- Ты не в курсе, что это за ерундовина? - спросил он, изумленно указывая на серебристое цилиндрическое строение, возвышавшееся невдалеке по дороге в космопорт. - Еще вчера его тут не было.

"Да, - подумала Лея. - Точно. Как на картинке в учебнике истории. Ну и как я теперь объясню Володе, что это такое, - с неожиданной горечью подумала она. - Скажу ему - помнишь, милый, ты рассказывал мне про Освенцим и Бухенвальд? Вот это - то же самое, только хуже". Лея почувствовала, что от предвкушения нелегких объяснений комфортная прохлада, генерируемая ее комбинезоном, внезапно утратила всю свою прелесть, обернувшись ползучими щупальцами озноба.

- Это ППО, - опустошенно произнесла девушка вслух.

- Что? - переспросил Владимир.

"Не разлюбит ли он меня после такого? - подумалось девушке. - Нет, скорее пристрелит, но не разлюбит", - невесело мысленно пошутил ось ей тут же, вслед прошлой мысли.

- Пункт принудительной обработки, - словно через силу, выдохнула она, поджав губы, - там делают хокс.

- Милая, пожалуйста, не говори загадками, - негромко попросил Владимир. - Скажи прямо, как есть.

- Хокс - это хирургическая операция коррекции способностей, - выдавила из себя Лея наконец. - Видно, очень они разозлили нашего Императора - во время ядерного удара, произведенного с вашей Земли, погибла его любимая племянница. Мы не сомневались, и что ответ будет суровым, но чтобы хокс... Этого уже не было пятьсот лет. До нашего поколения только слухи дошли, что это такое. - Девушка сделала паузу, столь е долгую, что Владимир уже решил было, что она закончила свои объяснения, так толком и не начав. Наконец " она продолжила:

- Но моя Родина настроена решительно. Теперь я вижу, чем можно в глазах простого? обывателя оправдать трату столь бешеной уймы энергии. как та, что ушла сегодня на работу Пи-генератора. Только исключительной акцией устрашения. Более и ничем. Володя понял, что если уж его чрезмерно жесткая Лея заговорила в подобном тоне, то силлуриан ожидала поистине ужасающая участь.

- Хокс - это нечто наподобие лоботомии? - поинтересовался Владимир.

- Именно, - отрешенно кивнула Лея. - Вскрывают череп, а дальше корректируют способности. Какие-то усиливают - вживлением стимуляторов, какие-то уменьшают - ножом хирурга. И если маячок-стимулятор можно при желании извлечь, то вот вернуть потерянные способности нельзя. Это навсегда.

- И что мы имеем на выходе? - бесцветно спросил Владимир, напряженно всматривавшийся сейчас, просто так, в розовую поверхность силлурианского шоссе. Раньше, во время охоты, он частенько доходил до этой дороги, собственно и ограничивавшей его угодья. И всегда раньше розовый - кровь с молоком - цвет казался ему весьма оптимистичным. Но не сегодня. "Да уж, кровь с молоком", - невесело повторил он. А еще Володя боялся взглянуть своей девушке в глаза. Странно, ему хотелось поддержать Лею, но при этом он не хотел смотреть ей в глаза. Быть может, сейчас поддержать как раз и значило - оставить в покое?

- На выходе? - переспросила Лея каким-то высоким, не своим голосом; да ей и самой казалось, что она сейчас не с Володей своим разговаривает, а сдает экзамен по военной истории в высшей офицерской школе Анданора. И она произнесла вслух, наизусть, ответ на вопрос 3 билета 3769 о последствиях хокса. Звучал он так:

- Интеллект - на уровне дебила; возможность волевых поступков - на нуле; у всех - стимулируют зону оптимизма; у мужчин также вставляют маячок в зону роста мышечной ткани и физической выносливости, а также в участок мозга, блокирующего сексуальность. У молодых женщин - напротив, раздражитель вставляют в зону, ответственную за эротизм. Думаю, не надо объяснять, с какой целью?

- Не надо, - негромко выдохнул Владимир сквозь зубы.

