Мне не раз доводилось слышать от современных литераторов: “Мой писательский дар — это инструмент, данный Богом”. И дальше делается такое умозаключение: раз инструмент Божий, то значит, все, что им сделано, — хорошо. Но так ли это?

Вот посмотрим: руки — Божий инструмент? Да. Кто создал металлы? Бог. Противоречит ли Богу искусство выплавки? Нет. А топор сам по себе? Тоже нет. Но если человек берет топор и бьет им по темечку ближнего — это Божье дело? Казалось бы, — Божьими руками, Божьим топором... А дело выходит бесовское.

Вот так же и здесь. Из того, что писательский талант — дар Божий, а это безусловно Божий дар, — не следует, что любое его употребление — Богоугодное.

Более того: наличие дара налагает немалую ответственность. Ибо Бог взыщет с каждого, как он этим даром пользовался. Вспомним евангельскую притчу о талантах. Можно вспомнить и басню Крылова: погиб разбойник и умер писатель. Оба очутились в аду. И писатель оказался под маленьким огонёчком, а разбойник горел в сильном пламени. А потом под разбойником огонь потух, так как кончились все последствия его беззаконий, а под писателем огонь все больше и больше разгорался, потому что книги, оставшиеся после его смерти, продолжали развращать людей. Так что возникает вопрос об ответственности писателя перед Богом, и вопрос, как мы видим, весьма серьёзный.

В нашем случае речь идет об особенной, специфической области литературы — о фантастике. Само слово “фантастика” происходит от слова “фантазия”. И некоторые говорят, что фантазия — великолепное свойство человеческого ума, якобы, нечто возвышенное. Так ли это?

Вспомним, что с точки зрения Православной Церкви наш разум, пребывает в ненормальном, искажённом состоянии. После грехопадения Адама и Евы наш разум болеет, и самая тяжелая его болезнь называется фантазией. Да-да! Такова одна из основных посылок христианского учения о грехе. Любой грех начинается с того, что человек фантазирует себе: это — добро! Здесь речь идет не только о литературе, но и о самых обыденных делах. Алкоголик говорит себе: “Вот эта конкретная рюмочка мне не повредит”, хотя и знает, что пьянство — зло. В результате он спивается. Так происходит с любым грехом.

Разум человека изначально рассчитан функционировать по другим нормам. И задача христианина состоит в первую очередь в исцелении разума. Ведь именно интеллект, разум — наша высшая способность. Он больше всего сближает нас с Творцом. Мы, как говорит святой Григорий Богослов, через разум соединяемся с Богом. Разум подчиняет себе волю и чувства, а через них — и тело человека. Итак, главная задача, — чтобы разум правильно функционировал. По словам святого Григория Нисского, разум должен быть “единовиден”. Что это значит? Разум должен научиться видеть вещи не такими, как хочется человеку, а такими, какими они должны быть на самом деле. Наш человеческий разум, именуемый “оком души”, должен научиться видеть мир глазами Бога.

Вот тогда он будет работать правильно, в нем исчезнет область мнимостей, прекратится его распад... Человек перестает метаться, не умея дать точную этическую оценку тому или иному явлению — доброе оно или злое. Он научится четко различать: вот — доброе, а вот — злое. Он станет видеть творение Божье таким, какое оно есть на самом деле.

Это главная посылка христианской духовной жизни. Эта задача лежит в основе таинства покаяния, для этого мы причащаемся. Все добрые дела существуют для исцеления разума, воли, чувств. Само слово “покаяние” означает “перемена ума”, его исцеление.

Но как же тогда может быть соотнесен с христианством тот род литературы, который в особой степени использует фантазию, опирается на нее? Возможно ли такое соотнесение в принципе? Может логично возникнуть вопрос: если фантазия — болезнь разума, то не следует ли, что ее вообще никак нельзя использовать?

Но ведь, с другой стороны, и жемчуг — результат болезни моллюска. Песчинка попадает в раковину, организм запускает защитную реакцию, и в итоге появляется прекрасная жемчужина. По промыслу Божию, столь же прекрасные плоды может принести и использование фантазии.

