Ко всему можно привыкнуть.

Даже к тому, что летишь как птица... да нет, быстрее и выше любой птицы. Я по-прежнему был в испарине, и к горлу подпирал комок, но на смену паническому оцепенению пришла какая-то бесшабашная болтливость.

- Эй, ведьма ночная! А пожрать у тебя ничего не найдется?

На миг Хелен повернула голову, одарила меня ненавидящим, хоть и удивленным взглядом. Снова уставилась на свои приборы.

Марк заерзал. Крикнул:

- Сбрасывай толкач!

- Ты меня еще рожать поучи, - презрительно откликнулась летунья. Я подумал, что рожать-то ей вряд ли доводилось, судя по крепкому животику, и поддержал мальчишку:

- Давай, делай что велят!

На этот раз она ответила:

- Будь ты один - сама бы планёр в воду воткнула. Но мальчишку я довезу... попробую... молчал бы, душегуб.

- Я честный вор, - обиделся я.

- Сбрасывай толкач! - снова сказал Марк. Он был испуган. - Хвост подпалим!

Хелен помедлила еще миг. Потом рванула один из рычагов. Планёр дернулся, рев мигом стих, и я увидел в окно, как падает, кувыркаясь, дымящийся цилиндр. Вот была здоровая длинная труба, вот он превратился в карандаш, а вот уже точка несется к волнам, рассыпая искры и оставляя дымную полосу.

Мне снова стало жутко. Я ощутил высоту.

- Только не паникуй! - Марк говорил слишком громко, еще не оценив наступившей тишины. Хелен презрительно глянула на меня - и это помогло. Пацан не боится, женщина не боится, один я трястись буду?

Нет.

Решимости хватило на минуту, в течении которой я разглядывал светлеющее небо, оранжевую полосу восхода и убеждал себя в надежности планёра. Потом я почувствовал, как он клюет носом, словно лодка на крутой волне. Хелен впереди дергала рычаги, мы то заваливались на крыло, то проваливались в бездонную яму. Море и небо мелькали в окнах, будто решили шутки ради местами сменяться. Меня бы давно уже стошнило, не будь желудок безнадежно пуст. Я вцепился в спинку переднего кресла и тонкое дерево затрещало.

- Утихомирь его! - бросила Хелен. - Быстро!

- Вниз, ведьма! - завопил я. - Са... сажай... я... убью!

Марк впился в меня, попытался придавить к креслу. Какой там... я толкнул его так, что мальчишка спиной уперся в матерчатый потолок. Дрожащая под напором ветра ткань захрустела, разрываясь. Марк дико закричал.

Это меня отрезвило. Не то, чтобы страх совсем пропал, но на миг я о нем забыл. Глаза у Марка от ужаса стали круглыми, пальцы закаменели на моих плечах. Я рывков прижал его к себе, обнял. Холодный ветер хлестал по лицу, врываясь в кабину.

- Поворачиваю к острову, - сказала Хелен. - Сейчас сядем.

Марк ничего не ответил - краткий миг, когда он торчал из планёра спиной наружу, убил все его мужество. Поэтому я выдернул из-за пояса нож и коснулся шеи летуньи.

- Мы летим к материку. Слышишь?

Планёр по-прежнему дергался в стороны. Хелен молчала.

- И хватит пугать, - добавил я. - Да, мне страшно! Только вбей в свою красивую головку - на остров я не вернусь. Прирежу тебя, если обратно повернешь. Ясно?

Теперь планёр летел ровно. Неуловимыми движениями рук Хелен направляла его на верный курс. И высоту мы перестали терять, опять поползли вверх, в полной тишине, и это было страшно, но в то же время прекрасно. Лишь ветер хлестал в прорванную обшивку.

- Спрячь кинжал, - сказал я Марку. Тот взял нож и убрал в Холод - без единого слова, как во сне, еще не отошел от страха. Что-то я побаиваться стал оружия в своих руках - тем более в такой ненадежной штуке, как планёр. От ветра слезились глаза, Хелен тревожно оглядывалась на прореху.

- Есть у тебя иголка с ниткой? - спросил я ее.

- Под креслом, - быстро ответила летунья. - Аккуратно шей.

Я похлопал Марка по щеке - он слабо улыбнулся, приходя в себя. Пробормотал:

- Спасибо.

- За что спасибо, дурачок, я же сам тебя чуть не выпихнул...

- За то, что опомнился.

