“Но во вселенной христиан…нет места
ни для нашего Зрения, ни для нашего знания”.
((С) Талиесин, мерлин Британии)

Современный гуманистически настроенный читатель, встречаясь с суждениями о язычестве христианских Святителей первых веков нашей эры, зачастую испытывает смущение и удивление их жестким и непримиримым настроем. В современном секуляризированном обществе принято считать, что ни одна религия не вправе претендовать на абсолютную истину, что все религии хорошие и ведут к одной цели, только разными путями. Правда, столкнувшись, как сейчас принято говорить, с какой-нибудь “тоталитарной сектой” ( например, с “Аум Сенрикэ”, Move, или, кто помнит, с пресловутым “Белым Братством” ), общество реагирует с вполне адекватной жесткостью. Но стоит этой самой “тоталитарности” стать чуть-чуть менее ярко выраженной, как государство ( имею в виду страны традиционно христианской культуры ) сразу вспоминает о том, что оно светское, а общество по большей части уже давно утратило интерес к религиозным исканиям.

Безусловно, я вижу в этом беду и вину государства и общества. Однако, нельзя не отметить и того факта ( впервые подмеченного мною, кажется, в работах отца диакона Андрея Кураева ), что государство и общество отчасти обмануто мимикрией сегодняшнего язычества. Язычество сегодня, по крайней мере, в России, очень модно. Создаются, если так можно сказать, языческие общины, издаются газеты, появляются многочисленные жрецы, волхвы и другие служители культа. Однако, то язычество, которое подается обывателю сегодня, похоже на то язычество, с которым столкнулось христианство, распространяясь по Европе не больше, чем поединок в пейнтбол на Вторую Мировую Войну. Чтобы убедиться в правоте этого положения, достаточно прочитать серьезные исторические труды о тех временах, от древнеримских авторов до, скажем, Карамзина, но разве обыватели это читают? Вот и возникает убеждение, что язычество того времени было таким, каким его представляют сейчас – добрым и мудрым, а злобные христиане уничтожали его методично и жестоко. На самом же деле, огромное количество культов, противостоявших христианству в те годы, по части жестокости и разнузданности вполне сравнимо, скажем, с верхушкой и средними эшелонами Третьего Райха, да и в борьбе против христианства в средствах язычники отнюдь не стеснялись. Поэтому, чтобы пафос христианской непримиримости к язычеству, нужно увидеть это язычество в его истинном обличие: с его кровавой жестокостью, кошмарными ( даже с точки зрения запуганного политкорректностью сегодняшнего обывателя ) оргиями, ложью и устремленностью к благам мира сего. Но как это сделать, ведь историков обыватель не читает? Зато он читает фантастику, и на помощь истории может прийти литература.

Мэрион Зиммер Брэдли явно не ставила своей целью написать антиязыческую книгу. Однако, у любого сильного писателя ( а, судя по этой книге, писатель она действительно сильный ) временами возникает проблема: помимо воли автора персонажи начинают как бы жить своей жизнью и предстают перед читателем такими как они есть, без страшных масок и без ретуши.

Роман “Туманы Авалона” был написан писательницей в 1982 году, но на русском языке, кажется, был впервые опубликован в конце прошлого года в серии “Шедевры фантастики”, выпускаемой издательством “Эксмо”. Роман состоит из четырех книг: “Владычица магии”, “Верховная королева”, “Король-олень” и “Пленник дуба”, в настоящей статье рассматривается только первая из них. Рассмотрение остальных, возможно, воспоследует.



1. ХРИСТИАНЕ

Еще не хватало дыхания на проклятия
тратить! С таким же успехом я бы
пожелала тебе доброго пути прямиком
на твои Небеса, и пусть твоему Богу
общество твое покажется приятнее,
нежели мне.
((С) Игрейна, герцогиня Корнуольская)

Прежде чем приступить к анализу образов язычников в книге Брэдли, рассмотрим, как показаны в книге их антиподы - христиане. Это действительно интересно как для понимания самих язычников, так и для осознания поведения христиан настоящих. Отметим, что христиан формальных среди персонажей книги явное большинство и анализ всех образов потребовал бы изрядно времени и места. Поэтому, ограничимся лишь двумя характерными образами – отцом Колумбой и герцогом Горлойсом Корнуольским.

