Сколько раз я уже видел, что с людьми жажда жить делает, а все равно не перестаю удивляться.

Самопожертвование, самоотречение - это уж больше для деяний святых и для детских сказок. Нет, оно бывает, конечно. Но обычно в горячке боя, в приступе ярости. Тогда и впрямь - солдат простой, за которым ни древности рода, ни дворянской чести, грудью на пулевик ложится, путь товарищам пролагая. Тогда в горящее здание кидаются, в омут прыгают, с усмешкой на казнь идут. Ярость! Ярость и ненависть - вот они лишь и творят настоящее самопожертвование.

А чтобы любовь и благочестие... нет, не знаю.

Не приходилось видеть.

Думал, хоть сестра Луиза, что после светских неудач к духовным делам амбиции свои обратила, пример покажет... Какое там.

В реве толкачей, поджигая за собой пол, мигом затянув дымом весь зал воздухоплаванья, несся планёр к выбитому Словом проему. И был он перегружен так, как его ученые создатели и помыслить не могли. Два с половиной центнера, даже побольше, наш общий вес. И не с планёрной полосы взлетаем, без катапульт и канатов, а на четырех толкачах, что, в общем-то, совсем не для взлета предназначены.

Сила в них была огромная, что уж тут спорить. Только главная беда, видно, в другом крылась. Посмотрел я на крылья двойные, между которыми грохотали огненные струи. И понял, о чем тревожилась Хелен.

Все равно, будто в хрупкую двуколку запрячь четырех могучих коней. Им-то радость мчаться по дороге, невесомый груз тащить. А вот каково легкой повозке?

Крылья планёрные, из тонких реек и растяжек собранные, материей обтянутые, под напором толкачей выгибались и вибрировали, вот-вот отвалятся. Весь планёр скрипел и стонал, жалуясь на злую судьбу. Казалось, миг - и оторвутся крылья, унесутся сквозь проем, преторианцев пугая, а мы в кабине по инерции прокатимся, да и рухнем вниз...

- Луиза... - крикнул сжавшийся в ногах Марк. Хотел я ответить, что нечего ему за настоятельницу волноваться, та пока что к Господу не торопится, но онемел: кончился зал, мелькнули отсеченные Словом края рам, и планёр ухнул вниз.

Падение было недолгим, и мне показалось, что Хелен сама опустила нос планёра к земле, чтобы тут же рвануть рычаги на себя, будто останавливая закусившего удила коня. В паре метров от земли планёр выправился и наступил короткий, будто вечность, миг, когда "Морской Король" завис, раздираемый земной тягой и рвущимися в небо ракетными толкачами. Кто бы сейчас не пересилил - нам это ничего хорошего не сулило. Я видел преторианцев - доблестных Серых Жилетов, славу державную, с круглыми как блюдца глазами; но даже невиданное зрелище нашего взлета не выбило из них боевой дух. Они разбегались - медленно-медленно, и доставали оружие - еще медленнее. Видно, время для меня замедлило свой бег, так велик был страх. Один преторианец поднимал пулевик, другой медленно замахивался тонкой блистающей саблей - и я понял, что он дотянется, рубанет по тонкому крылу, и тогда уж нам точно конец...

Я сейчас многое бы отдал, чтобы глянуть на планёр со стороны.

И не потому, что сидеть в кабине было смертью. Просто это должно было быть красиво, невероятно красиво. Как в богатой детской книжке с цветными картинками, что я однажды нашел в купеческом доме... посмотрел, и не взял, не захотел детских проклятий на свою голову, дети, они к Богу ближе, он их чаще слышит. В той книжке была картинка с драконом - огнедышащим драконом, взмывающим с земли, а под ним замер с поднятым мечом благородный рыцарь. И не ясно было по картинке, кто победит, успеет ли рыцарь нанести удар, или дракон взмоет в небо и обрушится на врага. Видно, так и задумывал художник.

Сейчас мы, наверное, были похожи на того сказочного дракона, пытающегося удрать. И - вот ведь странность человеческой души - симпатии мои были разделены между нами и высокородным десантом, из-под носа у которого мы убегали...