Пошарив под креслом, я и впрямь нашел - порезанным день назад пальцем, не везет же ему, - воткнутую в чехольчик сиденья кривую парусную иглу с вдетой нитью. Вовремя - материя медленно расползалась под напором ветра. Марк забрал у меня иглу и стал неумело стягивать прореху. Над кабиной ткань лаком не покрыта, но все равно проколоть трудно.

- Края крепи, - посоветовал я. - Вначале края, потом все зашьем.

Небо светлело. Мы летели навстречу восходу, планёр больше не трясся, а будто по невидимым волнам скользил. Я покосился налево, направо, вверх глянул. Небо самое обычное, словно и не летим, ничуть ближе не стало.

Вроде бы я окончательно опомнился. Страх сжался в груди, затаился, давил на сердце, но все-таки не превращался в панику. Марк терпеливо трудился, прореха уже была почти затянута.

- Гнилая твоя машина, летунья, - сказал я. - Неужели покрепче не могли сделать? Деревом обшить...

- Ты еще предложи из железа планёры строить, - фыркнула Хелен не оборачиваясь. Я понял, что сказал глупость, и перестал срамиться, замолчал. Ясное дело, она же говорила: планёр большой вес поднять не может...

- Ильмар... - сказал вдруг Марк, тихо, на выдохе. - Глянь налево...

Я посмотрел - и вздрогнул. По свинцовым волнам полз, рассекая острым носом воду, линкор. Даже с высоты он казался громадным... неужели эти точки на палубе - люди?

- "Сын грома", - сказал Марк. Странное что-то прозвучало в его голосе - гордость пополам с тоской.

Паруса на корабле были спущены, значит он под машиной. Из трех высоких труб валил черно-бурый дым, линкор шел на полном ходу. Это с небесной выси кажется, что он медленный и неуклюжий, а на самом-то деле таран волны режет, вода бурлит за кормой, и от материка до островов корабль за два-три дня дойдет, особенно если ветер попутный дунет. Палуба у корабля была деревянная, выскобленная добела, а вот борта обшиты золотом до самой ватерлинии. Дом, небось, и на железо бы не поскупился для лучшего корабля Державы, но проржавеет такой корабль.

- Какой сигнал приветствия? - вдруг спросил Марк. Хелен молчала. - Качни крыльями! Быстро!

Она повернула голову. Зло улыбнулась Марку.

- Умный ты, жаль, что дурак. Качну, не бойся. Корабль первым сигналить должен.

Над бортом встал дымок - ударила пушка. Холостым, вроде.

Планёр качнулся, Хелен ответила на приветствие. Было в этом что-то титаническое, божественное, выше мелких людских забот. Плывущий по океану гигантский корабль, могучий и величественный, и несущийся над ним планёр - хрупкий, презревший тупую силу ради быстроты и легкости.

Вот в такую минуту даже вор вроде меня гордость испытывает - за Дом, за Державу, за гений человеческий.

И в тоже время - смешно. Я, тать нощной, планёр угнал, и мне же преторианский линкор салютует...

- Сколько лететь будем? - спросил Марк у Хелен.

- Если повезет - часов пять.

- А если нет?

- Падать здесь и минуты хватит.

Нет. Не буду больше пугаться.

Раскинувшись поудобнее, сколько позволила теснота, я снова спросил:

- Хелен, так есть у тебя что из еды, или нет?

- Неужели аппетит проснулся? - съязвила она.

- Сутки я не ел, сладкая моя.

- Мной подавишься, - фыркнула летунья. Помолчала, потом неохотно сказала: - Сзади... на твоем кресле - карман сзади.

Мы с Марком столкнулись руками, выдирая из кармана тугой пакет.

- Не трясите планёр, обжоры! - крикнула летунья. Какой там! Нам теперь все равно было, мы до еды дорвались. Не слишком много в пакете нашлось - пара засохших бутербродов с сыром, яблоко, апельсин, половинка жареной курицы, стеклянная фляжка. Смололи мы все вмиг, и я себя на том поймал, что очень не хочется делиться с Марком поровну... мальчишка ведь, ему меньше надо...

Тьфу ты, ну почему натура человеческая такая мелочная? Как с каторги убегать - я из-за мальчишки шеей рискую! Как ухоронка с железом, или куриная лапа - от жадности корчусь!

- Бери, - я отдал Марку надкушенный вместе с кожурой апельсин. Словно наказывал сам себя.

Мальчишка спорить не стал, жадно слопал фрукт. А я откупорил фляжку, нюхнул...

