...Нередко бывает, что у одного и того же автора в разных произведениях мистика выступает то как технический прием, то как самостоятельный предмет исследования. Например, роман С.Лукьяненко "Ночной дозор", несмотря на сюжетную канву (наличие в человеческом обществе неких сверхъестественных существ, "Иных") - сугубо посюсторонен. Вместо Дозоров могли бы действовать спецслужбы или масонские ложи - внутренний конфликт никак не изменился бы. Автор задается вполне обычными вопросами: что будет, если нечеловеческим могуществом пользуются вполне заурядные личности? Имеют ли они право вмешиваться в дела человечества? Насколько этические принципы могут сдерживать низменные желания? Но в дилогии "Искатели неба" у того же автора главной выступает проблема мистическая, вернее, религиозная. Изображен мир, где Христос так и не появился, вместо него приходил некий "Искупитель", который был не Богочеловеком, а всего лишь мощным чудотворцем. Он взошел не на Голгофу, а на Римский престол, он даровал человечеству некую особую магию, а потом исчез. И вот прошло две тысячи лет... Религия, подменившая собой христианство, на первый взгляд выглядит весьма схоже. Храмы, прихожане, священники, епископы, суточный круг богослужений. Но исчезла глубина, исчезла тайна, осталась лишь морализаторская доктрина, банальные "кнут и пряник". За благочестивое поведение обещано счастье на земле, за грехи - муки ада. Что характерно, рай вообще не упоминается, сатану выкинули за ненадобностью, да и Бог фактически остается за кадром - его существование постулируется, но ему даже не молятся, людям вполне хватает Искупителя и Сестры (под последней понимается Мария Магдалина, вернейшая сподвижница "Искупителя" в его земном триумфе). Автор (кстати говоря, не причисляющий себя к верующим христианам [на момент написания книги - примечание]) приходит, однако, к глубоко христианским выводам - человеческая мораль не может быть объяснена сама из себя, ее корни - выше, этика вырастает из мистики. Человеческая душа не способна удовлетвориться суррогатом, она стремится взлететь над черно-белой плоскостью банальностей, она стремится к настоящему Богу - но сама, своей лишь силой, добиться этого не может. Видимо, удачной параллелью к этой прозе послужило бы стихотворение Александра Галича "Псалом".

Но такого рода произведений сравнительно немного. Можно назвать Вячеслава Рыбакова ("Трудно стать богом", "Человек напротив"), Владимира Хлумова ("Старая дева Мария"), Елену Хаецкую ("Мракобес"), Святослава Логинова ("Колодезь"), Андрея Валентинова ("Овернский клирик"). Независимо от занимаемой позиции, они искренне стремятся понять Тайну, понять, как она соприкасается с человеческой душой. Банальные решения их не удовлетворяют. Тут, однако, работает известный закон - чем глубже человек верует, тем тщательнее он контролирует буйство своей фантазии, боясь опошлить, исказить Высшее, что ощутил в своей душе. И потому его художественная палитра неизбежно оскудевает, а значит, заведомо сужается круг возможных читателей. И наоборот, яркость красок, неожиданные ассоциации, смелые, на грани кощунства, построения одновременно и усиливают выразительность текста, и лишают его глубины. Это противоречие экзистенциальное, его невозможно преодолеть. Тут уж каждый выбирает сам...

...А вот идеология "New Age", некоей грядущей эры обновления всего и вся, не слишком свойственна российским фантастам. Видимо, в силу присущего большинству авторов пессимизма. Не просматривается на горизонте сил, способных качественно преобразовать человечество. Наоборот, заметны апокалиптические мотивы, в будущем ожидается не обновление, а тот или иной вариант загнивания (А.Громов, "Мягкая посадка", "Шаг влево, шаг вправо"; Э.Геворкян, "Времена негодяев"; Л.Вершинин, "Великий сатанг"; Кир Булычев "Любимец", "Показания Оли Н."; Г.Л.Олди, А.Валентинов "Армагеддон был вчера"). Фактически, единственное заметное русскоязычное произведение, в котором отчетливо звучат идеи "New Age" - роман Пейсаха Амнуэля "Люди Кода", написанный в Израиле. С некоторой натяжкой нью-эйджерские мотивы можно найти в творчестве Василия Звягинцева, в его многотомной эпопее "Одиссей покидает Итаку". Можно еще отметить роман Владимира Хлумова "Прелесть", откровенно полемизирующий с идеологией "New Age". Воцарившийся "новый человек" (читай: антихрист) показан с горькой иронией, грядущая эра "качественного обновления" на поверку оказывается очередным тоталитарным кошмаром - который в итоге исчезает, "яко тает воск от лица огня".

Отдельного разговора заслуживает тема церкви в современной русскоязычной фантастике. Здесь преобладает убеждение, что вера и религия вещи совершенно разные и редко совпадающие, что там, где начинается религия, кончается духовный поиск, кончается свобода и начинается фанатизм. Стереотипы, возникшие еще в дореволюционные времена и удобренные десятилетиями государственного атеизма, ныне цветут буйным цветом. Частично сказывается и остаточный диссидентский пафос, когда воспитанные в информационном вакууме люди порой стреляли по религии, целясь при этом в коммунистическую идеологию. Религия вообще и церковь в частности служили для многих моделью тоталитарной системы. И вот тоталитаризм кончился, а мысленная связка осталась. Оттого и продолжают работать ассоциации "церковь - партия", "инквизиция - КГБ", "еретик - гуманист". Кроме того, сказался тут и облом постперестроечных надежд, когда в начале 90-х многие ринулись в церковь, желая обрести новую точку опоры и мгновенное решение всяческих духовных вопросов, а все оказалось куда сложнее - и поток отхлынул, надежда сменилась обидой. Немудрено, что все эти настроения отразились и в литературе, а в частности, и в фантастике.

В общем-то, имеются произведения на любой вкус - от явного сатанизма, откровенной ненависти к христианству (С.Логинов, "Живые души") до весьма благожелательного и вдумчивого отношения к церкви (А.Валентинов, "Небеса ликуют"; Е.Хаецкая "Мракобес"; В.Крапивин, "Лоцман", "Помоги мне в пути"). В принципе, церковная тема тоже используется либо как прием, либо в качестве самостоятельного предмета. В первом случае обычно выходят карикатуры, причем бьющие не столько по религии, сколько обличающие язвы современного общества (Е.Лукин, "Там, за Ахероном", "Алая аура протопарторга"). В целом же серьезного интереса к религии и церкви (да и просто знания предмета) немного.

Отдельно стоит упомянуть два романа Игоря Экономцева (впоследствии - игумена Иоанна) - "Записки провинциального священника" и "Тайна восьмого дня". Здесь проблемы церкви показаны с точки зрения всерьез верующего христианина (хотя в церковной среде оба романа вызывали немалые нарекания). По жанру это именно фантастика, и если уж заниматься классификацией, то ближе всего романы Экономцева к мистическому триллеру. Однако в литературном отношении тексты слабы. Иметь что сказать - еще не означает уметь сказать.

Подводя итог "мистической линии", замечу: как правило, интересующие авторов проблемы целиком лежат в сфере этики. Потустороннее используется для исследования человеческих взаимоотношений, социальных коллизий. Мистика, напрямую не завязанная на этику (жизнь вечная, красота как отблеск Божественного разума, творчество как проявление образа Божия в человеке, ограниченность тварного бытия и переживание этой ограниченности) не получила у российских фантастов сколько-нибудь серьезной разработки. Если подобные темы порой и возникают, то лишь в качестве побочных отступлений...