Сабля в руке преторианца пошла в удар, к крылу, как я и думал. И в этот миг время опять ускорило бег. На сером броневом жилете десантника вдруг образовалась вмятина, он пошатнулся и упал на спину. Пальнул, пальнул кто-то из Хрустального Дворца, потеряв соображение от ужаса!

Планёр взмыл в небо.

За ревом толкачей ничего слышно не было. Взлетали мы под неимоверным углом, посильнее, чем когда сквозь тучи прорывались. А сейчас облаков не было никаких, встающее солнце удивленно заглянуло в стекла кабины и ускользнуло. Планёр мотало и крутило, крылья дугой выгибались вперед, и как ухитрялась Хелен вести машину - один Господь знает.

А может быть и он сейчас растерянно смотрит на нас...

Луиза так и не успела пристегнуться. Сейчас она почти лежала на спине, медленно сползая на меня. Нетрудно было сообразить, что если настоятельница, почти не уступающая мне весом, слетит с кресла, то вылетит сквозь заднее стекло кабины, возможно, прихватив и меня.

Вот и облегчение планёру...

Упершись в шею Луизы руками, я изо всех сил удерживал ее от падения. К счастью, Хелен заметила неладное, и стала выправлять полет. Мы уже были над водой, и планёр плавно разворачивался, ложась на курс к близкому берегу.

- Не могу... крылья сейчас лопнут! - вдруг крикнула Хелен. Она, видно, чувствовала все происходящее с машиной своей шкурой.

А перед нами уже возникал линкор. Мы должны были пронестись над ним... и, кажется, нас заметили.

С острова в планёр палили все, кому не лень. Вспышки и клубы белого дыма пестрели среди деревьев и зданий, видно, преторианцы готовы были нас угробить, лишь бы не дать уйти. Но в этом опасности особой не было, так попасть с земли, чтобы кого-то из нас зацепить, или важную тягу перебить - это невозможная удача нужна.

А вот с линкора били серьезнее.

Полыхали по бортам вспышки - в нас стреляли из скорострельных пулевиков. Расстояние еще было велико, но неумолимо сокращалось, а когда в воздухе сразу тысячи пуль - хоть одна да отыщет цель.

Неужели матросы на линкоре обучены планёры сбивать?

- Сворачивай! - закричал я. - Хелен!

Но летунью больше волновал стонущий от напряжения планёр, чем какая-то там стрельба. Покачивание планёра - будто Хелен выбирает курс... Она рванула рычажок, знакомый мне еще по прежней машине.

Вот только раньше толкачи отцеплялись уже пустыми, гаснущими. А сейчас они были в самом разгаре работы.

Две дымные струи ушли из под крыльев. Бочонки толкачей, освобожденные от необходимости тащить планёр, мигом ушли вперед. И не беспорядочно кувыркаясь - видно, узкие ребра-крылышки придали им устойчивость. По ровной дуге они мчались к линкору.

Оставшаяся пара толкачей несла нас вперед. В скорости мы будто и не потеряли, видно сказалось уменьшение веса.

Хелен вдруг издала воинственный клич. Меня пробрал мороз. Это был не просто выкрик, а какая-то заунывная, безумная, боевая песня...

- Планёрной атаки недолог век,

Ведь крылья нам Бог не дал,

И падаем с неба, в песок и снег,

На вражьих мечей металл...

Луиза издала слабый писк - то ли протестуя против богохульства, то ли просто в ужасе.

А умчавшиеся толкачи с роковой неизбежностью приближались к кораблю. Я вдруг понял, что Хелен не просто убегает. Она атакует! Державный линкор! Да что мои грехи перед властями - Ночная Ведьма, считай, подняла мятеж!

Повешенье.

Или четвертование.

Без всяких сомнений!

Один толкач пронесся в паутине мачт и снастей, будь у линкора паруса подняты - точно бы вспыхнули. А так - попусту канул за борт, уткнулся в воду и исчез.

Второй толкач насмешливая рука случая направила точнее. Дымящаяся труба ударила в палубу, рядом с исполинской оружейной башней, откуда шла беспрерывная пальба. Вспыхнуло пламя, повалил дым. Конечно, урона серьезного горючая смесь из расколовшегося толкача не нанесла, это же не боевая ракета. Но все-таки палубу затянуло дымом.

А это было самое главное, потому что нам все равно предстояло пролететь над кораблем, и там никто пуль жалеть не станет...

