Как путь, когда-то пройденный, нелегкий
Сменяет радость достиженья цели,
Так в памяти моей слова-намеки
Взывают к образам и держат на прицеле
Места, события, улыбки, разговоры,
Завязанные в цепь на крепкий узел,
И вдаль летит душа, безбрежны те просторы,
И сладок плен, несбыточных иллюзий.

1. Подросток

Мы с Андрюхой сидели на носу лодки. Просто так сидели. Делать было нечего, домой идти тоже не хотелось. Я каждое лето, во время каникул, приезжаю к бабушке в деревню. Этим летом снова приехал. Тут здорово. Мне нравится.

Андрюха – это мой друг. Мы с ним на одной улице живем. Я его на полгода младше, но он уже в десятый класс перешел, а я только в девятый. Вот, сидим, значит, болтаем. Даже и не заметили, как мало-помалу, тихонечко наступил-подкрался вечер. Ночь скоро, а мы до сих пор не знаем, чем заняться. В огород чужой не залезешь, потому что июнь, начало самое, нечем в огороде поживиться. Антон с Лехой домой ушли и карты забрали, а то б можно было поиграть: света от фонарей хватает.

Лодка, хотя, наверное, это все-таки катер, около магазинчика стоит. Сломанная она, вот и поставили, чтоб детишки играли. Рядом горка еще, качели… Тихо вокруг, нет никого, только кузнечики цвиркают. Да кое-где горит свет в окошках домов. И воздух прохладный, не такой, как днем. Хорошо…

Я смотрю в небо, чистое, ясное, необыкновенно красивое. В небе молча перемигиваются звезды. Смотрю и вдруг замечаю, что звездочка одна, яркая такая, большая, вроде как цвет меняет: то желтый, то зеленый. Будто подмигивает. Я Андрюху толкнул, на звездочку показываю, смотри, говорю. Смотрим. Гадаем, что же это может быть? А она вдруг приближаться начала. И видно, что не звездочка это, а… "Тарелка", – вздыхает Андрюха. Точно. "Тарелка". На шляпу похожа: кольцо вокруг, и сверху полушарие. Висит себе неподалеку, а мы обсуждаем, что если сядет сейчас, да инопланетяне оттуда выйдут. Страшновато, однако. И в то же время хочется – и чтоб села, и чтоб вышли.

"Тарелка" поближе придвинулась; висит, цветами разными переливается: красный, синий, желтый, зеленый. Очень на проблесковый маячок похоже, только там один цвет, постоянный. Я Андрюхе говорю, все, сейчас, наверное, приземлится. Замерли мы, боязно стало, но – сидим, не бежим никуда. А она вдруг раз – и в сторону Чирповской дороги рванула. И села там где-то, в лесу. Мы сначала за ней побежали, да уж больно быстро она летела, разве угонишься? В лес, конечно, не сунулись: ночь, страшно. Ну ее на фиг, эту "тарелку". Пошли домой.

У Андрюхиного дома попрощались, дальше я один пошел. Иду, а на душе чувство какое-то странное: облегчение пополам с разочарованием.

И еще – обида.



В доме темно. Спят. Тихо, стараясь не шуметь, вхожу во двор; закрываю ворота. Навстречу шагает невысокая фигура, облитая серебром.

Здравствуй, – раздается прямо в голове негромкий голос.

Растеряно молчу.

Не бойся.

Вот оно… Ты же сам хотел, ну признайся, хотел ведь? Да, но…

– Т-ты… т-ты… – Чей это дрожащий голос? Кто это сказал? Я сказал? Я…

Не бойся меня.

– А я… я и не боюсь, – и странное дело, страх пропал. Совсем. Стою, рассматриваю его. Похож на человека, но не очень. Весь серебряный, блестящий. Две руки, две ноги, голова как ведро. Немного угловатый.

– Это у тебя скафандр?

Да.

– Я так и думал. Ваша "тарелка"?

Да.

– А ты что? Они же… вы, то есть… там, в лесу, за дорогой сели.

Я? Я любопытный.