Эх, Галлия, земля щедрая! Коньячок из лучших, таким и аристократ не побрезгует! Сивухой не прет, язык не обжигает, а в животе словно костер развели, тепленький, ласковый.

Хмелеть я начал тут же, на третьем глотке. На пустой желудок, да хорошего коньяка - много ли надо?

- Будешь? - дружелюбно спросил я Марка.

- Угу, - он сделал маленький глоток, поморщился, вернул фляжку. Виновато признался: - Я вино больше люблю.

- А ты, летунья?

Сейчас я весь мир любил.

- Жить надоело? - отрезала Хелен.

Ну, не хочет, как хочет. Может и впрямь, не стоит пьяному хитрой механикой управлять.

Через минуту меня потянуло в сон. Марка тоже сморило. Какое-то время мы возились, пытаясь устроиться удобнее на крошечном сиденье. Хоть мальчишка и худой, но уже не такой маленький, чтобы на коленках его держать. Эх, маловат планёр... будет ли когда такое, что планёры размером с линкор над океаном понесутся? Я бы слетал. Дело нехитрое, когда летун умелый: сиди, держись крепче, слушай, как ветер парусиновые крылья треплет...



Дважды я просыпался - так, на миг, когда планёр начинал кружить в поисках попутного ветра. Один раз заметил, что солнце в спину светит, и схватил Хелен за плечо:

- Куда летишь, ведьма!

Она вздрогнула:

- Поток ищу! Успокойся, вор, на острова нам уже не вернуться, не тот ветер!

Марк открыл глаза, протянул руку, взял карты. Вглядывался в них минуту, потом вернул Хелен.

- Все правильно, Ильмар...

И тут же заснул снова.

Правильно так правильно. Я уснул. Мне снилось, что мы снова взлетаем с острова, ревет ракетный толкач, только это уже было не страшно, наоборот, я сам сижу на переднем креслице, дергаю рычаги, и матерчатая птица послушно взмахивает огромными крыльями...

- Маркус! Ильмар! Маркус!

Проснулись мы вместе. Колени у меня затекли, не разогнуть... вот незадача, будто Марк, уснув, потяжелел чуть не вдвое.

- Плавать умеете? - отрывисто спросила Хелен.

Впереди тянулись скалы. Берег! Сестра-Покровительница, и вправду - берег! И ни какой-нибудь там остров, Европа впереди, Держава...

Вот только море было под нами. Совсем рядом. Казалось, что пенные брызги с верхушек волн вот-вот захлестнут планёр и утянут за собой, на дно.

- Толкач включай! - закричал Марк. - Хелен, толкач!

- Я его час назад сожгла, - хмуро отозвалась летунья. - Крепко же ты спал, мальчик...

Значит не примерещился мне рев ракетный...

- До берега доплывешь? - спросила Хелен.

- Нет, - ответил я. - Ноги затекли.

- О тебе речи нет, дурила, - отозвалась девушка. - Маркус, доплывешь?

До берега с милю еще было, и я головой покачал. Никому тут не доплыть, вода холодная, море бурное.

- Нет, Хелен, - спокойно сказал Марк. - Не доплыву я. Тяни уж... Ночная Ведьма. Звездный час твой пришел... сама ведь знаешь, чего я стою.

Она обожгла его разъяренным взглядом. И снова в свои рычаги впилась. А планёр дергался, носом клевал, все ниже и ниже клонился.

Когда с острова взлетали, я того боялся, что море далеко. Теперь - вот как все повернулось! - наоборот. Убиться-то мы не убьемся, наверное. Только внизу - буруны да камни, а впереди - обрыв да водяные валы, дробящиеся о скалы в пыль. Изломает планёр, и из кабины не выберемся. А и выберемся - не доплывем до берега. А и доплывем - прибой нипочем живыми не отпустит.

- Тяни, ну тяни же, Хелен! - крикнул Марк. - Как в Далмации тянула, когда зажгли тебя! Тяни, Ночная Ведьма! Прошу тебя!

Девушка молчала, вся в свою механику ушла, будто частью планёра стала. И пусть мне самому было страшно, но не восхититься ей я не мог.

Неужто и впрямь она из тех летунов, что в горах воевали, бомбы на головы гайдукам бросали? У нее же, наверное, Железный Орел с венком за храбрость, особой аудиенции с Владетелем удостоена... Тяни, Хелен, тяни свою машину! Никогда больше тебя ногой по животу не ударю, клянусь! Только долети до берега! Сестра, Сестра-Покровительница, глянь на меня, пропадаю! Искупитель, дай время повиниться, много зла на мне, не успею все вспомнить, пока тонуть буду!