Постепенно к сознанию Володи и Леи пробились отдаленные, чуть слышные, но нарастающие с каждой секундой нестройные звуки шагов. А чуть позже - заунывный голос анданорского траурного победного марша. Именно так. Траурного. Но победного. Он использовался в тех случаях, когда победа доставалась слишком дорогой ценой. Или когда надо было оправдать нечто, подобное тому, что собирались сделать с этими людьми. Наконец, колонна пленных приблизилась к затаившейся паре. Лея перевернула свой импровизированный, но сделанный ею по правилам, изученным в разведшколе, головной убор так, что он скрывал теперь ее лицо, смотрела же она сквозь заранее вырезанные дырочки, которые минуту назад способствовали вентиляции головы, а теперь оказались совмещены с глазами. Владимир же застегнул на застежку - "молнию", от лба до подбородка, капюшон своей защитного цвета военной куртки земного покроя с прорезями аналогичного назначения. Теперь они были неразличимы в зарослях скволыжника даже для самого острого глаза. Процессия была совсем рядом, но пока оставалась невидимой. В голове у Володи мелькнула тягостная, болезненная мысль, что людей не было видно теперь потому, что через считанные минуты они перестанут быть людьми. Сюрреалистическая картина пустой дороги с человеческими шагами была невыносимой, Владимиру с трудом удалось сглотнуть комок, образовавшийся в горле.

Наконец, в равной мере торжественное и траурное - под стать звукам марша - шествие попало в их поле зрения. Предварял колонну легкий анданорский броневик, на вид напоминавший серого навозного жука. По сравнению с массивными земными танками он выглядел несерьезно, что не мешало в день оккупации одному такому механизму легко расправляться с десятью, а то и двадцатью элитными земными машинами, прежде чем те ухитрялись-таки вывести его из строя. Он великолепно сражался как в непролазных болотах, так и на улицах городов, будучи более маневренным, чем легковой автомобиль, и превосходя по качеству брони и оружейной мощи все, что имела Земля на момент оккупации. Следом за ним, в струящихся почти до земли черных плащах, шли представители высшего офицерского командования; их полночного цвета охлаждающие комбинезоны панцирями жужелиц отливали синевой в жарких лучах силлурианского светила; золотые, с россыпью бриллиантов, пряжки, поддерживающие тяжелые, бархатные на вид плащи, были единственным украшением и знаком отличия анданорского командования. Черные сапоги, угольная броня перчаток, скрывающих ладонь. Лея поймала себя на том, что ее руки рефлекторно стремятся сложиться в подобающий жест приветствия. Также вспомнила она и то, что ее мечтой до самого последнего времени был вот такой же длинный, поглощающий свет, плазмозащитный плащ - броня и гордость высших офицеров. Как и подобало анда-норским командирам, которые должны превосходить солдат во всем, включая физическую форму, они шли пешком, не пользуясь без необходимости транспортом, который, по земным меркам, неминуемо сопровождал бы их высокий статус. "Насколько же земляне молодая раса, - мелькнула у Леи непрошеная мысль, - если они до сих пор не понимают вредоносности своих поездок там, где можно пользоваться ногами". Она вспомнила, как офицеры, да и она вместе с ними, в голос смеялись над захваченными в плен брюхастыми земными генералами с атрофированной мускулатурой. Тоже мне, вояки...