Прежде всего ответим, что образ отца Колумбы, тинтагельского священника, подан как типический и собирательный образ. Эпизодические персонажи: другие священники, монахини из Гластонбери, принципиально от него ничем не отличаются. И характерной их чертой является ограниченность. Язычество в романе живет жизнью, полной ярких красок, христиане влачат жизнь, наполненную лишь серыми тенями. Очень показательна в этом плане является сцена попадания Моргейны на Авалон: сначала перед читателем появляется серый и тусклый Остров Монахов:

“…пасмурные, серые воды, высокие тростники у края, безмолвные, низкие тучи, в воде – пучки водорослей”.

И как контрастирует с этим описание Священного Острова:

“Перед ними искрилась озаренная солнцем водяная гладь, вдали виднелся зеленый берег… На вершине Холма взгляд различал круг стоячих камней, что блестели и переливались под солнцем. К ним. спиралью поднимаясь все выше и выше, вела широкая дорога процессий и шествий. У подножья Холма приютились обители жрецов, в зелени притаился Священный источник, а чуть ниже серебром отсвечивала зеркальная заводь. Вдоль берега росли яблоневые рощи, а еще дальше – вековые дубы, золотые побеги омелы обвивали их ветви, повисая в воздухе.”

Но христианским священникам всю эту красоту узреть не дано:

“…там лежит тень и в их мире мы тоже будем тенями”.

Причем, не дано не потому, что от них ее специально прячут, в былые времена христиане свободно посещали Авалон. Но, будучи ограниченными людьми, они отрицают существование мудрости друидов и потому сами лишают себя возможности увидеть Священный Остров.

Вот тут мы сделаем небольшую паузу и от фантастики перейдем к реальной истории. Если Артур действительно существовал и легенда о нем более менее отражает реальность, то он жил на рубеже V и VI веков нашей эры ( А.Сапковский в своей работе “Мир короля Артура” ссылается на “Annales Cambriae” неизвестного автора, в котором смерть Артура в битве при Каламане датируется 537 годом ). К тому времени своей мудростью были знамениты многие известные христианские подвижники. Назову лишь некоторых: Святитель Иоанн Златоуст, Святитель Николай Чудотворец, Святитель Василий Великий, Святитель Григорий Богослов. Вселенские Соборы были собранием не только столпов Церкви, но и, одновременно, собранием многих из мудрейших и образованнейших людей своего времени. Многие из тех, кто возлагал на себя бремя апостольства – то есть несения христианства в те земли, где до них о Христе не слышали ничего ( или – почти ничего ), так же прославились своею мудростью, равно как и вниманием к мистическому опыту тех народов, среди которых вели проповедь, дабы отделить интуитивные догадки и представления об истинном Боге от ложной веры. В истории Русской Православной Церкви в первую очередь вспоминаются Святые Стефан Пермский и Николай Японский. Если же говорить об истории мест, традиционно связанных с именем короля Артура, то стоит вспомнить Святого Мартина Турского, крестителей Бретани: Святых Брие, Корентина, Пола Аурелиена, Самсона, Мало, Тугдуаля и Патерна, и, безусловно, Святого Патрика. И дело не в том, что конкретный отец Колумба оказался не похож на них, в конце-концов, конкретный тинтагельский священник вполне мог оказаться замкнутым и ограниченным человеком, и нет никаких особых оснований отождествлять его со своим тезкой и современником, проповедовавшим христианство несколько севернее Корнуолла, – Святым Колумбой. Но когда кругом одни такие вот отцы Колумбы – появление Святого Колумбы становится событием крайне мало вероятным. Именно это и нужно апологетам язычества – гонять отца Колумбу, как это делает в книге Игрейна, занятие нехлопотное и приятное. Однако, можно с уверенностью говорить, что изображая таких священников, автор намеренно искажает исторический фон эпохи.