- Для неба придумал Бог синий цвет,

Но тут он промашку дал.

Багровым и черным затмило рассвет,

Когда мой планёр взлетал...

Хелен пела не очень-то музыкально, но зато от души, громко, ничуть не стыдясь натыканных в песне кощунств. Наверное, мы бы услышали еще много вариаций на тему, что Бог дал, а чего не дал, но тут Луиза издала тонкий визг, и летунья осеклась. Видимо, поняла, что монахиня способно вцепиться ей в волосы, что никак не будет способствовать полету.

- Ильмар! Маркус очнулся?

Я посмотрел вниз, встретился глазами с мальчишкой.

- Да, ожил...

- Я в порядке, - сипло подтвердил Марк. Простыл он, что ли, от Холода?

- На линкоре выдвигают катапульты. Хотят запустить свои планёры. Это конец. Или попробуют сбить, или проследят, куда летим.

Хелен сейчас разговаривала фразами, короткими, будто удар кнута. Я понимал - ей овладело боевое безумие, она близка к состоянию берсерка. Еще миг - закусит штурвал, и вообще говорить перестанет...

- Надо помешать. Бомб у нас нет. Надо замусорить палубу. Слышишь?

- Да, - Марк привстал, и даже от этого легкого движения планёр закачало, как лодку в шквал. - Что я могу? - на самое ухо крикнул он Хелен.

- У тебя на Слове тонны три стекла и железа!

Марк посмотрел на меня круглыми глазами. Я, честно говоря, тоже решил, что летунья сходит с ума.

- Пройдем над палубой. Низко. Крикну, когда сбрасывать.

- Я же в кабине! Я не могу сейчас Слово говорить! - видно, Марк от растерянности забыл, что имеет дело с другой владелицей Слова.

- Высунься! Выпрыгни! Что хочешь сделай, палубу накрой!

Планёр клюнул носом и начал снижаться.

Умом я понимал, что Хелен права. Погонятся за нами другие планёры - все. Пусть даже не собьют с небес - летунья не зря говорила, что бой в воздухе почти невозможен, но увидят, где мы опустились, поднимут тревогу...

Вот только как сбросить чудовищный груз, принятый Марком на Слово? То, что взял, то в руке обратно и появляется... разрежет наш планёр напополам стеклянная стена... вот и все дела.

- Быстрее! - не оборачиваясь велела Хелен. - У вас две минуты!

Я задергал головой. Так, выбить стекло, или прорвать обшивку... нам ведь не привыкать, точно, Марк? А что дальше? Пусть даже высунет пацан руки, ухитрится Слово произнести - возникшая из Холода стена сломает крылья.

Только снизу, под кабиной, ничего нет...

Выхватив нож, я дернул Марка на себя, тот кое-как втиснулся на сиденье. Нагнувшись, я принялся рубить переплетение реек под ногами.

- Сломаешь опорный киль или лонжероны - вмиг рухнем! - сообщила Хелен, даже не оглядываясь. По звукам все поняла.

Знать бы еще, где эти кили и лонжероны... Сплошные планки и бамбуковые трубки, порой какие-то тросики попадаются... так, их обойдем, летунье надо рулями вертеть...

Наконец лопнул последний слой ткани и под ногами у меня засияла дыра. Узенькая, но Марк вроде должен протиснутся. И планёр пока не рассыпался, значит угадал я.

- Лезь, - коротко, будто от Хелен заразился, велел я.

Мальчишка в ужасе смотрел вниз. Метрах в ста под нами бежали волны, видно было даже желтое песчаное дно. Мелко здесь, не зря линкор к берегу не подошел.

- Давай! Головой вниз! Я держать стану за ноги! Когда надо будет бросать...

А как подать знак? От свиста ветра даже в кабине кричать приходится, а когда Марк высунется, телом проем загородит, так вообще ничего не услышит.

- Я тебя ущипну, - порадовал я Марка. - Первый раз - приготовится, второй - произносить Слово!

Мальчишка смотрел на меня, не в силах вымолвить не звука. Я его понимал. Я сам бы в эту дыру не полез. Болтаться вниз головой, на такой высоте, в мчащемся планёре, и при этом еще Слово произнести.

Точно, Хелен ума лишилась.