И в западном, и в восточном христианском наследии богат сказочный пласт, — а это ни что иное, как плоды фантазии. В принципе, та же фантастика. Но в этих сказках и легендах выражены христианские идеи, настоящий опыт христианской жизни, и потому Церковь с этим никогда не боролась. Сказки входили, как составная часть, в традиционную христианскую культуру. Конечно, часть эта не основная. Так что писателям-фантастам придется смириться с тем, что писательство не является главным делом в жизни человечества и отдельно взятого человека. Если писатель не кается, не причащается, не живет христианской жизнью, то его ремесло пойдет ему во зло. Он и других своим отравленным разумом отравит. Яркие примеры такого отравления — Шопенгауэр или Ницше, больной разум которого способствовал появлению нацизма.

Но некое место для писательства и для использования фантазии, безусловно, есть.

Однако, фантазия должна быть укрощена. Ибо не ограниченная ничем фантазия приводит к распаду разума. Разум не может существовать без определений. Любое разумное действие нуждается в них. Что это? Стол? Или стул? Или — кровать? Если выдумывать каждый раз новые понятия, разум не выдержит.

Так что ограничения в любом случае необходимы и неизбежны.

Но какие?

Те, которые каждый автор выдумывает себе сам? Но это всегда аморфно и субъективно. Может быть, те, которые на автора налагает общество, ныне распространённые стереотипы? Но они, скажу прямо, мелковаты.

Человек больше, чем социум. Ведь, как известно, в толпе каждый отдельно взятый индивидуум умнее, чем вся толпа. Отдельно взятый человек более ценен, нежели все общество. Как вы думаете, что для христиан важнее: судьба отдельно взятого человека или судьба России? Конечно же, судьба человека! Россия не может войти в Царствие Божье, а человек — может... Так что, как видим, для уважающего себя писателя остаётся ориентироваться на ограничения сверх-человеческие, на пределы, поставленные Богом. А называются они догматами. Соблюдать их — прямая обязанность православного писателя.

Здесь надобно уяснить простую вещь: если человек считает себя православным, но пишет неправославные вещи, то он православным не является. Он не может подходить к святым Христовым тайнам. Если он будет причащаться, то рискует в прямом физическом смысле умереть после Причастия. Такие случаи бывали: люди, хулившие Бога своими творениями, умирали после Причастия. С Богом играть нельзя!

Писателю в своем творчестве ни в коем случае нельзя отказываться от догматов. Некоторые говорят: “это сковывает”. Ничего подобного! Догматы никогда никого не сковывали. У о. Павла Флоренского в “Иконостасе” есть гениальная фраза: канон мешает только неспособным людям. Только неспособный человек станет всякий раз изобретать новые правила. А по-настоящему талантливый художник использует канон как оселок, проверочное средство, отбрасывающее недостойное, слабое, и получает в результате лучшее, совершенное.

Если говорить конкретно о фантастике, то православный фантаст не имеет права ни при каких обстоятельствах оправдывать зло. А под злом надо понимать то, что названо таковым в Священном Писании. Граница — четкая, и она дана в Слове Божьем. Истина — одна, это Господь наш Иисус Христос. В этом свете нужно писать, поднимая добро и осуждая зло.

Но говорят: “Это неважно”. Говорят: “Это скучно”. Но на самом деле такова лучшая проверка для художника. Написать похвалу злу легче легкого. Любой бумагомаратель напишет апологию зла. Цветочки зла вроде бодлеровских... Для такой работы талант не нужен. Требуется немного хамства, способность держать стиль и больше ничего. Гораздо сложнее задача красиво написать добро. И вот как раз фантастика может её решить, используя свой традиционный материал как притчевый. Фантастика может работать именно как сказка, как притча. Таково ее истинное место и в древней культуре, и в современной.