Перейдем теперь от христианских священников к образам мирян. Здесь наиболее показателен образ герцога Горлойса. Повествование построено таким образом, что мы все время видим его глазами Игрейны, при жизни герцога питавшей к христианству далеко не нежные чувства:

“И ты – ты выдала меня за одного из таких!”

обвиняет она Вивиану. Понятно, что поступки и слова Горлойса в ее глазах по определению имеют негативную окраску. Однако, если посмотреть на ситуацию непредвзято, то обвинить герцога не в чем. Он – любящий муж, насколько может быть любящим муж при браке, когда жених и невеста ни разу не видели друг друга до свадьбы. Он – честный воин и верный слуга своего короля. Когда после смерти Амброзия происходят выборы нового властителя, Горлойс исходит не из своих шкурных интересов, но из интересов Британии, и последовательно поддерживает Утера, хотя лично ему Утер неприятен. Несправедливы упреки Игрейны в том, что из-за подозрений он затевает междуусобную войну. Конечно, если сводить понятие “измены” к физическому контакту, то, Игрейна осталась верной супругой. Но, если рассматривать брак как некую духовную близость, а не только как регламентацию процесса совокупления ( а Горлойс, как христианин, безусловно, придерживался именно такого взгляда ), то близость эта была разрушена, причем именно Игрейной. Вивиана и Талиесин смущают ее, ставят перед тяжелым выбором, но, не зная как поступить, Игрейна даже не пытается поделиться своими проблемами с мужем, который, вроде бы, должен быть ей самым близким человеком. Эту ситуацию мог бы исправить Утер, прояви он больше понимания и такта, однако, пути государя, радеющего о благе своего народа, Утер предпочитает путь доминантного самца, не способного контролировать свои эмоции. В итоге – никому не нужная война, смерть Горлойса и запоздалое прозрение Игрейны:

“И в этот миг Игрейна поняла, что муж любил ее по-своему, сурово и грубо, и все обиды, которые он ей причинил, - лишь следствие этой любви”.

Лично мне в этой сцене видится победы Брэдли-писательницы над Брэдли-пропагандисткой: идеологически выдержанные клише уступают место неподдельным чувствам. Позднее мы увидим, что это далеко не единственный случай, когда это происходит.



2. ИГРЕЙНА

Вот теперь моя Богиня велит
мне стать шлюхой, а мерлин
Британии и Владычица Озера
готовы поработать сводниками!
((С) Игрейна, герцогиня Корнуольская)

Оценивая Игрейну, я вспоминаю известный пассаж из доклада А.А.Жданова по поводу журналов “Нева” и “Ленинград”, направленный в адрес Анны Ахматовой: “Мечется между будуаром и молельней”. Насколько несправедлив был тов. Жданов к Ахматовой, настолько удачно эта характеристика подходит к герцогине Корнуольской: всю первую книгу романа она занимается именно этим.

Собственно, нехорошо упрекать человека, испытывающего душевные терзания, если бы эти терзания не были столь нарочитыми и неискренними. Лично меня не покидает чувство, что всю книгу Игрейна играет роль, точнее, несколько ролей: сначала дочери Авалона и герцогини Корнуольской, потом – королевы Британии, и, наконец, вдовствующей королевы-матери. Истинные же чувства Игрейны, похоже, оказались скрыты столь глубоко, что их не увидела даже автор книги. Ну а если исходить из того, что автор знает про своих героев все и даже чуть больше, то придется признать, что поступки Игрейны объясняются эмоциями, владеющими ею в момент совершения этих поступков.