Планёр уж было совсем к воде прижался, и Хелен такое словечко выдала, что не всякий мужик решится повторить. И словно того дожидаясь, планёр вдруг вверх подался, тяжело, но все же вверх! Правду видно говорят русские, что черное слово беду прочь гонит!

- Давай! - радостно крикнул Марк.

Скалы надвигались, и летели мы на одном с ними уровне. Высокий берег, больно уж высокий. Неужели врежемся в камень?

Но, видно, не зря Хелен славу имела!

Перед самыми скалами, когда, казалось, я уже листики на кустах случайных различал, да ополоумевших чаек, над гнездами мечущихся, вздернула она машину, будто норовистого коня перед барьером. И не подвел планёр, перемахнул скалы, чиркнул брюхом по земле, захрустело дерево, затрещали колеса на буграх. Помчались мы, еще быстро, но уже по тверди, и планёр на ходу рассып(лся, нас, драгоценных, оберегая, стекла в окошках бились и сыпались - я Марка к себе прижал, лицо от осколков укрывая и сам зажмурился. А Хелен впереди ругалась по-черному, и плакала навзрыд при каждом треске - все это в те короткие миги, пока мы останавливались.

Только в таких слезах я ее никогда не упрекну. Летуны не зря у Дома в чести, это я накрепко понял. И водить планёр - куда большее умение и храбрость нужны, чем по полю боя на пулевики скорострельные ходить...



Небо-то какое далекое...

Лежал я, присыпанный деревом и стеклом вперемешку, пол-лица тряпка оторвавшаяся прикрывала. Только одним глазом и мог смотреть вверх. А пошевелиться страшно. Ног не чую. Неужели хребет сломал, и теперь доживать калекой? Кому безногий вор нужен? Только палачу...

Не дело, видно, людям по небу летать. Совсем не дело.

- Ильмар!

Марк стащил с моего лица тряпку - я даже разглядел на ней шов, и ухмыльнулся тому, что торопливая штопка пережила планёр. Мальчишка вроде ничуть не пострадал, стоял прямо, лишь на ногу чуть припадал, но это еще с островов, это ничего...

- Ты как?

- Ног не чую, - пожаловался я. - Конец мне, парень. Вот оно как... летать...

Марк задумчиво смотрел на меня. Потом сообщил:

- Ты вроде не обделался...

- Да ты в своем уме! - рассвирепел я. - Чего несешь!

- Когда позвоночник ломают, то под себя ходят, - сообщил Марк. - Пошевели ногой.

Я попробовал, но ничего не ощутил.

- Нога шевелится, - сказал Марк.

Приподнявшись на локтях, я глянул на ноги. Напрягся.

И впрямь - двигаются.

- Как же так, словно немые... - прошептал я.

Мальчишка вдруг засмеялся:

- Ильмар... да я же у тебя на коленках четыре часа просидел... отдавил тебе ноги. Пройдет!

- Тьфу ты...

Встать не получилось, зато я сел. Ноги и впрямь начало покалывать.

- Отъел задницу, - абсолютно несправедливо ругнулся я на мальчишку. - Где летунья?

- Вон...

Хелен сидела в стороне. Левая рука у нее была замотана в самодельный лубок, она как раз затягивала зубами последний узел.

- Поломалась немного, - пояснил Марк. - Да не беда, главное - живы.

- Тебе все не беда, сам-то целехонек...

Я огляделся. Вокруг, метров на сто, не вру, валялись обломки планёра. Здесь, наверху, берег был довольно ровный, абсолютно пустынный. Пригорки, песок, редкие чахлые кустики. Шум моря под обрывом позади почти не слышен.

- Хелен! - крикнул я. Летунья обернулась. - Спасибо!

Она непонимающе смотрела на меня.

- Хелен, ты посмелее любого мужика! - сказал я. - И поискуснее. Спасибо, что жизнь спасла, что в панику не ударилась. Может я и вор презренный, только все равно - буду за тебя Сестру с Искупителем молить!

Девушка дернула плечами. Ее голубая форма была вся изорвана, блузку большей частью она на лубок пустила... и все же ей явно понравились слова.

- Плохая я летунья, Ильмар-вор. Планёр разбила. Знаешь, сколько планёр стоит?