Никакой автор, если он считает себя православным, не имеет права отходит от догматов, сформулированных в “Символе веры”. То есть, от веры в Бога-Творца, например. Если человек верит не в личного Бога, а в некую безликую силу, как из “Звездных войн”, — он не христианин. Он не может быть допущен к Причастию. Человек, который в своих произведениях говорит об иных спасителях, кроме Господа Иисуса Христа, — не христианин. Человек, который утверждает, что спасение возможно вне Церкви, — не христианин. Человек, который отвергает воскресение физического тела, — не христианин. Четкий рубеж дан нам в “Символе веры”. Ведь “Символ веры”, как говорят святые отцы, и есть ключ к Царствию Небесному. И следование ему в творчестве православного писателя должно быть необходимым элементом его личной духовной дисциплины

Возникает выбор: человек, допустим, говорит: “Все это меня сковывает”. Если так, он, конечно, может остаться писателем, но называть себя христианином ему не стоит. И ходить в храм — тоже не стоит. Не надо вводить других людей в заблуждение. Пусть он готовится ответить на Суде, от которого он явно не сбежит. Бог взыщет с него за злые дела. А отказ от догматов — одно из величайших преступлений, не меньше, чем убийство. Это грех против первой заповеди: “Я Господь Бог твой, да не будет у тебя иных богов, кроме меня”. Почитающий иных богов, кроме Господа, является величайшим преступником. В том числе и тот, кто воспевает иных богов, занимается пропагандой язычества в фантастическом произведении; или, например, воспевает языческие идеи, например, переселение душ.

Есть еще одна граница, которую не стоит переступать. Церковь настойчиво не одобряет выдумок относительно Христа. Есть церковный запрет на апокрифы. Поэтому не стоит писать фантастические произведения о жизни Господа Иисуса Христа. Это будет апокриф, соблазн, который может привести к тому, что человек во время молитвы будет представлять себе фантастический и ложный образ Спасителя. Писатель, таким образом, и себя погубит, и других людей. Если все-таки необходимо ввести в произведение образ Господа, то не стоит касаться Его земной жизни. Если и этого не удалось избежать, то, по крайней мере, надо строго следовать тексту Евангелия. Так или иначе, образ Господа не должен отличаться от того, который существует в Православной Церкви. Извращение в этом вопросе губительно.

Существует миф, будто православным нельзя читать ничего, кроме житий святых. Это неверно. Великая русская литература связана с Православием. Нельзя сказать, что вся она православна, однако связь эта очевидна. Если говорить о фантастике, то сейчас среди православных очень популярна христианская фантастика Клайва Льюиса. Он англиканин, но его тексты любят справедливо. Например, цикл сказок о Нарнии или космическую трилогию. Хорошая литература и великолепное подспорье для воцерковления людей.

Сказав несколько слов о границах, необходимых для писателя, считающего себя православным, следует и обозначить те перспективы, которые открывает перед ним мир веры.

Православие даёт писателю уникальную возможность опереться не только на его ограниченный жизненный опыт, но и на всю церковную традицию общения с Богом. У человека, живущего церковной жизнью, расширяется горизонт мышления. Льюис хорошо говорил по этому поводу: основная проблема современных людей состоит в том, что они замыкаются на идеях одного последнего поколения. Люди не читают старых книг. В льюисовских “Письмах Баламута” старший бес говорит: “наша главная заслуга в том, что мы создали “историческую точку зрения”, — когда человек читает какого-нибудь древнего автора, не для того, чтобы понять, добро он писал или зло, истину или ложь, а для того, чтобы посмотреть, как он повлиял на мнение окружающих и т.п.” Люди ограждены, таким образом, от опыта предыдущих поколений. И они не могут увидеть собственные ошибки и заблуждения, поскольку им не с чем сравнивать. А Православие заключает в себе не только опыт предыдущих поколений, но и опыт не-человеческого (божественного, ангелического) разума. Все это можно и должно усвоить с помощью покаяния, т.е. перемены ума. И это реально даёт гораздо больший материал и простор для творчества, чем бессильное и шаблонное нарушение догматов.

Прежде, чем высказаться, пишущий человек должен переработать свой интеллект, чтобы не было догматических ошибок, чтобы нравственные запятые стояли на своих местах, чтобы люди не отравились ядом писательского ума, а наоборот, вкусив духовной пищи, им созданной, прославили Христа. Тогда и сам писатель будет прославлен.