Елена ХАЕЦКАЯ
дьякон Андрей КУРАЕВ
иеромонах Сергий (РЫБКО)
РОК-МУЗЫКАНТЫ
РЕЦЕНЗИИ (фантастика, фэнтези)
|
 
|
У НАС, В ВАВИЛОНЕ
(к читателю)
Дорогой Читатель!
Помните ли Вы Сенную площадь времен угара перестройки? Толпы озлобленных людей, непрестанное, какое-то лютое торжище, где покупателю норовили всучить шнурки от ботинок с таким видом, будто это — лишь повод придушить урода означенными шнурками... Сенная, где непременно кого-нибудь били в углу, а в другом углу наемный танцор, выгнув спину, за деньги танцевал танго со всеми желающими. Сенная, с ее синим кафелем на станции метро, с ее разливанной грязью, трупами алкашей за пивным ларьком...
Как-то раз, проходя со мной в те годы по площади этой, один приятель (прототип Беренгария) сказал: «Скоро здесь друг другом торговать начнут»... И я представила себе рабские бараки — вон там, где впоследствии появился холеный «Макдоналдс». От рабских бараков почему-то потянулась ниточка к убиваемому в сталинских лагерях Мандельштаму (о нем тогда много писали), мелькнуло его стихотворение: «Ветер нам утешенье принес, и в лазури почуяли мы ассирийские крылья стрекоз...»
Эти ассирийские крылья соединились в моем буйном воображении с синим кафелем на станции метро. А поскольку несколько дней назад я купила но случаю книжку про Вавилон (про запас — вдруг понадобится? никогда ведь не знаешь, что может понадобиться!), то декорации для будущего цикла как-то разом выстроились в моей голове.
Я написала рассказ о парне-христианине, которого продали в Оракул и который встретил там свою любовь, С выбором персонажей проблем не возникло: я описывала себя и своих знакомых. И только человек по имени Беда не имел реального прототипа. В те годы таким был возлюбленный моей мечты.
Модной была тема смерти. Я написала о смерти. Модной была тема хипповских вписок. Я написала о такой вписке. Я писала о девочках-ремесленницах, пытающихся подзаработать изготовлением «фенечек», о крохотных фирмочках с их жалкими махинациями, о том, как гигантские челюсти перемен пережевывают маленьких людей. В определенной степени, как мне казалось, я делала «петербургскую прозу».
При этом я почему-то прослыла знатоком Вавилона. Хотя написать вместо «Летний сад» — «сады Семирамиды», а вместо «Петропавловская крепость»-— «зиккурат», можно без всяких познаний в области Вавилоностроения. Мне просто хотелось странного, не более того. А эпоха, в которую мы существовали тогда, была более чем странной.
Так сформировался цикл из семи рассказов. Изначально он назывался «Синие стрекозы Вавилона».
В рассказах присутствовала ненормативная лексика. Она произвела сильное впечатление. Все почему-то сочли, что это-то и есть самое главное в моих текстах. Моя старушка крестная заявила: «У приличия есть границы. Ты зашла далеко за них». Она была права: я хотела узнать, как далеко можно зайти слишком далеко.
Впоследствии я поубирала практически всю ненормативную лексику. Ну ее совсем. Не в ней смысл. Не в ней, братцы и сестрицы! (Есть легенда, что меня «вынудили» это сделать. Ничего подобного.)
Спустя несколько лет после цикла рассказов я написала «вавилонский роман». Это история нескольких одноклассников, которые основали собственную фирму и стали процветать. Первое название романа — «Обретение Энкиду» — издатель забраковал. Равно как и второе — «У нас, в Вавилоне». Книжка вышла под заголовком «Вавилонские хроники». На обложке вместо фамилии автора (то есть, моей) была помещена целая ооъяснительная записка: «...известная как Мэдилайн Симоне, автор Меча и Радуги...» Картинка отражала второй смысл слова «хроники» (т.е. хронические алкоголики — хотя мои герои вовсе не алкоголики). Художник позвонил мне и спросил вежливо: «Елена, какое пиво вы предпочитаете?» Я обрадовалась. Ну, думаю, пробрала его моя книга — хочет угостить. Назвала сорт. Никакого угощения не последовало, зато у персонажей на картинке появились в руках бутылки с тем самым пивом.
Затем тот же роман выходил в издательстве «Амфора» под заголовком «Вавилон-2003».
В отличие от довольно мрачного цикла рассказов, роман — принципиально веселый. Там никто не погибает, никто даже особенно не страдает, напротив: все герои так или иначе обретают большое счастье в работе и личной жизни. Сплошной «мир — труд — май».
Поэтому если по антуражу рассказы и роман близки, то по настроению они прямо противоположны.
Образ раба Мурзика сочинялся под сильным влиянием «Волкодава». Изначально Мурзик появился как некая альтернатива суровому, угрюмому, сильно побитому жизнью герою-венну. А что если вот такой, клейма негде ставить, раб окажется человеком неунывающим, веселым, любопытным, энергичным? Что получится?
Два слова о прогностической фирме Ицхака, где подвизается главный герой. Я не верю в сделанные таким образом прогнозы. Я не верю в путешествия в «прошлые жизни». Хоть и прочитала знаменитую книгу «Жизнь после жизни» и даже воспользовалась ею при сочинении собственно путешествий в «былое». Это просто литературный прием, не более того. Персонажи романа изначально были задуманы как веселые шарлатаны, а их фирмочка — одна из множества совершенно не нужных человечеству фирмочек, которые, тем не менее, позволяют кому-то неплохо заработать и вполне благополучно прожить жизнь.
Роман «Вавилонские хроники» (он же «Вавилон-2003») стал для меня первой не мрачной вещью после «Мракобеса».
Подводя итоги. Про реальный Вавилон в «Вавилонском цикле» — ничего. Рассказы — мрачны и пронизаны духом начала девяностых. Роман — весел и полон авантюрного духа второй половины девяностых.
Все вещи даются в их окончательной редакции, которая сводится к тому, что автор совершенно добровольно отказался практически от всей ненормативной лексики, сочтя сей эксперимент неудачным.
Приятного чтения.
© Елена Хаецкая
|
 
|