логическое размышление, которое в стандартном виде имеет такую формулу – предположим: «Все люди смертны» - это большая посылка. Малая: «Пётр человек». Вывод: «Следовательно, Пётр смертен». Силлогизмы бывают разной формы, скажем, с отрицательными суждениями и так далее.

Так вот, большая посылка у Канта такая: «Всё в мире происходит по какой-то причине».

В мире не бывает беспричинных событий: если некий феномен существует, если некое событие произошло – значит, была причина, по которой это произошло именно так, а не иначе. В науке это называется принципом детерминизма – самый общий закон мироздания, в основе всякого научного мышления. Его пробовали расшатывать в философии и физике XX века: можно вспомнить полемику Бора и Эйнштейна по этому поводу. Но, в конце концов, просто пришли к тому, что принцип детерминизма может пониматься немножко более гибко, чем это было в механистической философии, но всё равно принцип детерминизма наука признаёт.

А малая посылка такая: «Человек свободен».

Вот что это за посылка такая?

Кант точно так же говорит – я не могу доказать, что человек свободен, но давайте попробуем это постулировать. Как мы это постулируем? В частности, через отрицание противоположной возможности: предположим, что человек несвободен. Что тогда из этого последует? Тогда нам остаётся отменить этику. Придётся отменить право, потому что, если мой сегодняшний поступок не свободен, а всецело предопределён тем, что со мною было вчера и позавчера, то в таком случае, если этот поступок был хороший, то орденом надо награждать не меня, а, скажем, моих родителей и учителей. Если поступок был плохой, то, пожалуйста, пусть они идут в тюрьму вместо меня. Если человек все свои действия совершает так, как совершают природные энергии – природные феномены, – нет оснований для того, чтобы прилагать к человеку категорию долга.

Это очень важная мысль Канта: в природе нет категории долга. В природе всё может быть описано только так, как оно есть. И мы не можем сказать, что Волга должна впадать в Каспийское море, что это её нравственный долг, почётная обязанность и так далее. Нет, мы может сказать, что это происходит так-то и так-то, но мы не можем сказать – «следовало бы Волге поступить так-то, а вот это она сделала неправильно». Иначе мы уподобимся царю персидскому Дарию, который высек черноморские проливы за то, что разметали его мост, который он навёл. Так вот, в мире природы долга быть не может. И, если мы человека рассматриваем в качестве чисто природного феномена и говорим «человек – это не более чем частица мира», в таком случае категории долга, права, совести, греха, заслуги мы должны устранить из нашей мысли – это иллюзия. И вот здесь открывается очень интересная особенность именно христианской философской традиции…

Для античной философии, равно как для индийской философии (вообще для языческого и архаического типа мышления) человек есть микрокосмос. Так же это и в современном оккультизме, так это в кабалистической традиции. Человек – микрокосмос. Мир большой – это макрокосмос, а мир малый (человек) – это микрокосмос.

В самом деле, то, что есть во вселенной, есть в человеке. Отец Павел Флоренский эту философему резюмировал в такой блестящей фразе: «Человек – это сокращённый конспект мироздания». Скажем, есть в мире некие процессы, которые описываются химией, - эти процессы есть в нас. Есть процессы, которые описывается с помощью языка квантовой механики, - эти процессы и в нас происходят хотя бы отчасти. Есть процессы, которые описываются на уровне биологии, - да, конечно, мы принадлежим и к животному миру тоже. И к миру химических феноменов мы причастны, и к миру физических, мы причастны и к миру животному, и к социуму и так далее. Да, человек – это микрокосмос. Это правда…

Но, уже начиная с IV столетия (от святителя Григория Нисского, Григория Богослова), идёт бунт христианской мысли против этой формулы - и рождается удивительная формула. Если для античной философии человек был микрокосмос, помещённый в макрокосмос, то Григорий Нисский говорит ровно обратное: «Человек – это макрокосмос, помещённый в микрокосмос». Человек – это большой мир, помещённый в мир маленький, потому что правильно: всё то, что есть во вселенной, в природе, в космосе, в мироздании, - всё это есть в нас. Но в нас ещё есть нечто, чего нет во всём остальном бытии: образ Божий, дар свободы, дар мысли, осознанности – вот этого во всём мире, который ниже нас, вокруг нас, этого там нет. Поэтому, как подчёркивают отцы IV века, не надо называть человека микрокосмосом, потому что тем самым ты уравниваешь его с мышью: мышь тоже есть сочетание четырёх стихий, мышь тоже есть микрокосмос. Но человек не только мышь, хотя некое мышиное начало в нём, конечно, присутствует, и начатки животной психологии, и физиологии и т. д. – всё это есть…