Откуда же мне знать. Много, наверное. Я за всю жизнь столько не украду...

- Хорошая ты летунья, Хелен. Спасибо.

- А ведь ты к Виго тянула, Ночная Ведьма, - вдруг сказал Марк. - К гарнизону планёрному. Потому мы едва не сгибли!

- Уж очень ты смышленый, Маркус, - откликнулась Хелен.

Мальчишка усмехнулся. Он очень спокойный был, и даже чумазое лицо, грязная одежда, рваные штаны не могли скрыть этой уверенности.

- Мы где-то вблизи Байоны упали, - сказал Марк. - Знакомые места?

- Не пропадем, - успокоил я его. - Доберемся до города, отъедимся... ветчину тут хорошо готовят, переоденемся. Будь спокоен, я тебя не брошу.

Что-то меня тревожило. Не так все шло. Совсем не так, как я думал.

- А деньги откуда? Воровать будешь?

Я помедлил, но все же полез рукой в карман и достал увесистый железный слиток.

- Сукин сын! - закричала Хелен. - Лишний вес тащил!

На эти слова я не отозвался. Невелик вес. Зато хватит денег домой добираться.

Марк улыбнулся, глядя на железо. Конечно, он не заметил, как я прихватил его из купеческой ухоронки.

- Встать можешь, Ильмар?

Я попробовал.

- Нет пока. Да не стой ты, парень, помоги ноги растереть...

- Не можешь - это хорошо, - вдруг сказал Марк.

Глаза у него были виноватые, но не слишком.

- А ноги ты сам разотрешь. Ладно? Мне пора, Ильмар-вор. Спасибо тебе за все, теперь разойдемся.

У меня челюсть отвисла.

Хелен захохотала, откидывая голову. Радостно и неподдельно.

- И тебе спасибо, Ночная Ведьма, - сказал ей Марк. - Ты и впрямь лучшая из лучших.

- Никуда тебе не деться, Маркус, - она перестала смеяться. - Все равно ведь схватят. Сам знаешь.

- Знаю, - согласился он.

- Повинись, мальчик. Повинись и сдайся. Дом простит...

- А вот это уже не твое дело, - отрезал Марк. - За себя бойся.

- Ты что же, гаденыш, уходишь? - ко мне вернулся дар речи. - Я тебя от рудника избавил, а ты бросаешь? Да я тебя придушу, щенок!

Мальчик повел в воздухе рукой. Губы его шелохнулись.

Я первый раз увидел, как лезут в Холод при ярком свете, и так близко.

Просверк - солнечный луч на острие, что выползает из ниоткуда.

Порыв ветра. Холодного ветра.

Марк стоял с кинжалом в руке и смотрел на меня.

- Достойный поступок для мальчика твоей крови, - сказала вдруг Ночная Ведьма. Марк ее будто и не услышал. Протянул мне нож, держа за лезвие, как положено.

- За мое спасение, Ильмар-вор, жалую тебя клинком Дома и титулом графа... - он замялся, - графа Печальных Островов.

Хелен от хохота упала на землю. Ударилась сломанной рукой, застонала, но смеяться не перестала.

- Владей по праву, применяй с честью.

Я машинально взял клинок. Посмотрел на узорную рукоять, на протравленное лезвие.

И впрямь - герб Дома. Аквила - орел, парящий с мечом в лапах.

Неужто Марк так родовит, что с малолетства вправе титулы жаловать?

- Прощай, Ильмар-вор.

Марк повернулся и пошел. Спина все же напряженная была, будто боялся он, что метну кинжал. Но шел ровно и не спеша. По песку, через кусты, все дальше и дальше.

- Граф Ильмар, позволено ли будет бедной баронессе присесть в вашем присутствии?

Хелен стояла надо мной, слегка согнувшись в насмешливом поклоне.

- Хозяин Печальных Островов, почему вы так спешно покинули свои ленные владения?

Она не удержалась, снова прыснула, как молоденькая глупая девчонка. Уселась рядом, сказала почти ласково:

- Граф... Граф-вор.

- Не смейся, летунья, - сказал я. - Все воры. И графы тоже. А над больным смеяться - последнее дело. Тебе руку сломало, мальчишке ум растрясло...

Хелен покачала головой:

- Ты не прав, граф Ильмар. Есть у него право дворянством жаловать. По крайней мере - было. Только особо не радуйся, титул с тебя мигом снимут...

- Титул не снимают, - огрызнулся я, будто принял слова о дворянстве всерьез.

