- Как получилось, что ты начала писать?

- Вопрос из разряда "гражданин, скажите что-нибудь умное..." (Автор в затруднении). Я начала писать, совершенно не думая о том, что это так называется: "начать писать". Образ жизни был таков, что человек что-то записывал на бумажках. Потом бумажек стало много, мама купила секретер. Потом я купила компьютер, теперь много дискет. Кажется, это называется графоманией.

На самом деле я не помню возраста, когда я не писала. За исключением детских бесписьменных лет.

- Многие говорят: "Вот, какая замечательная фэнтэзистка Мэдилайн Симонс". Как ты относишься к тому, что тебя считают писательницей фэнтези.

- Мало ли кем меня считают. У нас принято считать, что вот написал человек фэнтези и теперь он навеки писатель-фэнтезист. А что он живой человек, который меняется, - это мало кому в голову приходит. Я писала фэнтези, когда мне было 20 лет. Последний свой подвиг на этой ниве я свершила в 22 года. С тех пор прошло довольно много времени. В стране изменился строй, СССР прекратил свое существование, прошли два путча, зародилась Государственная Дума, началась война в Чечне, рубль ушел в прошлое, а шутка времен начала перестройки "тонна лимон бережет" вдруг обрела зловещую реалистичность. Словом, кое-что стало иначе.

Автор тоже, мягко говоря, не стал моложе. И поскольку он(а) живет не в вакууме, а на Петроградской стороне, то соответственно тоже изменился (то есть, -ась). Раньше мне было интересно писать про всяких милых гномиков и эльфиков с остренькими ушками, а теперь неинтересно...

- И как же ты написала свой самый известный роман - "Меч и Радуга"? Откуда взялся Хелот?..

- Хелота придумали мы с моей школьной подругой, когда учились в 10 классе. Писали тогда повесть "Веселый Шервудский лес" ("Свинцовые тучи повисли над Шервудским лесом..." и т. д.). Хелот был второстепенным, если не третьестепенным персонажем, бродягой и жутким графоманом, нечто вроде Франсуа Вийона из легенды.

Первым в череде "неприкаянных героев", каковых я потом плодила во множестве. Спустя несколько лет, уже одна, я написала о Хелоте целую повесть. Думаю, что образ этот отчасти удался потому, что он встречался и встречается на каждом углу. Собственно, Хелот - это хиппи времен "Сайгона", наш, родной, отечественный беглец от реальности.

А как приходит в голову мысль написать то или другое, сложно сказать. Обычно придумываются два-три главных героя, а потом они уже сами все за автора делают, остается только подглядывать и записывать.

- Не мешает ли тебе имидж, который появился из-за того, что ты напечатала первый роман под иностранным псевдонимом?

- Зловредная старуха Медилайн Симонс, которая написала "Меч и Радугу", когда я посещала детское дошкольное учреждение (1966, согласно легенде) меня ДОСТАЛА!!!

Мешает то, что приходится по сто раз объяснять, кто написал этот дурацкий роман. Я его написала! В возрасте 19-21 года! Десять лет назад! И даже более того!

Объявляю, что с мадам Симонс не имею ничего общего. Это не псевдо и вообще ничто. Это просто зловредная бабка, сухопарая карга, синий чулок, зануда, каких мало.

- Говорят, ты была на ролевой игре по "Хелоту", которую делал Ингвар. Каковы твои впечатления и вообще как ты относишься к играм по твоим книгам.

- На ролевой игре почти никто не знал, что по Ноттингаму и между мирами бродит автор. Что ужасно всех прикалывало. Автор переоделся в Сумасшедшую Леди Милдред (такого персонажа в романе нет, но мало ли кого в романе нет из тех, кто на игре есть). Ходил(а ) и искал(а) своего пропавшего жениха. Больше всего я боялась, что жениха-таки найдут! До меня доносили, что кто-то переживает: не автора ли сожгли как ведьму. Не автора, не переживайте. Сожгли какую-то другую женщину. С сожжением ведьмы был замечательный эпизод, когда выяснилось, что ни у кого нет огонька. Мой семилетний ребенок, с интересом наблюдавший за событиями, протолкался вперед и пропищал: "Дяденька, вот спички!" и протянул коробок.

Понравилось ли мне, то, что происходило. Для начала, Ингвар болел и игра шла не так, как задумывалась. Кроме того, я не ролевик и играть толком не умею.