– А как ты сюда… И вообще, откуда ты… – Я чувствую… ощущаю? – он улыбается.

Ты ведь сам хотел.

– Я?! Хотел?! – смеюсь. Действительно: я хотел, но чисто теоретически. Теперь мы смеемся уже вместе.

Пошли, присядем где-нибудь, поговорим, – предлагает он.

– Пошли.

Сидим в огороде на диванчике под навесом. Беседуем. Вокруг светлая лунная ночь, стрекот кузнечиков, шелест листвы, горький запах полыни… где-то мяучит кошка. И напротив меня – он, мой странный собеседник, пришелец со звезд, попросивший называть его Лайо.



Они долго еще сидели так. Почти до утра. А вокруг стояла ночь: странная, сказочная, летняя и лунная. Одновременно. Так бывает.

А потом он ушел. Ведь сказка не может длиться вечно. Ночь чуть замешкалась, уступая место рассвету, и тоже ушла, протаяла первыми проблесками зари. Давно уже молчали кузнечики, едва-едва шелестели листья, и только горький запах полыни…

А на диванчике под навесом, подложив ладошку под щеку, крепко спал длинный, нескладный подросток. Спал и видел сны. Сон…

Прощай, Лайо! – Прощай. – Мы еще увидимся? – Может быть.

…и улыбался.



2. Младший-обязанный (группа 677, цикл 3)

Лайо подошел к "перемещателю" – серебристой полусфере, висевшей над поляной на высоте одного метра. Навстречу ему слетел рой золотых искорок. Лайо шагнул в него и оказался внутри.

Внутри "перемещатель" был гораздо больше, чем снаружи. Гораздо больше.

Это ты, мой мальчик? – услышал он вопрос старшего-ответственного.

Надо же, волнуется старший, за меня волнуется, "мальчиком" назвал, хотя Исполнение предписывает… Да какое там Исполнение! Ведь это же мой первый Выход, как ему не волноваться?

Да, отец, – ну вот, и я Исполнение нарушил.

Ну как?

Просто отлично!

Хороший парень?

Не то слово.

Психоматрицу снял? Все нормально?

Да, – на меня валится поток переживаний-ощущений-чувств, захлестывает лавиной. – Все хорошо.

В таком случае, поздравляю тебя с первым! Уже завтра ты сможешь стать отцом.

Завтра… отцом… Мысли растекаются, путаются; стою, будто оглушенный. Отцом обычно становятся лишь при четвертом Выходе. Бывают, конечно, исключения… Но старший-ответственный произнес ставшую ритуальной фразу: "Поздравляю тебя с первым". Значит я – исключение. Значит – завтра!



Когда-то (а кажется, что давным-давно), еще до того, как я впервые побывал на Йооне (местное название – Земля), я как-то спросил отца… Это сейчас мы с ним в одном Исполнении, и он – мой старший-ответственный, а я – младший-обязанный, совершающий Выход. Так получилось. Случайно. Так вот, я спросил: а они очень похожи на них, наших Создателей? Да, очень, ответил он. И именно поэтому?.. Именно поэтому. И помнится, еще я спросил: но разве мы не можем создавать подобных себе без психоматриц? Я знаю: технически это безумно сложно, и сами Создатели, вдыхая жизнь в свои творенья, использовали именно этот способ. Но к чему эмоции? чувства? отсутствие логики, наконец? О-о, я тогда увлекся идеями "логистов". Как же, как же – Совершенный Разум, абсолютно свободный, никак не ограниченный, не отягощенный ничем. Ну ничем! Представляете?! Здорово, да?! Молодой был, глупый. Как вспомню – стыдно становится. Отец мне тогда ничего не ответил, улыбнулся только, головой покачал. А я, когда получил доступ к информации третьей степени секретности, да в архивы зарылся… Можем. Можем мы создавать подобных себе и без психоматриц. И создавали. Существовал один закрытый проект… Потом с большим трудом удалось их всех уничтожить – первую пробную партию.



Я роюсь в гигантских, бесконечно огромных и напрочь поражающих воображение массивах информационного над-Сознания. Зачем? – в поисках одного очень важного определения. Вот. Нашел.