По-человечески Игрейне можно посочувствовать: отданная в ранней юности замуж за человека, намного старше себя возрастом, не знающая жизни ( все ее детство прошло на Авалоне ) она вряд ли могла рассчитывать на счастливую жизнь. Объективно рассуждая, ей крупно повезло: Горлойс оказался любящим и заботливым мужем, даже по меркам нашего просвещенного времени, не говоря уж о ситуации тогдашней Британии. Однако, для самой Игрейны такая отстраненная точка зрения невозможна, и она, безусловно, права. Однако, решает свои проблемы герцогиня заведомо неподходящими средствами, в итоге получается даже не “как всегда”, а “совсем уж плохо”. На мой взгляд это не случайно, а глубоко закономерно: вся борьба Игрейны ведется против, а не за. Никакого положительного идеала у нее нет. Почему?

На мой взгляд, это объясняется тем, что дочь Авалона, язычница Игрейна, взыскует Истины, которой культ “Богини” ей дать просто не в состоянии. В детстве ознакомленная с основами своей веры, Игрейна не была допущена до тайного знания жрицы, поэтому в разговорах с Вивианой и Талиесином чувствует себя необразованной и неумной. Она простодушно ужасается взглядам христиан, относится с огромным почтением к Верховной Жрице и мерлину до тех, пока они не заставляют ее изменить законному мужу с Утером. С этого момента языческие убеждения Игрейны начинают рушиться, вряд ли ее можно назвать верной “дочерью Богини”. Однако, уходя от старой веры, она не приближается к вере новой. Мне кажется, что причина этого в том, что ее прежняя вера не знала института исповеди, наставничества. Игрейна не умеет делиться с кем-либо своими проблемами и изнемогает в бесплодной борьбе с ними. Вполне логично, что в итоге все ее попытки сделать “как лучше” приводят только к тому, что ситуация становится только хуже. А вот ее обращение в христианство, на мой взгляд, выглядит неубедительно. Отречение от прежней веры, вполне мотивировано и было предопределено, как я уже сказал, разговором с Вивианой и Талиесином в Тинтагеле. Но отречься от язычества и принять христианство – разные вещи. Автор довольно подробно описывает переживания герцогини на протяжении всей книги – и постижения христианской Истины в них нет. Так что, на мой взгляд, Игрейна становится номинальной христианкой, исполняющей обряды, но так и не сумевшей узреть свет Христов.



3. ВИВИАНА

Мне казалось, ты уверена: твоя
воля – это воля Богини, и все мы
- лишь марионетки в твоих руках.
((С) Моргейна, жрица Богини )

Что должна делать Верховная жрица, когда в стране идет острое соперничество между двумя религиями? Ответ кажется очевидным: приложить все свои силы, чтобы утвердить свою религию в качестве господствующей. Путешествовать из конца в конец страны и проповедовать, проповедовать, проповедовать… Не странно ли, что Владычица Священного острова Вивиана для проповеди своего учения не предпринимает ни малейших усилий?

Мне скажут, что состязание христианских священников с проповедниками язычества проходили в неравных условиях: первых поддерживала королевская власть, вторых же она преследовала. Безусловно, в некоторых государствах в некоторые периоды истории так оно и было, но только не в книге Брэдли. Нет, общих слов об утеснении христианами язычников в книге более чем достаточно, но когда мы переходим к конкретике, то картина получается совсем иная.

Вот, что говорит сама Вивиана о ситуации в Малой Британии ( более известной как Бретань или Арморика ):

Бан Армориканский избран Верховным королем в Малой Британии, и его друиды объявили Бану, что в знак этого ему должно пройти Великий обряд.

И немного позже:

Но король Бан поклялся не дать мирам разойтись и сохранить врата открытыми для таинств. Так что он намерен заключить Священный Брак с землей в знак того, что в час нужды его собственная кровь напоит посевы.

Прямо скажем, не верится, что сей доблестный король может быть кандидатом на роль сурового гонителя язычества. А ведь он не одинок. Вот мы на пиру у другого Верховного короля, на сей раз – Всея Британии, Аврелия Амброзия. Любопытный пир: на нем нет ни одного христианского священника ( а ведь христианских иерархов в те годы короли на свои пиры довольно часто приглашали ), зато присутствует мерлин Британии Талиесин, легко и непринужденно проповедующий среди высшей знати Британии. А сам король, обращаясь к Игрейне ( напоминаю, по книге она происходит из рода жриц Авалона ) говорит очень знаковые слова:

В числе моих придворных советников есть и твои соплеменники, священникам не по душе, что друидов ставят на одну ( на одну ли? – Е.Г. ) доску с ними, но я им говорю: все вы служите Великим, тем, что над нами, только под разными именами.