Жить на свежем воздухе, болтаться среди экзотически одетых людей - видимо, этим игра как таковая не исчерпывается. Чего мне, впрочем, никто не объяснил заранее. Предполагалось, что коли автор такой умный, то сам сообразит. Пока автор соображал...

Что мне решительно понравилось - это абсолютная адекватность того, что я задумывала, и того, что народы отыгрывали. Дианора была настолько похожа на придуманный мной образ, что поначалу я вообще лишилась дара речи: из лесу вышло босое золотоволосое существо и поведала: "Я - Дианора..."

То же самое можно сказать и о Хелоте, и о других.

Вообще же для автора очутиться средь толпы придуманных им персонажей - состояние потрясающее. Я с трудом удерживалась от желания сказать им: "Все вы порождения моей пьяной фантазии"...

- То есть, обычно ты не живешь в своих мирах?

- Когда я что-то пишу, я, несомненно, в этом мире живу. Иначе ничего не напишется. Я придумывать толком не умею. В мире "Хелота" я жила десять лет назад. Сейчас этот мир меня настиг, но я там, несомненно, не живу.

- В каком же мире ты сейчас живешь?

- Живу я нынче в пятом веке, среди германцев, которые переселяются. Занесло меня туда следующим образом. Помирая со скуки на работе в справочнике "Весь Петербург", не придумала я ничего умнее, как сходить в Публичную библиотеку и поизучать готский язык.

Почему готский? Во-первых, его совершенно невозможно выучить, он очень сложный. Во-вторых, если даже чудо произойдет и я усвою все эти ужасные формы глаголов и прочее, то язык этот совершенно бесполезен. Поскольку мертвый он. Так что, сам понимаешь, повод для изучения был.

Изучивши готский до какого-то предела, вдруг прониклись я и мой соавтор Виктор Беньковский (с которым мы вечерами, брызгая слюной, с жаром обсуждали какие-то готские словоформы) идеей написать учебник готского языка. С ходу породили ряд текстов и упражнений, вроде: "Переведите на вандальский: а еще я хочу отбить нос вон тому мраморному парню" - и все в таком духе.

После чего учебник с его текстами автоматически перерос в роман.

А роман - в роман-эпопею в семи частях...

Там рассказывается история одной готской семьи в пятом веке. Кто попадает к Алариху и грабит Рим, кто к Гензериху и переселяется в Африку, кто к Аттиле, кто к блаженному Августину и так далее. В пятом веке есть, где развернуться.

- Это ведь явно о книге, которая еще не вышла. Расскажи в таком случае, что ты вообще написала за эти годы.

- Поначалу я стряпала фэнтези. Все они мне не нравятся, поэтому я про них говорить не буду. Потом я стала писать... э-э... затрудняюсь с определением жанра. "Кибер-фэнтези", "ист-панк", "исторические фантасмагории" или еще как-то. Во всяком случае, это НЕ фэнтези. Основной принцип того, что я стала писать, начиная с 94 года (до того я несколько лет не писала ничего), заключается в следующем: мир и без того полон чудес, чтобы их еще выдумывать. Если персонажи верят в чудо, то чудо и происходит. По этому принципу по строена повесть (или роман?) под названием "Мракобес", главный герой инквизитор, ведьмы очень плохие, инквизитор очень хороший, кроме того, бродит гадкий дьявол, шляются ландскнехты и то и дело творятся разные чудеса. Они происходят потому, что герои в них верят.

Примерно по тому же принципу построен "Вавилон". Это на самом деле не Вавилон, а самый обыкновенный Питер. Единственная точка соприкосновения, откуда пошла вавилонская ассоциация, - синий кафель на станции метро "Сенная площадь". У Мандельштама есть такие стихи: "Ветер нам облегченье принес/ и в лазури почуяли мы / ассирийские крылья стрекоз..." - дальше не помню. Вот на этих двух ассоциациях все и строится. Вообще основная тема "Вавилона": "мир как жестокий карнавал". Ну и самое любименькое, самая моя прелесть - это готская эпопея. Первый роман, который мы с Беньковским написали вместе, называется по имени главного героя "Атаульф".

- Что ты думаешь о творчестве других питерских авторов, которые пишут в сходном жанре: Ника Перумову, Марии Семеновой?