И я с ней за компанию, видно.

- Марк! Ну давай! - я схватил его за плечи. - Прошу тебя! Доверься мне, я удержу! Не бойся!

Нет, боятся он не перестал. Даже прибавилось в глазах ужаса - но уже вперемешку с тоскливой обреченностью. Марк скрючился и полез головой в дыру. Я схватил его за ноги - мешала дурацкое, мешковатое одеяние. Не думали святые братья из интендантства Церкви, что в этих платьях придется кому-то из летящего планёра высовываться...

Наконец я ухватил Марка поудобнее, под коленки, и, чувствуя, что он в любой миг может забиться в истерике, впихнул головой в отверстие.

Пошел он хорошо, будто я дыру под него целый день рассчитывал, и каждый час мерки снимал. Едва Марк оказался в дыре по пояс, как отчаянно задергался. Может быть, ему там было холодно, но скорее - просто страшно. Платье сползло, колоколом накрыв пол и прореху, наружу торчали лишь голые ноги и тощий зад в кружевных панталонах. Надо же, какое белье монашки носят! Теперь буду знать, что врать в компаниях...

- Маркус готов, - сообщил я.

Луиза, которая за потоком событий никак не поспевала, перегнулась через спинку кресла и неуверенно протянула руку, намереваясь придержать Марка.

- Убери! - рявкнул я. - Решит, что щипок, Слово скажет не вовремя!

Настоятельница застыла. Вот как с ней надо, оказывается.

- Может так его и оставить? - неожиданно сказала Хелен. - Не задувает, и вроде даже устойчивость повысилась... дураки ученые, не додумались на планёр нижний киль поставить...

Я не смотрел, что происходит вокруг. Чувствовал, что снижаемся, слышал, что толкачи еще работают, а все остальные силы занимал Марк. От страха он вспотел, и держать его стало труднее.

- Приготовится!

Подмигнув Луизе, я ущипнул Марка за ягодицу. Никакой реакции. Может, уже сознания лишился?

- Жив, как думаешь? - спросил я настоятельницу. Ту стала бить дрожь.

- Внимание... захожу на цель...

Понимала ли сейчас Хелен, кто сидит в планёре, какой груз мы готовимся скинуть, кто под нами? Не знаю. Может быть для нее слились воедино воспоминания и реальность, война со взбунтовавшимися гайдуками и побег из Миракулюса... И не гордость Державы, линкор "Сын Грома" она под собой видит, а вражеский караван, и не мне, вору, приказы отдает, а своему товарищу-летуну, бомбометанием занятому...

- Сброс! - крикнула Хелен. Так требовательно, что я едва не выпустил Марка. Нет, держал по-прежнему крепко, но в уме разом пронеслась картина - я разжимаю пальцы, мальчишка проскальзывает вниз, оставляя в рваной дыре все свои тряпки, и падает на палубу линкора...

В голове ужасы вертятся, а руки не подвели. Я ущипнул Марка еще раз и стал ждать.

- Три, два, один... - быстро и размеренно считала летунья. Видно, дала команду с запасом по времени.

Только все зря. Не шевелится Марк, не чует моих сигналов. Лишился уже разума со страху, и...

Тряхнуло.

Ох, как нас тряхнуло!

Солнце мигом во все окна заглянуло, играя с морем в чехарду.

И линкор я увидел, с двумя планёрами, закрепленными на палубе в причудливых устройствах.

И несущуюся вниз, порхающую будто опавший лист, стену из стекла и металла.

Сказал Марк Слово!

Вовремя сказал!

Упираясь ногами в пол, рыча от натуги, я вытягивал его из дыры. Хелен успокоила планёр почти мгновенно, и теперь мы ползли вверх, но в какой-то краткий миг я успел распрощаться с жизнью.

Но Марка не выпустил.

Еще в воздухе стена развалилась, и продолжила путь отдельными кусками стекла и чугуна. Большая часть накрыла палубу, серебристыми искрами сверкнули разлетающиеся осколки, металлические балки пробивали палубу и ныряли куда-то в недра линкора. Видно, одна из них пробила паровой котел или паропровод - с палубы ударил фонтан белого пара.

Ни в одном бою "Сын Грома" не получал столь молниеносного и чудовищного по силе удара!