Следом шли обычные офицеры ранга Леи; девушка в который раз восхитилась устройству анданорской армии. Император - Наместники - Высшие офицеры - Офицеры - Солдаты. Все. Когда же дома у Владимира она изучала земные воинские чины, то не могла сдержать смеха, несмотря на риск обидеть Володю. Уж слишком забавным казалось ей устройство земных армий, где имелись фельдмаршалы и маршалы, офицеры и генералы, а также такие чудовищные образования, как генерал-лейтенанты или генерал-майоры, причем они были выстроены по старшинству в противоположном порядке. Лея поймала себя на том, что и сейчас, вспоминая, начала тихонько посмеиваться. Она поняла, что готова думать о чем угодно, лишь бы не о тех людях, которых гнали для проведения хокса. А эти люди уже были видны, вот они - женщины в нарядных платьях, и женщины в бедных платьях, и женщины в одних лишь кокетливо-воздушных, почти прозрачных, пеньюарах, и девочки, совсем еще подростки, в простых, добротных трусиках, совсем как на Анданоре; и мальчики в коротких штанишках и футболочках с изображением силлурианской розовой мыши; и субтильный юноша в одних трусах, держащий за руку куда как более зрелую на вид девушку с обнаженной грудью и в кричаще короткой черной юбочке, едва скрывавшей основание упитанного бедра; девушка пытается прикрыть свободной рукой грудь, а другой вцепилась в худощавую руку паренька, на шее у несчастной - коричневое родимое пятно. Наверное, эту парочку паралич разбил прямо на ложе любви, а надеть что-либо, кроме юбочки и трусов, анданор-цы им не разрешили. "Странно, - подумала Лея, - а ведь я бы радовалась, если бы услышала об этой карательной акции у себя дома, на Анданоре. И все бы радовались. Может быть, потому, что стереовидение не показывает подобных сцен вот так, в реальном времени?" А люди все шли и шли, шли и шли - женщины в военной форме мужчины в военной форме; и через каждые: 10-15 силлуриан гордо вышагивали офицеры Особого 1 штурмового отряда. "Я ведь хотела в него попасть, - 1 подумала Лея. - Но женщин, даже самого аристократи ческого происхождения, как у меня, туда не берут. И те пере я, кажется, знаю почему". И еще она поняла, паче му лица анданорианских офицеров всегда скрывает мас-, ка зубастого зверя из фауны Анданора. А у Особого! штурмового отряда - именно стингра. Это нужно для того, чтобы два офицера, сопровождающие подобную колонну скорби, не могли переглянуться и увидеть в глазах друг у друга одинаковую жалость к пленным, обреченным через считанные минуты превратиться в слабоумных рабов, и отвращение к самим себе. Ведь один раз заглянув в души друг друга, дав своей боли отразиться у напарника в зрачках, безжалостные анданорские офицеры могли стать кандидатами в дезертиры, в предатели или скорее всего в покойники - ведь на войне проще всего стать именно покойником, надо лишь позволить себе самую малость зазеваться. А когда они посмотрят друг на друга теперь, то оба увидят вместо глаз, наполненных, быть может, слезами или болью сердечных терзаний, поднимающую боевой дух морду хищного зверя, и каждый из них скажет себе: "Не давай волю чувствам! Империя не должна в тебе ошибиться! На войне как на войне!" - как будто звериная морда, надетая на товарища, - это и есть его настоящее лицо. Повинуясь внезапному порыву, Лея обернулась к Владимиру и, только встретившись с его глазами, почувствовала слезинку на своей собственной щеке. "Офицеры не плачут", - запоздалым эхом из детских закоулков мозга откликнулся глупый девиз. Это была ее первая слеза за последние пятнадцать лет.

***

Владимир опустошенно смотрел, как мимо него идут силлуриане, ведомые, будто скот на бойню. Владимир боялся увидеть среди них знакомое лицо. Но ведь бывают же иногда предчувствия - Володя знал, что сейчас он увидит Лайну. Это просто сделалось его навязчивой идеей. Он понимал, что это маловероятно, если вообще возможно, но он смотрел и смотрел на людей, которым оставалось быть собою считанные минуты, и совсем не удивился, нащупав взглядом знакомый профиль. Лайна, мрачно глядя под ноги, понуро брела среди ближайшего к Владимиру ряда колонны. Сомнений быть не могло - это была именно она. Владимир схватил за руку Лею и словно обжегся, натолкнувшись на черную броню комбинезона там, где он за долгие недели их общения привык встречать нежную податливость женской плоти. Лея обернулась, снимая с лица капюшон. Владимир сделал то же самое, расстегнув "молнию" камуфляжной куртки от лба до шеи, - Владимир и Лея сейчас остро чувствовали потребность видеть, ощущать друг друга.

Лея четко отследила момент болезненного изменения выражения Володиных глаз, наполнившихся вдруг острой личной болью, и, схватив его за руку, спросила вымученным шепотом:

- Ну, что с тобой? Нервы или что серьезнее?

- Серьезнее, - опустошенно выдохнул Володя. - Похоже, нам придется кое-кого спасать.

- Ты что, с ума сошел? - серьезно спросила Володю Лея.

- Понимаешь, среди них человек, который спас мне жизнь, - отозвался Володя.

- Не человек, а силлурианин, - поправила Лея. Однако ее поправка осталась без ответа, и она продолжала:

- Ты что, не понимаешь, что мы для него не можем сделать вообще ничего, даже при всем желании. - Для нее, - откликнулся Володя. - Ах, еще и для нее, - насмешливо-раздраженным и тоном ответила девушка. - Это по-русски называется "наш пострел везде поспел", верно? Владимир сам испугался накрывшей его волны холодного гнева в адрес Леи, вполне закономерно ровновившей его, и попытался ответить ей спокойно и рассудительно.

- Милая, понимаешь... - начал он. - Эта девушка была инструктором в нашем отряде по уничтожению сквирлов. Если бы не она, я бы погиб. Владимир имел в виду эпизод с Ринитом, покоренным чарами королевы сквирлов. Лея же, в свою очередь, насмешливым жестом указала на дорогу и сказала:

- Ты что, правда не понял, что если бы не такие, как она, то твоя слаборазвитая Земля не ввязалась бы в противостояние великих цивилизаций и была бы сейчас свободна; что такие, как эта твоя спасительница, и напустили своих зверей на твою планету? Расслабься, ты ей ничего не должен, забудь о ней.

