СПб.: Азбука-классика, 2003, 2004.



Странное дело: эти симпатично изданные томики, в хорошем переводе, на хорошей бумаге, с рисунками Михаила Беломлинского, никто не хотел брать на рецензию. Возьмут в руки, повертят и откладывают. Что-то отпугивало.

Нет, не то, чем нарочито стращают автор и издатели. Опытный книгочей каким-то шестым, а то и седьмым чувством всегда распознает: «его» это книга или не «его». И, соответственно, соглашается стать читателем или избегает этого счастья как сомнительного.

Лично меня прельстили хорошая бумага и рисунки Беломлинского...

Больше ничего хорошего в этих книжках я не нашла. Назойливая попытка автора хохмить на тему бесконечной череды несчастий, которые обрушиваются на головы трех бедных-бедных-пребедных (точнее, несчастных-пренесчастных, хотя довольно состоятельных в материальном отношении) сироток, почему-то меня совершенно не смешила. Скорее, угнетала.


«Дети жили со своими родителями Бодлерами в огромном доме в центре грязного шумного города...» — так начинается история. Пока детки бродили пасмурным днем по пляжу, в их доме случился пожар, и все сгорело, вместе с родителями. И началось: равнодушный душеприказчик, злобный и алчный опекун, кругом отвратительные пасти и алчные лапы. Всем охота завладеть деньгами несчастных детей, и никому нет дела до участи и душевного состояния сирот.

Куда-то сразу поисчезали все добрые друзья, которые, по воспоминаниям, часто бывали в гостях у хороших-прехороших родителей.

Никто из этих друзей ни разу не появился и не поинтересовался — как там дети. И остались трое сироток наедине с жестоким и отвратительным миром. Про то, как сироты по мере сил и возможностей сражаются с этим миром, и написаны все тома эпопеи «Тридцать три несчастья». (Вероятно, их будет ровно 33).

Как мне представляется, в детской книжке не должно быть так много смертей. А в повестях Лемони Сникета погибают практически все, кто хоть что-нибудь хорошее может сделать для сирот. Причем эти гибели воспринимаются практически с полным равнодушием. Дети не особенно переживают, ведь им надо в очередной раз разнести по кочкам злодея. Злодей, кстати, тоже неопределенный: с одной стороны, он утрированно-страшный, но до Бармалея (с другой стороны) не дотягивает — для сказочного негодяя в нем слишком много от реального подлеца, кои действительно существуют в обычной жизни. Таковых можно наблюдать в милицейских сериалах, а если не повезет — то и в собственной коммунальной квартире.

По всей вероятности, задачей автора было создать нечто на тему английского черного юмора, эдакий детский «страшок». Но для черного юмора книжка слишком реалистична, нет того «перебора» ужасов, после которого становится просто смешно; а для смешной книжка слишком мрачна и чересчур убедительно живописует подлость, одиночество, предательство, бессилие. Поэтому восторженные отзывы, помещенные издателями на обложку книги — мол, «современный Диккенс», «здорово, что это не сказки о Золушке» и т.д. — говорят только об одном: у написавших сие катастрофически плохо со вкусом. Диккенс никогда не позволял себе смеяться над сиротством. Он никогда не смаковал несчастья одинокого ребенка. Диккенс всегда очень хорошо знает, что сироту хранит какой-нибудь ангел, и твердо верит в это. Это старинная традиция, отказываться от которой не стоит. Даже если мы живем в мире, где сирот не хранит никто, даже ангел, где сироты подчас настолько испорчены и страшны, что ангелы от них шарахаются. Мне не нравится читатель-ребенок, который не любит «сказку о Золушке» и готов посмеяться над бедами Оливера Твиста.

Есть в «Тридцати трех несчастьях» и еще одна вредоносная сторона. Взрослые (как и в «Гарри Поттере», кстати) показаны здесь либо полными недоумками, либо просто гадами. А дети — единственные, кто хоть что-то секут в жизни. Эта книга, таким образом, здорово льстит маленькому читателю, который начинает воображать, будто жизненный опыт и знания папы, мамы, учительницы, старшего брата абсолютно ничего не стоят. «Будь просто ребенком — это гарантия успеха!» Обольщаться подобными идеями маленькому читателю явно не стоит — хотя бы потому, что можно схлопотать. Если не от старшего брата, то от строгой Тетушки-Жизни.

Поэтому, прежде чем покупать книжки Лемони Сникета своим детям, еще раз полюбуйтесь на ернически-«юморной» штампик, заботливо проставленный издателями на очаровательно изданном томике: «Осторожно! Очень опасная книга!». И отнеситесь повнимательнее к авторскому предисловию: «...Вам ничто не мешает сразу отложить книгу в сторону и почитать что-нибудь более радостное, если вам это больше по вкусу».

Знаете, а ведь стоит прислушаться ко всем этим предостережениям. И перечитать, например, Астрид Линдгрен. Того же «Эмиля», где тоже много и детских шалостей, и трагического, но присутствуют здравый смысл, правильная иерархия отношений между детьми и взрослыми, а главное — неизменная доброта. Ледяной мир Лемони Сникета с его льстивым заигрыванием с малолетками, натужными попытками «острить» и наличием якобы занимательного сюжета при откровенно гадостном отрицательном герое пусть лучше остается где-нибудь далеко-далеко. Подальше от наших детей и от нашего дома.