Послушаем теперь его преемника, Утера Пендрагона:

Мне подавай войну, добычу, женщин – о да, женщин, - а служители Божьи этого всего не одобряют.

Конечно, мне можно возразить, что это слова молодого Утера, но и впоследствии он не сильно изменился. В разговоре с Вивианой, когда она приезжает забрать Моргейну на Авалон, Утер просит у нее талисман от выкидышей для Игрейны, принимает ее совет относительно будущего Моргейны и Гвидиона-Артура, неоднократно подчеркивает свое расположение к мерлину Талиесину. В общем, гонитель язычества из него никудышний.

Для полноты картины добавлю пару высказываний представителей правящего сословия. Слово Экторию, впоследствии воспитателю юного Гвидиона:

Христос не способен повести нас в битву. А солдаты – прости мне невольное кощунство, лорд мой король, - не встанут под знамена Иисуса Миротворца.

Слово Галахаду-Ланселету:

Даже в этом утешении ( стать христианином – Е.Г. ) мне отказано, хотя при дворе Бана я за христианина схожу с легкостью. Думаю, я ни в какого Бога не верю, кроме вот этого ( показывает на свой меч ).

Слово Оркнейской королеве Моргаузе, супруге короля Лота:

…Лот священников ни во что не ставит, хотя подданные его – в достаточной мере христиане… по чести говоря, большинству их дела нет до того, кто таков Бог этой земли – Непорочный ли Христос, или Богиня, или Увенчанный Рогами ( уточню, что речь идет все же не о христианском антиподе Бога, но о местном кельтском божестве – Е.Г. ), или белый конь саксов…

Итак, как мы видим, ситуация для культа “Богини” более чем благоприятная. Большинство светских властителей настроено по отношению к язычеству минимум нейтрально, если не сказать больше, ну а ортодоксальные христиане могут лишь ворчать, когда их никто не слышит ( во всяком случае, именно так поступает Горлойс, молча выслушиваюший за столом у Амброзия проповеди язычества, а потом сокрушающийся об этом у себя дома ). Казалось бы – проповедуй, увеличивай число верующих, низводи христианство до веры немногих инакомыслящих. Но ничего этого не происходит. И если укрепление христианства на Альбионе, произошедшее за время правления Утера, можно попытаться объяснить именно поразительной пассивностью адептов старой веры ( а больше – и нечем объяснить ), то саму пассивность объяснить очень трудно. Лично у меня есть только одно объяснение: Вивиане просто некогда заниматься “черновой работой религии” – кропотливой ежедневной проповедью своей веры. Некогда, потому что все время отнимает у нее другое: политические интриги.

В самом деле, история рождения Артура в изложенном Брэдли варианте -

это история политического заговора с легкими элементами мистики. Собственно, зримый вклад языческих божеств в этой истории минимален ( о том, какова их заслуга, например, в том, что Горлойс сам предложил Игрйене отправится с ним в Лондиниум, можно спорить долго, но это бессмысленно – в тексте книги об этом не сказано ничего ). Большая же часть событий хорошо объясняется неплохо подготовленным стечением обстоятельств, да магией мерлина Талиесина. Именно магией, но не молитвами. Точно так же, сугубо политические причины подводят Вивиану к идее Великого Брака для Гвидиона-Артура, а уж осуществление этой идеи – политика, от вопросов веры тщательно отфильтрованная. Никаких религиозных причин передать роль “воплощения Богини” Моргейне не существовало, но Вивиане для политических баталий нужен был ребенок королевской крови – и она спокойно отправила девушку на ложе к родному брату ( пусть у Гвидиона и Моргейны разные отцы, но мать-то у них общая ). Люди для Вивианы – не более чем пешки в большой игре, а приз – нет, не утверждение исповедуемой религии, но личная власть:

Будь я десятью годами моложе, о, как бы мы с ним правили – я и он!