Так вот, человеческое существование, человеческий поступок можно описать в двух системах отсчёта, в двух системах координат. И Кант это делает в двух своих разных работах: «Критика чистого разума» и «Критика практического разума». И вот, если мы смотрим на человека извне, со стороны, в таком случае человек перед нами проходит, как комета пролетает по небу – так же и человек проходит мимо нашей жизни. (Позавчера в своей жизни я впервые-таки видел комету. И, оказывается, что они летят неправильно: они, оказывается, летят по небу хвостом вперёд. Потому что у меня было ощущение, что хвост за ними сзади должен развиваться. Физики мне пробовали что-то такое объяснить – я им раньше не верил, пока не увидел своими глазами. Это было в Сибири, в Подольске. Оказалось, интересное зрелище.) Так вот… Если я наблюдаю за другим человеком, мне всегда кажется, что я могу понять, почему он так поступил: могу найти причины, мотивы, предопределившие это его поведение.

Ну, представьте себе, что некий журналист, предположим, из «Московского Комсомольца», получает задание пойти и написать очерк о своём ровеснике или ровеснице, ушедшей в православный монастырь. Тот идёт (Великий Пост – тема актуальная, нужно что-нибудь такое экзотическое написать), едет в монастырь женский, беседует с послушницей. И затем появляется очерк, в котором автор пробует анализировать, что же он там увидел – даёт свою рефлексию над этим: «Понятное дело, крушение Советского Союза, коммунистическая идеология, духовный вакуум, влияние улицы, недостаток витаминов, трудное детство, недостатки школьной системы и так далее – ну куда ж бедняжке было податься, как не в монастырь?»

А через две недели тот же самый журналист получает задание к Первому маю – написать очерк о жизни труженицы панели. Понятно, почему к 1-му мая, потому что 1-го мая вообще-то вальпургиева ночь: всякая нечисть должна выйти наружу. И едет он куда-нибудь к «Метрополю», знакомится с барышней, беседует с ней и поясняет: «Ну, правильно, что же ещё можно было ожидать от нашей маленькой Веры, которую угораздило родиться в период крушения Советского Союза, коммунистической идеологии, духовного вакуума, влияния улицы, недостатка витаминов, недостатка школьной системы образования? Куда ей, бедняжке, было податься, кроме как не на панель?»

Действительно, наблюдая со стороны, всегда очень легко вместить человека в свою категорию, в своё представление – всё будет понятно, почему он так сделал. И даже свою жизнь мы часто склонны стилизовать так, что мы свободы в себе самом не замечаем и находим в этом великую радость. Тем самым, мы с себя снимаем ответственность: «Что я могу? Нас всех так воспитали, я тут не виноват…».

Но всё же, если присмотреться к себе самому внимательнее, то хотя бы иногда можно заметить, что в минуту выбора, перед поступком есть такая секундочка, когда течение времени останавливается, когда останавливается железная сцепка событий и когда я всё-таки могу сказать «да» или «нет». Да, конечно, мы включены в систему причинно-следственных отношений. Да, конечно, человек в основном подчинён закону причинно-следственных отношений. Но для научного мышления не всегда важна статистика – иногда бывает важно заметить уникальный феномен. Ну и что, что белые вороны не водятся на наших улицах. Но если хотя бы однажды белая ворона была замечена, значит, уже можно сказать, что белые вороны существуют в природе. Или белые слоны. Или свободные люди…

Да, может быть, мы очень редко пользуемся нашей свободой. Может быть, даже в жизни каждого из нас мы заметим всего лишь три-четыре случая. А, может быть, этот случай будет один на столетие или один в жизни всего человечества… Но если хотя бы один человек за всю историю человеческого рода однажды поступил свободно, то всё-таки свобода доступна для человека. А то, что мы задвинули её в дальний угол, это уже другая проблема.

Так что происходит в нашей свободе – в этом акте выбора? В моём прошлом есть очень много воздействий на меня: есть факторы, которые склоняют меня к тому, чтобы я пошёл налево; есть факторы, которые склоняют к тому, чтобы я пошёл направо. И, если я сделаю свой выбор, то то, что я пошёл направо, будет очень обоснованно, это будет небеспричинно – это будет иметь свои основания в моём прошлом. Правда. Но если я пойду налево, то и это будет небеспричинно, это тоже будет обоснованно и тоже обнаружатся причины, которые подтолкнули меня к тому, чтобы я пошёл налево… Но, оказывается, все многообразные давления моего прошлого, моей среды – все эти давления на меня всё-таки на какую-то секундочку замирают в минуту выбора: я как стрелочник могу привести, этот литерный поезд пойдёт по этому пути или по этому пути – куда он помчится. Да, он идёт не из этой моей секунды, он раньше набрал ход, он идёт по рельсам, которые уже давно проложены. Но всё же от моего движения воли, от моей руки зависит, туда он пойдёт или вон туда…

Так вот. В философии Канта это можно описать привлечением таких его терминов, как «вещь в себе» и «вещь для нас».

