Вниманию благосклонного читателя предлагаются произведения, созданные в ключе "стилизма". В отличие от стилизации, несущей в себе определенный элемент пародийности, стилизм представляет собою вполне самостоятельное творческое направление.

Виктор Конецкий рассказывает, как беседовал во Франции о французских писателях и все удивлялся; как это - никто не знает Мопассана? А кто знает, те морщатся: "Фи, Мопассан - не стилист!". Это повергло советского писателя в шок: если Мопассан с его тончайшим языком, нюансами, изяществом - не стилист, то кто же тогда?..

В самом деле - кто?

Предположим, некий человек, считающий себя "стилягой", обожает все, что имеет отношение к 1950-м годам. Он, соответственно, одевается по моде тех лет, слушает тогдашнюю музыку, знает наизусть книги тогдашних писателей и т.д.

Писатель-стилист - это, можно сказать, стиляга от литературы.

Стилист - не подражатель, использующий готовые шаблоны. Подражательство - удел бездарных. Стилист существует и творит в определенной манере, которая всегда служит для реализации его собственных творческих задач. Пользуясь арсеналом того или иного стиля (импрессионизм, экспрессионизм, символизм и т.п.), каждый стилист вносит в него какие-то свои оттенки, краски, интонации. После него в стиле остается некий вполне ощутимый творческий след. После подражателя никаких следов не остается.

Иной стилист приходит к идее сочетания совершенно различных стилей. Подчас стиль вообще превращается в основное содержание произведения. Яркий пример тому - творчество БГ, который ухитряется состилизовать Вертинского с его изломанной трагедией в стиле "модерн" с мещанским романсом рабочих окраин (связующий гвоздь этих "ножниц" - митьковский призыв "надо быть хорошим!" и "всех жалко!"), а восточное ожидание "той, что приносит дождь" - с интонацией того особого восприятия нью-эйджевских компиляций, что присуща жанру fantasy ("Я шел по следу оленя в тени высоких деревьев" - мироощущение участника ролевой игры по "Робину Гуду").

Первое из представленных сегодня сочинений написано в стиле "магического реализма". Для советского читателя этот стиль был открыт Маркесом, но вот примеры из творчества других корифеев:

"По ее рукам видно, что у нее будет двое детей, - подумал Опуич. - По манере носить платье ясно, что она разведется, а по тому, как она причесана, можно догадаться, что умрет она в 48 лет. Так же как музыканты думают ушами, эта думает своими грудями", - заключил молодой Опуич и обратился к девушке:

- Ты украла мой браслет, вон он у тебя на руке!

Она перевела взгляд на него, и он ощутил, как все ее тело запахло персиками. А ее коса под действием этого взгляда начала, словно змея, приподниматься вверх.

- Такое каждый может сказать. Докажи.

- Я знаю, что написано на браслете. Там выгравировано: "Я талисман. Если исчерпаешь мою силу, я не смогу тебе больше служить. Если сумеешь меня снова наполнить, стану опять полезен. Но имей в виду, если талисман не помогает тебе, это не значит, что он не помогает другим..." Вот что написано на моем браслете. Теперь я тебе не позавидую! Придется вернуть его, но этот браслет откусывает руку, на котрую надет! Если ты его снимешь, останешься без руки.

Девушка на балконе в ответ расхохоталась.

- Тогда я его не сниму. Мы с тобой просто поменяемся.

- Чем?

- Ты утверждаешь, что я украла твой браслет, но я могу сказать, что ты украл мой перстень. Вон он у тебя на пальце. Перстень с печаткой, которым набивают трубку..."

(Милорад Павич.
Последняя любовь в Константинополе.-1994)

"- Слушай, слушай! - кричал он, - Тебе отрежут косу, отрежут косу, отрежут косу!

Увидев его, она легко вскочила и, бледная как смерть, кинулась к двери. Но башмаки покойной монашки, разбитой параличом, которые Эльвира носила из жалости, сковали ее шаг.

Рыданье, как звезда, забилось в ее горле. Птицы сновали во мгле у серых недвижных стен. Два великана-эвкалипта тянули покаянные псалмы.

