- Из всех воинственных рыцарских орденов более всех досаждали Мелисенте недалекие, но агрессивные и чванливые тевтоны.

Возвели они огромную башню и неприступные стены и весьма гордились ими. И вострили мечи, и громко распевали сложенную ими хвастливую песню, так что слыхать их было и в Каире, и в Дамаске.

Вот эта песня:

По полю кони грохотали,
Тевтоны шли в кровавый бой.
И молодого сарацина
Несли с пробитой головой.

В чалму ударила секира,
Бойцы Христовы входят в раж.
Халиф, упавший с аргамака,
Украсит траурный пейзаж.

Слышны рыданья из гарема,
Халифа черти тащат в ад.
Очистим мы Святую Землю,
И папа Римский будет рад.

Благая весть по миру мчится,
Мы победили мусульман,
Зальем святой водой мечети,
Развеем по ветру Коран.

А если кто из нас погибнет,
Его в молитвах поминай.
Коль воин пал в бою за веру,
Душа уходит прямо в рай.
/// Сочинена тевтонами коллегиально под чутким руководством Корвина. Поется на мелодию песни о танкистах из фильма "На войне как на войне".///

И вот настало в Иерусалиме утро, когда спали все мертвым сном, истомленные вчерашними ночными видениями. И королева спала у себя во дворце, ибо свершилось задуманное ею и стала Евангелина Комнина супругой Балдуина Иерусалимского. И пока она спала, доставили ей такую весть от моего отца:

"Сын твой поражен был проказою за грехи свои и, раскаявшись в них перед Богом латинских франков, был исцелен Им. Однако остались у него грехи, о которых он забыл и которые были совершены им перед мусульманами и потому каяться в тех грехах должен он был перед Аллахом. Но не покаялся Балдуин перед Аллахом, ибо забыл он о том, что это надлежит сделать. И потому вновь появились на его теле пятна проказы. И если скажут, что возможно его исцеление от христиан-лекарей или чудотворцев - не верь. Лишь в Дамаске получит он спасение. Покажи это письмо твоему сыну".

Но королева не успела ничего предпринять, ибо весь Иерусалим был пробужден страшным криком:

- Цитадель пала! К оружию, братья!

Это кричали госпитальеры.

Спесивые тевтоны, построившие и удерживавшие иерусалимскую цитадель, были вырезаны во сне коварными англами во главе с нечестивым и буйным Генрихом Плантагенетом.

В который уже раз планы Мелисенты рушились по вине чужой глупости или беспечности. Тевтоны не потрудились даже выставить на башне часового с арбалетом - так гордились они своими стенами.

- Ваше величество, - обратилась к Мелисенте Агнес де Вуазен, которая вовсе не потеряла присутствия духа, - вам необходимо немедленно покинуть город. Здесь оставаться слишком опасно.

Бормоча проклятия и молитвы, королева надела облачение монахини-бенедиктинки, надеясь, что в этом обличии ее не узнают - хотя бы издалека. Спрятав в рукаве нож, она осторожно подошла под стены цитадели. Там кипел бой. Госпитальеры предпринимали отчаянные попытки изгнать наглых захватчиков.

Воззвав к Господу и вложив в Его милосердные руки свою грешную душу, Мелисента выскочила из ворот и со всех ног побежала прочь, всякое мгновение ожидая встретить смерть от стрелы, пущенной со стен цитадели. Однако на этот раз Аллаху было угодно сохранить Мелисенту живой и невредимой, и так добралась она до лагеря гулящего гарема, где остановился на ночлег юный Балдуин. Королева поздравила себя за предусмотрительность: сыну ее, во всяком случае, ничего не угрожало.

Не узнав в смиренной босоногой страннице королеву, "мамочки" Балдуина, перебивая друг друга, принялись рассказывать ей о "своем мальчике": и как подобрали его, и как кормили-воспитывали, и как он оказался королевским сыном, как был исцелен и, едва лишь обретя мать-королеву, стал именовать их не "матушками", а "тетушками". И о том, какая неблагодарная мерзавка эта королева - обещала щедро наградить за заботы о ее болезном сыне, сама же ни грошика не дала.

Положив про себя одарить "матушек" деньгами, украшениями и иными ценностями - ибо эти шумные, непочтительные, но простые и добрые женщины пришлись Мелисенте весьма по душе - "монахиня" поведала им о падении Иерусалимской цитадели. Сама же она направлялась в Византию просить императора Комнина о помощи, ибо теперь, благодаря браку между сыном Мелисенты Иерусалимской и дочерью Мануила Комнина Иерусалим породнился с Константинополем.

Однако королеву опять ждало жесточайшее разочарование. Мятежный и развратный Мануил зашел в своем конфликте с патриархом Константинопольским слишком далеко, был низложен и удалился в изгнание в город Никею, где и осел со своими женами, наложницами, гистрионами, певцами и иными, чинящими ему на потеху разные непотребства.

Поблагодарив "матушек" за завтрак, Мелисента направилась к поселению шотландцев-наемнков. Увы! Тех уже не было - погибли все до единого.

/// Дивно было вопить, потрясая деньгами:

- Солдаты! Есть работа! Мелисента платит щедро и быстро!

И слышать в ответ:

- Уа! Уа! Уа! Нас вчера всех перебили, а сегодня мы младенцы, только народились!

Игровой час равнялся году, о чем мы периодически забывали, поэтому, в частности, имелись персонажи-долгожители. Так, никем не убитый Джауфре дожил лет до двухсот, надо полагать, и все оставался куртуазным и влюбленным.///

- Сестра, - остановил кто-то Мелисенту на дороге.

Она вздрогнула от неожиданности, нащупала в рукаве нож - и вдруг успокоилась. Перед нею стоял, в берете набекрень, одетый менестрелем, человек из тайной папской канцелярии. Он улыбался слегка виноватой улыбкой.

- Тысяча извинений, мадам! Мы не успели выполнить ваш заказ.

- Я заметила, - сухо проговорила королева.

- Наш человек, который работал в нужном вам регионе, убит... Для нас настали трудные времена. Как выражается Старец Горы: а кому сейчас легко?

Мелисента позволила себе разозлиться.

- Вы, профессионалы, допустили ошибку! За двадцать талеров вы не сумели найти и устранить Генриха - и вот его головорезы хозяйничают в Иерусалимской цитадели и льют кровь моих подданных, как водицу! Клянусь Распятием, моя хрупкая фрейлина Агнес справилась бы с этим делом совершенно бесплатно и уж конечно не позволила бы себе промахнуться!

Наемный убийца в ответ только рассыпался в извинениях, разводил руками и отвешивал поклон за поклоном.

ДАЛЬШЕ >>>