«Вещь для нас» - это то, что доступно внешнему наблюдателю. Я извне смотрю на мир, на другого человека, на его поступки – и я всё это воспринимаю как связанное причинно-следственными цепями, обоснованное, логически развивающееся.

Но есть «вещь в себе» - которая недоступна чужому взгляду. По учению Канта, есть только три вещи в себе, которые не подлежат выражению в рамках детерминистского мировоззрения. Эти три реалии таковы: это моя личность (моё Я), мир как целое (я могу познавать отдельные части вселенной, но я никогда не могу окинуть взглядом всё мироздание в его целостности) и Бог (Который тоже ускользает от того, чтобы я кусочек от Него отщипнул и сказал – вот я теперь Его точно знаю)… Вот три вещи в себе.

И вот Кант говорит: есть мир вещей для нас, мир природных феноменов – он подчинён причинно-следственным отношениям. Но если мы начинаем смотреть на мир глазами этики (практического разума), мы должны предположить, что человек способен исполнять не веления прошлого, а веления долга. И, значит, человек свободен. Значит, настоящее и будущее человека определяются не просто его прошлым – определяются его выбором, его свободой.

Итак, нравственно необходимо признавать нравственную свободу человека. Если мы этого не сделаем, мы должны будем отказаться от всех нравственных категорий, отказаться от оценок и своих поступков, и поступков ближних. И в самом деле, мы же не наказываем луну за то, что она устроила нам солнечное затмение, не объявляем ей выговор с занесением в личный гороскоп? Точно так же, выходит, нельзя наказывать человека, чьё нравственное, совестное чувство вдруг ушло в затменную зону в минуту, когда оно должно было проявиться. Значит, оказывается, совесть человека не то же самое, что и луна. Это явление совершенно другого порядка.

Итак, вторая (малая) посылка силлогизма Канта: человек свободен.

И вывод. Вывод оказывается таким: если в мире феноменов всё подлежит принципу детерминизма, а человек свободен, это значит, что он не подчиняется принципу детерминизма. Это означает, что мир феноменов не исчерпывает всего многообразия бытия.

Так Кант приходит к фундаментальнейшей философской идее: (и, должен заметить, что к этой идее, так или иначе, с разных сторон подходили все серьёзные философы мира, начиная от Платона или индийских философов, вплоть до современной русской религиозной философии) к идее иерархии бытия.

Оказывается, тот мир, который знаком нам ближе всего: мир физический, мир, где господствует принцип детерминизма, мир, который изъясним в категориях рассудка, - это только поверхностная плёночка океана бытия. А под нею таится некое истинное бытие. В философиях это называлось по-разному. У Платона это был «мир идей» - «мир эйдосов». Это могло быть «единая платина», это могло быть «Брахма» у индийских мыслителей. И так далее. Но всё же во всей мировой философии появлялась эта иерархия бытия. Но заметьте, как своеобразно она появляется у Канта. Оказывается, сущностным признаком этого бытия является свобода. Человек участвует в мире явлений, но не принадлежит ему. …

Так вот, оказывается, человек не подчиняется конституции вселенной. Человек не подчиняется основному закону мироздания – закону детерминизма. Это означает, что мир, подчинённый закону детерминизма, не есть весь мир. А именно человеческая свобода есть окошко в этот иной порядок бытия – в иной горизонт…

Что тогда мы получаем? Человеческая свобода есть символ – знак присутствия – иного бытия, которое, во-первых, свободно; во-вторых, это бытие оказывается нравственно окрашенным (потому что человек приходит к ощущению этого бытия через нравственный опыт, через категорию долга, через ощущение совести – значит, это некий нравственный мир)…

Спрашивается: как же мы тогда назовём такое бытие, которое свободно, нематериально, духовно и нравственно? В философии искони такое бытие называлось словом «Бог»…

И поэтому Кант делает свой вывод: нравственно необходимо признавать бытие Бога.

Это и есть знаменитое Кантовское доказательство бытия Бога. Напоминаю вкратце, из чего оно резюмируется. Всё в мире имеет свои причины (всё в мире строится по закону детерминизма). Человек не подчиняется закону детерминизма. Поэтому человек не является частью этого мира. Следовательно, человек принадлежит какому-то иному миру, в котором нет детерминизма. Следовательно, это мир духовной свободы – следовательно, мир Бога.