думает она по ходу разговора с Утером. Власть и только личная власть – цель всех ее действий.

Косвенным доказательством правильности этого предположения является изрядная неряшливость Верховной жрицы в краеугольных вопросах собственной веры. Во что вообще верит Вивиана, чему она учит юных жриц?

Ныне есть две Британии, Игрейна: их мир, что подчинен Единому Богу и Христу, и рядом и позади – мир, в котором до сих пор правит Великая Мать, мир, в котором живет и молится Древний народ.

Но не он ли объявил войну всем прочим Богам, не он ли убивает всех тех, кто не отказывается ему поклониться? Сохрани нас судьба от такой любви со стороны Бога!

Довольно последовательно, не правда ли? И вдруг, та же Вивиана говорит совсем другое:

Все Боги – это единый Бог…

Господь священников и Великий Бог друидов – одно…

Может быть кому-то удастся отыскать в тексте объяснение, как можно увязать эти две взаимоисключающие точки зрения, мне – не удалось. Зато, нашлось подтверждение, что автор поощряет свою героиню к такого рода расщеплению сознания: по ходу разговора жрицы с христианским священником следует многозначительная ремарка:

…ведь в отличие от них ( священников – Е.Г. ) она-то знала: Бог, которому оба они поклоняются ( т.е. и Вивиана и отец Колумба, жирный шрифт мой – Е.Г. ) более велик и благ, нежели все священство, вместе взятое.

Сама по себе мысль эта вполне в духе самого ортодоксального христианства, но выраженная Вивианой, невольно наводит на размышления, не разные ли понятия вкладывают ли они со священником в слова “величие” и “благость”. Да и не покидают меня сомнения, что речь идет все же отнюдь не об одном и том же боге.

Впрочем, одно объяснение у меня все же есть, правда, с текстом книги никак не связанное. Известный факт, что большинство языческих религий построены на концепции “тайного знания” ( сейчас это называется модным словом “эзотеризм” ), то есть какая-то часть учения доступна всем, а какая-то – только адептам высокой степени посвящения. Вполне возможно предположить, что “прохристианские” высказывания Вивианы отражают “общеизвестные” положения ее религии, а “антихристианские” – то, что положено знать только своим ( не даром она говорит одно в присутствии большого числа людей, а другое – только при Игрейне и Талиесине ).



4. МОРГЕЙНА

Я пытался полюбить ее ради
Игрейны. Но она…странная.
((С) Утер, король Британии ).

Тем, кто хорошо знаком с Артурианой, отлично известно, что далеко не всегда центральным персонажем произведения является король Артур. Эта давняя традиция имеет корни не менее глубокие, чем сама Артуриана как таковая ( истории, в которых Артур всего лишь второстепенный персонаж, можно встретить, например в Мабиногионе ), и достойные продолжения в ХХ веке ( достаточно назвать трилогию М.Стьюарт “Хрустальный грот”, “Полые холмы” и “Последнее волшебство”, на мой взгляд – лучший вклад в Артуриану, сделаный в прошлом столетии ). Главный герой “Туманов Авалона” – Моргейна. Однако, сюжет первый книги таков, что в первой ее половине она не может не быть персонажем второго плана, ввиду своего малолетства. Солируют же другие: в соответствии с классической легендой Игрейна и Утер, а также, уже вопреки легенде – Вивиана. И только во второй части, став жрицей “Богини”, она уверенно занимает место центрального персонажа. Причем, с точки зрения автора, похоже, персонажа положительного.

Однако, когда читатель пытается уяснить, какие же мотивы движут молодой жрицей, то его ожидает сюрприз: похоже, все поступки Моргейны диктуются озлобленностью. Да-да, всего лишь банальной, мелкой, доступной всем и каждому озлобленностью.