- Перумовские романы я читать не могу. Это не означает, что я считаю их плохими. Я и Бунина читать не могу, хотя он классик. Появление книг Марии Семеновой было для меня подарком. Во-первых, наконец-то вышли книги, написанные ХОРОШИМ РУССКИМ ЯЗЫКОМ. Во-вторых, герои - живые люди, а не механические приспособления для изрубливания в капусту всех, кто не успел уйти. То есть: если едут по дороге Хрольф, Хрульф и Срульф и каждому попадается свое приключение, и если вместо Хрольфа будет Хрульф, то в сюжете ни чего не изменится. Это мне не нравится. Мне нравится, когда от личности героя зависит сюжет.

У Семеновой каждый герой совершенно индивидуален.

Это, собственно, только часть ее достоинств.

При том мы с ней безбрежно расходимся во многих вопросах. Например, я считаю, что чудеса рядом - только руку протяни. Что на Ладоге, только обернись ночью, сразу все они и повыползают. А она не в состоянии описывать реальный пейзаж реальной, скажем, Ленобласти и еще с чудесами. Чтобы чудеса жили, ей нужно придумывать немного другой мир. Но это ничего не значит, по большому счету. Хороший писатель - он и в другом мире хороший.

В этом отношении ужасно расстроил "Владигор". Ждали мы чего-то замечательного, а вышло - псевдо-Волкодав, только намного-намного слабее. Если это подражание - то "поздравляю, гражданин, соврамши". Подражание всегда хуже оригинала, неужели приходится еще и еще раз в этом кого-то убеждать.

- Я вижу у тебя газету "Сорока". Читаешь?

- Почитываю. В 1994 году одна моя приятельница сообщила мне, что в газетке "Сорока" (куда она давала бесплатные объявления о продаже какой-то мануфактуры) в "801" появился некто Морган Мэган. Тогда я увидела эту газету в первый раз. Действительно, какой- то сумасшедший именовал себя Морганом. Это было... гм... приятно. Потом еще Гури Длинноволосый мелькал. Я поняла, что надвигается ПОПУЛЯРНОСТЬ.

Возмутилась: если популярность есть, то где, черт побери, читательская почта?

Оказалось, что и почта есть, только мне ее не показывают. Со странной формулировкой - "чтоб не зазнавалась".

Тут я ОЗЛИЛАСЬ!

Настолько озлилась, что взяла справочник "Весь Петербург", где в ту пору работала, и злобно обзвонила все издательства. Всем задавала один и тот же неназойливый вопрос: "Вам нужны гениальные рукописи?" Все отвечали: "Нет". По одному телефону (пятнадцатому или шестнадцатому по счету) вдруг сказали: "Минуточку".

Потом трубку взял Сергей Бережной. Так мы с ним познакомились, а он познакомил меня с остальными и вообще засветил.

Первая встреча с читателями проходила 30 апреля 1995 года в садике. Читателей было четверо: Ингвар, Ульдор, Таня Глюк и Лора. Как сказал мой друг и соавтор Виктор Беньковский, глядя на фотографию исторической встречи: "Каков писатель, таковы и читатели".

С этого и начались, если можно так выразиться, торжественные и публичные похороны "Медилайн Симонс"...

То есть, если определять мое отношение к "Сороке", то именно эта газета подвигла меня на какие-то активные действия. И познакомила со многими людьми.

- Рубрика наша очень много о Толкине рассказывает. Так что традиционный вопрос - как ты относишься к этому писателю?

- Сказать, "хорошо" - глупо, наверное. В свое время это было открытием другого мира, что ли. Ощущение огромного подарка держалось очень долго, года полтора. Потом, уже в 94-м году, взялась перечитывать и поняла, что ушла в какие-то иные места. Многое уже стало казаться неинтересным, скучным, наивным, ненужным. Видимо, дело не в романе, а во мне самой. И не исключает того, что вернусь и снова все засверкает.

Возможно также, что это связано с общей усталостью от жанра фэнтези, который утомил своим неназойливым однообразием.

В довершение беседы известная петербургская писательница Елена Хаецкая сказала, что скоро будет опубликован один из ее романов-фэнтэзи - "Завоеватели". Так что в ближайшее время нам предстоит еще раз встретиться с творчеством Елены, которое многим из нас очень и очень полюбилось.