Покойница держала ее, и она безутешно плакала, и тихо глотала слезы, как те больные, у которых тело сохнет по частям. ЕЙ казалось, что она умерла, что ее погребли, что на ее могиле, над сиротским саваном, набитым прахом, который был ею, цветут, словно розы, белые слова, и ужас ее понемногу сменялся тихой радостью. Монашки, живые кусты роз, срезали цветы друг у друга в подарок Деве, а розы пахли маем, плели паутину благовоний, и Пресвятая Дева мошкой света запутывалась в них.

Но вскоре она забыла о том, как цветет ее тело после смерти.

Как сорвавшийся с веревки змей улетает в небо, ее тяжелая коса упала прямо в геенну. Вся тайна была в косе, все горестные минуты. Она забылась на несколько вздохов и поняла, что сидит на земле, а рядом кишат и пляшут бесы..."

(Мигель Анхель Астуриас.
Легенды Гватемалы.-1933)

Является ли Павич подражателем Астуриаса? Или же оба они черпают воду из одного колодца, наливая ее в совершенно разные сосуды?


Второе сочинение - пьеска о короле Артуре - было создано в стиле "театральной фантазии". У нас широко известны пьесы Е.Шварца и Г.Горина в режиссуре Марка Захарова; Но существуют также театральные фантазии, принадлежащие перьям Сартра и Дюрренматта, где используется тот же самый прием; известный мифологический, легендарный или исторический сюжет облекается в парадоксальную, изобилующую анахронизмами форму; вокруг "традиционного" главного героя (Геракла, Геца фон Берлихингена, Ромула Августула, сэра Ланселота, Джонатана Свифта и т.д.) начинают громоздитьсят вполне закономерные нелепости - и из всей этой фантасмагорической мешанины вдруг прорастает прямо на глазах У зрителя некое Вечное Чувство или Великая (и старая как мир) Идея: Любовь, Свобода, Жертвенность, Чистота, Свет.

Для сравнения манеры письма, также приведем примеры классиков стиля.

Над серединой сцены висит веревка с коровьим колокольчиком. Десять парламентариев, вынырнув из навоза, окружают Авгия. Их видно лишь по пояс...

Девятый парламентарий. Мы - древнейшая демократия Греции.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Десятый парламентарий. Самый свободный народ в мире.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Девятый парламентарий. Мы - самые древние из греков.

Остальные парламентарии. Но по уши в дерьме.

Авгий (звонит в колокольчик). Тихо!.. Долой навоз! Это - великие слова. Мы - подлинная демократия и стоим на пороге решительного обновления государства. Задача, поставленная перед нами, столь ответственна, что нам необходимо выбрать Верховного ассенизатора, если мы всерьез хотим ее выполнить. Правда, с другой стороны, мы подвергаем угрозе нашу свободу. Дерьма не будет, а Верховный ассенизатор останется, и удастся ли нам его тоже убрать - большой вопрос...

(Фридрих Дюрреиматт.
Геркулес и Авгиевы конюшни.-1954)

Бургомистр. ...Слушали: о снабжении некоего Ланцелота оружием. Постановили: снабдить, но скрепя сердца. Эй, вы там! Давайте сюда оружие!

Гремят трубы. Входят слуги. Первый слуга подает Ланцелоту малень медный тазик, к которому прикреплены узенькие ремешки.

Ланцелот. Это тазик от цирюльника.

Бургомистр. Да, но мы назначили его исполняющим обязанности шлема. Медный подносик назначен щитом. Не беспокойтесь! Даже вещи в нашем городе послушны и дисциплинированны. Они будут выполнять свои обязанности вполне добросовестно... (Протягивает Ланцелоту лист бумаги). Это удостоверение дается вам в том, что копье действительно находится в ремонте, что подписью и приложением печати удостоверяется. Вы предъявите его во время боя господину дракону, и все кончится отлично...

(Евгений Шварц.
Дракон.- 1943)

В заключение необходимо добавить, что стилизм открывает широчайшие возможности для игры мыслями, словами, смыслами и ассоциациями - как при восприятии художественных произведений, так и при создании их; приперченные талантом, они восхитительны на вкус и запах. Да здравствует удовольствие!