И если раньше мы были просто беглые преступники, то теперь наше имя будет проклято на веки вечные.

Марка трясло, когда я, наконец-то, втащил его в кабину. Лицо у мальчишки было красное, глаза будто у кролика. Это встречным ветром вмиг исстегало... и как он ухитрился Слово произнести...

- Жив? Марк? - я обнял его, с запоздалым раскаяньем понимая, что ему пришлось пережить. - Марк?

Он беззвучно раскрывал рот, силясь что-то сказать.

- Точно! Опять рулей еле слушается! - крикнула Хелен. - И задувает! С принцем в днище куда лучше летели!

Обезумела!

Хелен повернулась, посмотрела на Марка. Улыбнулась, и я понял, что она просто тормошит его - как может.

- Нет, я не согласен, - быстро ответил Марк. Голос был осипший, но твердый, даже с иронией. - Сама туда лезь, а я поведу.

- Молодец, - удивленно сказала Хелен. - Какой ты молодец... Маркус, спасибо.

Мальчишка обернулся, посмотрел на удаляющийся линкор. Тоскливо сказал:

- Какой тут молодец... Свой линкор изувечил. Люди... наверняка. А я к нему приписан флаг-капитаном, по достижении совершеннолетия...

Луиза смотрела на Марка с таким блаженным лицом, будто собиралась лизнуть в щеку на манер верной собаки.

- Думал, что ты сознания лишился, - сказал я. - Затих совсем.

Марк заколебался, словно не зная, стоит ли говорить.

- Ильмар... там... там так красиво. Я вначале назад смотрел, глаза ветром не резало. Небо, остров, море, хвост планёра, мелкие островки какие-то, красивые...

- Фаральоне, - сказала Луиза. - Дивное творенье Господа.

Мальчик послушно кивнул, продолжил:

- И все это перевернуто... страшно и красиво. Не думал, что так бывает.

Я глянул в дыру под ногами:

- Нет. Не полезу. Ты меня не удержишь.

- Ага. Не удержу, - Марк потер зад, поморщился: - Сволочь ты, Ильмар. Я теперь сесть не смогу.

- Спокойно, сядем все, - откликнулась Хелен. - От погони оторвались, это главное.

Глянув назад, я попытался высмотреть, нет ли в небе планёров. Смотреть против солнца было нелегко, и хотя разок и почудилась в облаках белая точка, но это могло быть что угодно, от птицы до мушек в глазах.

- Да нет, нет никого, - сказала Хелен. - Я видела, мы оба планёра накрыли. Крылья им разнесло, а кабины, слава Сестре, целы... Пока новые выкатят, пока палубу очистят...

Как она видит, что я делаю? Я подозрительно глянул на летунью и вдруг заметил крошечное зеркальце на приборной доске. Интересно, все летуны такими пользуются, или только женщины?

- Ты уж извини, Марк, - попросил я. - Думал, ты в обмороке, щипал от души.

- Да ладно...

Не знаю уж, насколько лучше планёр летел с Марком в полу кабины. На мой взгляд он и сейчас шел ровно, даже ровнее чем "фалькон".

Шум толкачей стал стихать. Хелен вздохнула, и рванула рычаг. Выдохшиеся толкачи понеслись вниз - уже не так эффектно, как предыдущая пара, горючее в них кончилось. Планёр немного подался вверх.

- Дотянем? - спросил я.

- Надеюсь. Втроем бы точно дотянули.

Луиза промолчала, только побледнела слегка, будто ожидая, что ей предложат спрыгнуть. Я посмотрел вперед, на берег, и решил, что дотянем точно. Расстояние-то небольшое, не через полдержавы лететь...

- Задувает, - мрачно сказал Марк. Поводил ногой над дырой в полу, будто краткий полет вниз головой начисто лишил его страха высоты. Потом стал стягивать монашеское облачение. Глянул на Луизу, пояснил: - Это не мужской стриптиз, просто не могу больше в этом ходить...

Мужчина... Через минуту он уже забил дыру в полу скомканным платьем, зябко поежился, оставшись в одних панталонах и сорочке.

- Если сможешь, стащи с меня куртку, - предложила Хелен.

- Не надо, у меня старая одежда с собой.

- Ага. Поняла. Ты чувств не лишишься, снова в Холод лезть?

