Все элегии русской поэзии, от Жуковского до Надсона! Все то же лето - вторая его половина, время сбора плодов, запах мощной травы-лебеды, крапивы, ромашки - буйно пирующей на земле после ухода человека. И кресты. Как в Вакорихе, где на каждой вещи лежал отпечаток руки одного мастера, - так и здесь было очевидно, что все эти кресты изготавливались в одной и той же мастерской, и один и тот же фотограф создавал овальные эмалевые медальоны с портретами в рамке замысловатых виньеток, и один и тот же умелец писал «каллиграфическим» почерком на черных металлических пластинах серебряной краской. Эти пластины, прикрученные проволокой к оградам могил, чаще всего несли подробные объяснительные надписи: «Дорогой незабвенной маме, жене, теще, сестре, тете - от дочери, мужа, зятя, сестры, племянников». А иногда вдруг встречались совсем непохожие на обычную здешнюю деловитость - и тогда в груди предательски перехватывало: «Не бойся, мы с тобою - никогда тебя не забудем» или совсем уж трогательное: «Спи, наше солнышко, ясное, ясное, неугасшее»… Фамилии - Петровы и Шиловы. Женские имена - почти сплошь Манефа и Асенефа.

«Асенеф» - имя супруги Иосифа прекрасного, имя египетской вельможной дамы, которое Томас Манн расшифровывает как «Ас-Нейт», посвященная богини Нейт (неба). Догадывались ли вакорихинские старухи, в какую тьму древнеегипетскую уходит, возможно, их имя? А красивое…

И лица, лица - тех, кто жил в тех домах, кто навсегда ушел из них: с поджатыми губами, с глубоко ушедшими глазами, серьезные, суровые, печальные, в белых платках, завязанных под подбородком. Почти одни старухи. Стариков только двое. На одном портрете - веселый боевитый дед с острыми, торчащими, как у волка, ушами и жилистой шеей, мальчишески выступающей из ворота клетчатой рубахи; вторая фотография - тоже над могилой древнего старика - юноша в унтер-офицерской форме времен империалистической войны, лихо заломленная фуражка, сногсшибательный чуб… А молодых на этом кладбище нет. Молодые ушли умирать в другие места…

Вологодская земля, мой персональный, маленький рай. В тот день, на сельском кладбище, мне так и казалось: из дремучих лесов, от сказочных резных прялок - так и шагнули Манефы и Асенефы прямо в небо из настежь раскрытого храма при большой дороге…