Ключевой сценой для понимания внутреннего мира Моргейны является эпизод с проникновением на Авалон маленькой Гвенвифар.

Моргейна испытала приступ ненависти столь жгучей, что еще бы секунда, и она потеряла бы сознание.

В чем причина столь сильного проявления чувств? В паре добрых слов, которые Ланселет бросил заблудившейся, испуганной, продрогшей маленькой девочке. Умно ли взрослой девушке ревновать мужчину к ребенку? Особенно, если учесть, что мужчина этот девушке, собственно, ничем не обязан и ничего не обещал.

А ведь схожая реакция у Моргене прорывается и во многих других ситуациях, например, при первой встрече с Келвином-арфистом или в разговорах с Вивианой после Великого Брака. Претензии, суть которых Моргейна, похоже, и сама не в силах внятно сформулировать, сводятся к тому, что ей де не оказывают должного почтения, с ней недостаточно считаются, недостаточно уважают. В общем-то любой человек столкнувшись с подобным обращением будет недоволен, но, с одной стороны, чувство собственной значимости у Моргейны явно гиперторфированно, а, с другой, в ее поведении как-то не наблюдается ни малейших попыток подать добрый пример и отнестись к кому-либо с почтением и уважением ( не считая, конечно, робкого поведения по отношению к Вивиане, в промежутке между отъездом из Тинтагеля и Великим Браком ). Ей должны все, она не должна никому и ничего.

Кстати, думаю, что я знаю, в чем причина такого характера Владычицы Магии. Она – в недостатке любви, полученной в детстве. И вот тут мы должны вернуться к Игрейне, с которой начали наше исследование. Казалось бы, женщина, воспитанная на культе “Богини”, женского начала, должна быть доброй и любящей матерью. Увы, любви дочери от матери досталось на чайную ложку. Мне, конечно, могут возразить, что до смерти Горлойса Игрейна в дочери души не чаяла, а охладела к ней после отречения от “Богини” под влиянием христианства. Если с первым спорить невозможно, то по поводу второго отмечу, что нигде не сказано, какие христианские правила учат матерей не любить своих детей. Думаю, мы лишний раз убеждаемся, что христианство Игрейны оказалось не столь глубоким, как это продекларировала Брэдли.

В итоге, девушка, жрица, Владычица Магии оказывается прямо-таки сжигаемой желанием добрать того, что не было получено в детстве, но… Силой любить не заставишь. В итоге, все более и более озлобляясь на весь свет, Моргейна шаг за шагом уходит все дальше во мрак ненависти и спасения от этого для нее не видно.



5. ТАЛИЕСИН

…однажды – не сейчас, нет, ибо земля
к тому еще не готова, равно как и те,
кто идут за Христом, - однажды друид
и священник станут молиться бок о бок;
и в огромном их храме святое причастие
примут из вот этой чаши и блюда в знак
того, что все Боги – едины.
((С) Талиесин, мерлин Британии ).

Кому как, но мне язычество в образах Вивианы и Моргейны, кажется весьма непривлекательным. Возможно, именно для тех, кто разделяет моё мнение, в роман введен образ Талиесина, представляющий собой, так сказать, язычника с человеческим лицом, парадную, привлекательную для непосвященных сторону “культа Богини”, не могу удержаться от употребления жаргонного слова “демоверсию”.

Безусловно, у него отнять ни мудрости, ни доброты, ни особой совестливой порядочности, которая присуща весьма немногим людям и которую, в силу странного недоразумения ( не удержусь от ядовитого уточнения – в силу грязных манипуляций ) в России сейчас принято называть “интеллигентностью”. Все это не может не привлекать. Но… Как мы уже убедились, за этим фасадом скрывается звериный оскал злобного и жестокого культа. И именно этот оскал, а не порядочность Талиесина, являются его истинным лицом.

В самом деле, он, будучи в ранге главного мерлина Британии, а Брэдли решила из имени легендарного Мерлина сделать должность, ни разу не пытается остановить Вивиану. Максимум, на что его хватает это на робкое предупреждение:

Смотри, не принимай собственные желания за ее ( “Богини” - Е.Г. ) волю.