Тело, без разума и без души, снабженное эффекторами и периферийными устройствами, обладающее лишь начальной (базовой) информацией, способностью к ее накоплению и анализу, модифицируемое в соответствии с кругом решаемых задач является рабочей единицей общества. Проще говоря, многофункциональным роботом.

Разум, без тела и без души, искусственно спроектированный, способный к накоплению, анализу и синтезу информации, ее логической и внелогической обработке, саморазвивающийся, но до какого-то предела, не осознающий себя и не обладающий свободой воли, есть вычислительно-информационная единица общества – интеллектуальная система (ИС). Интеллектуальные системы не могут решать задачи морально-этического плана.

Многофункциональные роботы, интегрированные с какой-либо ИС (являющиеся ее носителями), образуют пирамидально-структурированную обособленную целостность, по сути – псевдосущество, способное выполнять поставленные перед ним задачи. Псевдосущество осознает себя (свое "я"), но не является личностью и лишь частично обладает свободой воли.



От себя лично добавил бы еще несколько слов. Душа является тем связующим звеном, без которого любое существо никогда не будет подлинно живым. Можно наплодить огромное количество роботов, андроидов и прочих големов, привить им зачатки искусственного интеллекта, пусть развиваются, растут, познают мир. Самостоятельно и ответственно принимая решения. Но будут ли они добры или, наоборот, злы? Смогут ли радоваться, грустить, сочувствовать – испытывать весь тот богатый комплекс эмоций, что дает нам неуловимо-эфемерная сущность под названием "душа"? Вряд ли. Я знаю это, знаю тем страшным знанием, которое дает лишь сама жизнь.

Интеллектуальные системы не могут решать задачи морально-этического плана, также как и слепой не может судить о цвете. Черное? Белое? Для него нет никакой разницы. Даже понятия разницы нет. Впрочем, никто не отрицает возможность высокоорганизованной машины поступать иррационально и нелогично. Но что в таком случае послужит мотивом? Увы, ответ однозначен – данные, либо их недостаток (отсутствие). Отнюдь не зависть или злорадство, не желание помочь или выказать благодарность, не любовь, не ярость, и не обида… Можно продолжить перечисление, но мне и так все ясно. Жаль, что ясно лишь сейчас, после того, как… И я испытываю безумное, неимоверное сожаление (родственные чувства – родственными чувствами), но если когда-нибудь (опять! снова!) повторится нечто похожее? Это вопрос без ответа…

С другой стороны, я – человек в третьем поколении (ведь душа моя – душа человеческая!) прекрасно понимаю своих соотечественников, жаждущих расширить круг опеки, данный нам Создателями, доказать свое право не только на беспечно-сытую жизнь, но и на смерть, ошибки, провалы, падения. Чтобы когда-нибудь стать равными им.

Итак, проект был ошибкой. С самого начала. Да, с самого начала… Судьба? Рок? Фатум? Неважно. Экспериментаторов щелкнули по носу, да так больно… Страшный, ужасный, чудовищный просчет, который заставил общество в очередной раз пересмотреть многие представления об этом мире и нашем месте в нем. Мне тяжело вспоминать это, ведь я очень любил своего дядю – высшего-ответственного, который, как выяснилось, вовсе не пропал без вести в третьей Талланской экспедиции, а принимал в проекте прямое и непосредственное участие, являясь одним из его идейных вдохновителей. Я помню, как он зашел попрощаться напоследок, строгий, подтянутый, но вместе с тем полный энергии, скрытой силы. Зачем? – спросил отец, видимо, еще тогда знал. Он ненадолго задумался, а потом улыбнулся и сказал, значит, надо.

Ах, душа, эх, душа, да на кончике ножа,
Обрываясь в пропасть лет, не зарок и не обет,
Понуждает снова в путь, я вернусь… когда-нибудь…

Значит, надо, значит, было суждено,
Смерть в награду, вот что было нам дано.
Я не плачу, –
Это глупо, старомодно, тяжело.
Эх, удача,
Где ты? С кем ты? Капли бьются о стекло…