- Еще как снимают. Вместе с головой. Давай, разотру тебе ноги.

Я молча спустил штаны, и Хелен принялась здоровой рукой массировать голени. Без брезгливости, не морща нос от грязи и пота.

Она и не такую грязь повидала, наверное.

- Он что, столь высокороден? - спросил я.

- А ты даже не знаешь, кто твой дружок? - Хелен хихикнула. - Ох, какие графы нынче необразованные... Высокороден, не сомневайся. Колет ноги?

- Колет.

- Хорошо. Сейчас за мальчишкой двинемся.

- Зачем?

Хелен вздохнула:

- Возьмем живым, так и ты жить останешься. И не просто жить, а с титулом. Я скажу, будто ты с самого начала мне помогал. Слово чести!

Кажется, она не шутила. Да и не шутят высокородные с честью.

- Нет. Пусть идет. Мы с ним вместе бежали, он за меня смерть в вину взял. Не стану я его ловить, Ночная Ведьма.

- Я особо и не надеялась, - просто ответила Хелен.

- Сама беги... если хочешь.

- Не могу. Тоже зашибла ноги, Ильмар. Из меня сейчас ловец... как из тебя граф.

- Давай тоже разотру, летунья...

Потянулся было к ней я, опомнился и замер. Мы уставились друг на друга.

- Это от страха, - сказала Хелен. - От страха всегда так. Хочется... жизни радоваться.

Я провел ладонью по гладкой белой коже. Спросил:

- Ну и как, летунья, рады мы жизни?

Секунду она колебалась. Зрачки у него расширились, губы дрогнули:

- Рады... граф.

И черные женщины у меня были, и китаянки. А вот высокородных - никогда. Происхождением не вышел. И все дружки, что про любовниц-графинь рассказывали, врали напропалую, это уж без сомнения.

Одно обидно - не меня она хотела, а жизнь в себе почувствовать.

И не Ильмару-вору отдалась, а Ильмару-графу. Пускай даже графу на час.

А так... как с черными. Вначале непривычно, а потом видишь - женщина как женщина.

Страстная она оказалась, будто ее год в одиночной камере продержали, да еще со связанными руками. Только и я - от пережитого, от свободы нахлынувшей, от тюремного воздержания был грубый как насильник.

Кажется, именно это ей и понравилось.

Потом я лег рядом, положил Хелен руку на упругий животик, посмотрел искоса. Довольна? Довольна.

А вот у меня настоящего удовлетворения не было. Так... одно облегчение да сладкая усталость.

Будто не по правде все, а сон любовный приснился.

- Ноги-то разошлись? - спросила Хелен. - У меня вроде да. Даже рука меньше болит.

Она улыбалась, а мне вдруг противно стало. Что же это, я для нее лекарством послужил? Поднялся - ноги и впрямь слушались, стал одеваться.

- Не сердись, Ильмар, - сказала летунья. - Злая я сейчас. Маркуса упустила, планёр разбила. Перед Домом ответ держать...

- Пошли со мной, - сказал я. - Выбираться вдвоем легче.

Хелен облизнула губы.

- Ты иди, Ильмар-вор. И быстрее иди. Здесь пост есть, башня стоит неподалеку.

- Какая башня?

- Наша башня, летунов. Погоду изучать, ветра. Карты там составляют, чтобы летать над побережьем. Они планёр должны были увидеть, вышлют сюда конный разъезд. Ты уходи на север, к Виго. Я не скажу, куда ты пошел.

Вот оно как.

Судьба у вора - простая. Хватай да беги. О друзьях не думай, девиц выбирай на час.

- И на том спасибо, Хелен.

Кинжал я за пояс спрятал. Может я теперь и граф, только все одно - Слова не знаю.

- Удачи тебе, вор Ильмар.

- Какой удачи, Ночная Ведьма?

- Тебе теперь жизнь сохранить - вот и вся удача. Забейся в щель, да и живи тихонечко. Кинжал лучше выбрось в море, слишком вещь приметная.

- Вор Ильмар подумает, - сказал я.

Хелен улыбнулась мне с земли. Она по-прежнему лежала нагая, не стесняясь... хотя чего уж теперь стесняться? Красивая, умная, и как всегда - не моя.

Отвернулся я, и захромал потихоньку на север, к Байону, к Виго. Ноги еще слушались плохо.

Но все же Хелен была права - разошлась кровь в жилах.

Испытанный, видно, способ.

ДАЛЬШЕ >>>