А вот поддерживает антихристианские выпады Вивианы он гораздо более пространно:

Христиане тщаться уничтожить все знания, кроме собственного, и в этой борьбе изгоняют из мира любые таинства, кроме разве тех, что вписываются в их собственную религию.

Возможно, они ( христианские проповедники – Е.Г. ) хотят, чтобы люди, обреченные на участь, столь тяжкую, отчаялись и на коленях приползли к Христу, который заберет их на небо. Мне не ведомо, во что верят приверженцы Христа и на что уповают.

Цитирование можно и продолжить, но я бы хотел остановиться именно на этой фразе. И привести теперь другие слова Талиесина, сказанные им семнадцать лет спустя юному Артуру:

Ты сам видел, что я искренне чту Христа: я приклонял колени перед алтарем и вкушал святое причастие.

А теперь давайте поразмыслим. Приведенные первыми слова с почитанием Христа как-то не вяжутся. Может быть, за эти годы Талиесин пересмотрел свою точку зрения, но на этот счет автор хранит молчание. И мне, например, более вероятным кажется, что никакой серьезной переоценки ценностей у Талиесина не произошло, его отношение к христианам и христианству осталось прежним. Внешние исполнение христианских обрядов не сделало друида верным сыном Церкви.

Кстати, здесь имеется существенная историческая неточность: в то время допуск к причастию проходил весьма строго. Существовал особый институт “оглашенных”, т.е., кто был уже был приобщен к основам веры, но не показал себя настоящим христианином. И до наших времен божественная литургия делиться на две части: литургию оглашенных и литургию верных, во время которой и происходит Святое Причастие. Границей между частями служит возглас: “Оглашенные, изыдите!”, после которой, согласно канону, оглашенные покидали церковь. При такой строгости доступ к причастию друида, да еще высокого ранга – ситуация абсолютно фантастическая. Понятно, для чего это нужно автору – вслед за Талиесином Брэдли, видимо, придерживается концепции “христианства без христиан”: хорошего Христа и плохих последователей, извративших его учение. Не даром в романе упоминается легенда о Христе на Авалоне:

Много веков назад…с юга сюда пришла небольшая группа священников, жаждущих знания, и с ними – их пророк-назареянин; по легенде, здесь, в обители друидов, где некогда воздвигся храм Солнца, обучался сам Иисус – здесь он обрел всю свою мудрость.

Дело здесь даже не в том, насколько не соответствует эта история Евангелиям. Дело в том, что у того Иисуса, о котором говорится в этой легенде нет ничего общего с Иисусом Христом, кроме имени. Ведь сами поклонники “Культа Богини” отрицают и последователей Христа ( надо ли напоминать, что каноническая цепочка рукоположений христианских священников, начатая самим Господом, не прерывалась ни ко времени Утера и Артура, ни к нашему времени ), и основные положения того учения, которое несли эти последователи. Почему же тогда мы должны принимать их пророка за нашего Спасителя?


Итак, подведем итоги. Впереди еще три книги романа, которые, вполне вероятно, заставят на многие идеи и образы взглянуть по-другому. Однако уже сейчас можно сделать один важный вывод: писательский талант сыграл с мадам Брэдли злую шутку. Те, кто должны были предстать перед читателями, как положительные герои, предстали героями, по-меньшей мере, спорным, а, на мой взгляд, героями отрицательными. И получилось это именно потому, что они оказались очень хорошо, очень талантливо написаны. Герои Брэдли – не функциональные схемы, а полноценные образы, которых воспринимаешь, как живых людей. Им сочувствуешь, с ними переживаешь, над их словами и судьбами задумываешься. “Владычицу магии” непременно стоит прочесть, получить удовольствие от отличного сюжета, великолепного языка ( в чем, думаю, заслуга переводчиц С.Лихачевой и О.Степашкиной ), а затем хорошенько поразмышлять над этой непростой книгой.