Кант, однако, подчёркивает, что это в строгом смысле нельзя считать доказательством. Надо различать две философские, логические, если хотите, педагогические процедуры: одно дело доказать, другое дело – объяснить. Если я хочу вам что-то доказать, это означает, что я размышляю так, что вы вынуждены будете (силой логики, силой аргументов, которые я буду приводить) с этим согласиться даже против своего желания. Но объяснение предполагает совершенно нечто другое. Объяснение предполагает приглашение собеседника в мой внутренний мир. Когда я вам нечто доказываю, я вторгаюсь в ваш мир – со своими знаниями, своими аргументами: я своё знание навязываю вам. Когда я объясняю, происходит нечто обратное: я вас приглашаю к себе в гости и пробую пояснить – «ну почему именно». И вот я вас приглашаю не в Православие, не в христианство – я говорю: «Знаете, мы, христиане, в этой традиции видим такой-то смысл, для нас это дорого. Мы видим смысл Великого поста в том-то, том-то и том-то». Я могу вам пояснить, почему есть Масленица перед Великим постом, а почему есть Страстная седмица после Великого поста – я могу пояснить некую смысловую связь. Но, тем самым, я просто вам поясняю, что мы не настолько абсурдисты, как иногда о нас пишут: то, что есть в Церкви, для нас осмысленно, то есть человеческим, тёплым смыслом согрето…

Так вот, что поясняет Кант? Он говорит: это не доказательство, что я вам сказал, я просто пробовал вам пояснить, что между словами «свобода» и «Бог» есть логическая связь. Только и всего.

Вот представьте себе: является вам некий математик (геометр), который поясняет вам, что у круга есть такие-то и такие-то свойства. И рассказывает вам ряд теорем, связанных с кругом как геометрической фигурой. А в зале сидит человек, который говорит: «Простите, профессор! Но я круга нигде не встречал. Ваш круг – это ваша математическая иллюзия: по-настоящему круглого предмета физике неизвестно». И он будет прав. Да, круг в некотором смысле – это математическая модель. Но (!) даже если в мире нет ни одного предмета идеально круглого, это не означает, что геометрия неправа. Потому что геометрия изучает логическую связь между, скажем, периметром окружности и длинной радиуса и так далее… И даже если в мире нет ни одного предмета, соответствующего в точности этой формуле, это не означает, что геометр неправ.

Так вот, так же и здесь Кант поясняет: может быть, Бога нет – вы можете так считать. Вы можете считать, что свободы нет. Но если вы всё-таки вдруг дерзнёте считать, что человек свободен, вот тогда вы логически будете понуждены признать, что и Бог тогда тоже есть. Вы можете считать – «я не знаю никакого Бога и знать не хочу и поэтому я буду считать, что я несвободен». Есть такие люди, которые искренне верят в то, что они несвободны – и начинаются умствования насчёт того, что «свобода – это осознанная необходимость и не более того» и так далее. Есть такие люди. Пожалуйста. Но – здесь есть призыв именно к логической мысли. У Канта он выглядит так: «Этот моральный аргумент вовсе не имеет в виду дать объективно значимое доказательство бытия Бога или доказать сомневающемуся, что Бог есть. Он только доказывает, что, если сомневающийся хочет в моральном отношении последовательно мыслить, то он должен признание этого положения принять в число максимум своего практического разума…».

Обратите внимание – здесь есть одно важное словечко: «в моральном отношении последовательно мыслить». Понимаете, последовательная мысль есть в некотором смысле этическая добродетель (!). У нас есть право мыслить нелогично – есть. Никто не может принудить нас под страхом закона мыслить логично. Но всё-таки, если мы хотим мыслить логично, если принимаем посылку свободы, нам придётся сказать, что Бог есть.

Однако это только половина той дистанции, которую надлежит пройти. А дело вот в чём…

Хорошо. Предположим, что наша свобода есть указание на то, что есть какие-то глубины бытия, которые не описываются законами психологии, социологии, физики, физиологии и так далее. Хорошо, пусть там есть некое бытие, которое мы назовём духовным бытием – назовём его Богом, вещью в себе. Пожалуйста… Но кто даст гарантию нам, что мы свободны от Него? А не получается ли так: царь проезжает через имение некоего боярина и видит, что боярин нехорошо обращается со своим смердом. И царь говорит: «Ты этого Алёшку не тронь! Я его к себе возьму – он мне будет служить!» Ну, хорошо, сей Алёшка оказывается избавлен от тирана по имени «боярин Голицын», скажем. Будет ли он тем самым свободен от тирании Петра Алексеевича? Нет…

Значит (продолжаем наш ход мысли), если мы постулируем, что человек свободен, то мы должны поставить страшный вопрос:

Как человек может быть свободен от Бога?

Не от мира физики – это несложно показать, несложно понять. Понимаете – да, человек выше мира, потому что он разумен, потому что он нравственно ответственен. Очень легко понять, почему то, что выше, свободно от того, что ниже. Но… если Бог выше нас, как мы можем быть свободны от Того, что выше нас?

И вот здесь уже начинается следующий виток философского рассуждения…