- Ты не понимаешь, - терпеливо продолжал гнуть свое Володя, - она же не виновата, что политики Силлура сыграли с нами такую гнусную шутку; она спасла меня, рискуя собой, и мне наплевать, какой она расы; мы должны сделать все, что зависит от нас, чтобы ее спасти...

- Уже мы? - с ехидцей в опустошенном новой проблемой голосе отозвалась Лея. А потом, не в силах сдерживать рвущийся наружу вопрос, выпалила:

- Между вами что-нибудь было? Только честно, я не обижусь.

Владимир взглянул на горящее злобой лицо Леи и подумал: "Так я тебе и поверил, что не обидишься... Конечно, не обидишься - только убьешь на месте, без всяких обид". И сказал вслух:

- Ну, я же говорил тебе, что ты у меня первая. И единственная. Я же тебе не врал.

"Господи, - думал Володя, - в двадцати метрах от нас людей гонят страшно подумать куда, а у нас тут сцена как в бразильской "мыльной" опере..." Лея, кажется, думала о чем-то похожем. Схватив Владимира за руку, она потащила его подальше от дороги и, резко повернув к нему свое лицо, гневно сказала:

- Знаешь, Володя, у вас на Земле все такие вруны, что выдумали даже уникальное какое-то, для цивилизованной Вселенной, понятие - "честное слово", будто соглашаясь заранее, что все остальные слова могут оказаться враньем. Так вот дай мне его, что у тебя с твоей "спасительницей" не было действительно ничего - ни ласк, ни поцелуев, а не только животного слияния.

- Ничего. Честное слово, - серьезно ответил Владимир. - А ты понимаешь, что если ты просишь меня помочь тебе ее спасти, то ты становишься моим должником?

- Это как? - в недоумении спросил Володя.

- А так, - уже спокойно откликнулась Лея. - Сейчас я вхожу в твое положение по моей большой любви к тебе, а когда-нибудь, если мне, возможно, чего-нибудь ОЧЕНЬ надо будет, я напомню тебе, и ты войдешь в мое положение. Идет?

Владимир, надув щеки, задумался на мгновение, а потом вместе с воздухом выдохнул:

- Хорошо.

- Ладно, - недовольно пожала плечами Лея. - Тогда слушай. Я устройство хокс-центра хорошо знаю. И скажу сразу, что до операции ее отбить так же невозможно, как на вашем самолете долететь до Силлура, понял?

Владимир почувствовал, как внутри у него все холодеет. Он не знал, НАДО ли спасать Лайну после операции. Но потом, вспомнив свой разговор с Зубцовым в день расформирования отряда, тогда оба они изрядно набрались, и полковник разоткровенничался - сказал, что у них с Лайной еще ничего не было, что она девушка и после войны станет его настоящей женой. И, сопоставив это с тем, что молодых женщин будут хоксировать под сексуальных рабынь, понял, что НАДО. Даже если с Лайна после хокса превратится в живой памятник самой и себе, как какое-нибудь чучело. Володя понял, что, может, спасать ее и не следует, но вот НЕ СПАСТИ ее он не может.

Лея, догадывавшаяся, о чем думает сейчас ее муж, робко предложила:

- Слушай, может, лучше пристрелим ее, и дело с концом? Может, так для нее же будет лучше, как ты думаешь?

Володя ответил вопросом на вопрос:

- А после хокса они умеют говорить? Помнят свое и имя, прошлое?

- Говорить умеют, имя помнят, - кивнула Лея, - прошлое же - так, кусками. Ну, знаешь, они как трехлетние дети - она сама не рада будет такой жизни.

А вот это Лея сделала зря - сравнила существо после хокса с ребенком. Если бы она била на то, что Лайне суждено было стать слюнявой похотливой дурочкой, Володя, быть может, еще подумал бы над ее предложением... Но дети для поэтически настроенных землян, как известно, цветы жизни.

- Нет, мы сделаем для нее все, что от нас зависит, - откликнулся Владимир, - а уж жить ей такой или нет, пусть потом Зубцов решает.

- А это еще почему? - искренне изумилась Лея.

- А, я тебе еще не сказал, - с грустной улыбкой ответил Владимир. - Она, как бы это поточнее, его невеста.

Лея лишь покрутила головой вместо ответа и, кажется, впала в глубокую задумчивость от такого оборота. А потом сказала с какими-то нездорово веселыми нотками в звенящем голосе:

- А что? Знаешь, это даже забавно. По-своему. Мы ее попробуем отбить. Идет?

ДАЛЬШЕ >>>