Марк на миг задумался, будто вслушиваясь в ощущения своего организма.

- Нет, вроде ничего. После этой стены... как на гору поднялся, теперь легче.

Он потянулся в ничто, вздрогнув, когда по кабине пронесся ледяной ветерок.

- Осторожнее, дубина! - ругнулась Хелен. - Простите, принц...

Планёр поплясал немного в воздухе и успокоился.

- Я больше не буду.

Марк оперся о мое плечо, принялся натягивать штаны. Я помог, в крошечном пространстве кабины любое действие превращалось в акробатический этюд.

- Маркус... - задумчиво сказала Хелен. - Ты овладевал Словом сам?

- Да.

- По Книге?

- Угу, - плюхнувшись мне на колени, мальчишка принялся надевать рубашку. Одежда, в которой он прошел весь этап и побег с Печальных Островов, была чистой и заштопанной, наверное, Луиза постаралась.

- Первый раз было трудно?

- Очень.

- Что ты смог взять на Слово? Вначале?

- Перстень. Это подарок, Владетель однажды...

Интересные отношения в Доме, если он родного отца зовет только Владетелем...

- Неважно. Потом тебе стало легче это делать?

- Ну да, я смог саму Книгу взять, и нож, и зажигалку...

- Все, что было лично твоим?

- Да. У меня не только это было...

- Понимаю, - Хелен замолчала.

- А к чему ты это говоришь, Ночная Ведьма?

- Маркус, для тебя я летунья Хелен. Или графиня Хелен. Или просто Хелен. Договорились?

- Хорошо, графиня, - с явной обидой ответил Марк. - А в чем дело все-таки?

- Твоя сила растет, - задумчиво сказала Хелен. - И очень быстро. Это нехарактерно для обычного Слова. Порой дети, которым дарят Слово, не сразу овладевают им в полном объеме, но такой значительный рост... да еще скачкообразный... Ученый люд с ума бы сошел от такой информации.

Марк задумался.

Я тоже. Кажется, до меня стало доходить, почему Хелен решила-таки спасти Марка и атаковала линкор.

- Сидеть тихо, поток! - произнесла Хелен. Планёр закружился по спирали, набирая высоту. Луиза начала молится. На мой взгляд, поздновато спохватилась, сейчас уже опасности почти не было, и планёр выдержал, и от линкора мы ушли...

- Хелен, где будет граница? - вдруг спросил Марк. - А?

- Какая граница? - занервничала Луиза. - Куда мы летим?

- Я не о том, - терпеливо объяснил Марк. - Я о силе своего Слова, о его пределах!

- А у Искупителя была граница? - вопросом ответила Хелен.

Планёр снова выравнялся, пошел к берегу. Теперь уже у меня не было никаких сомнений, что мы долетим.

- Хелен... - тихонько позвал Марк. Летунья молчала. Мальчик посмотрел на меня. - Ильмар, я боюсь.

- Ровно же идем, тебе ли полета боятся! - я похлопал его по плечу, обнял.

- Да нет, не полета! Что вы все такие... прямые...

- Себя? - сообразил я.

- Слова в себе. И себя в Слове.

- Теперь уже поздно боятся, Маркус. Ты уже перевернул мир с ног на голову, - Хелен вела планёр легко и бездумно, голова ее явно была забита другим. - Когда ты прочитал Истинное Слово, когда убежал, унося книгу - ты выбрал, кем станешь.

- Хелен! - Луиза возвысила голос. - Не богохульствуй!

- Это я богохульствую? - возмутилась летунья. - Полно, сестра Луиза. Я правду говорю. Хочешь - еще больше скажу. Когда я тебя увидела в гостинице, от ярости чуть... ладно, что уж. Сама знаешь, в мирской жизни мы подругами не были.

- А у тебя вообще подруги были? - взвилась Луиза. - Одни мужики без счета...

Она вдруг посмотрела на меня и осеклась.

С чего бы вдруг?

Разве я сам этого не понимаю? Странно, если бы Хелен, молодая и красивая женщина, с ее славой, титулом, чином, не имела десятков... ну да, десятков, любовников.

Я назад смотреть не люблю. В будущее - не умею. А вот настоящим жить - это всегда от тоски спасает.

- Луиза, выслушай меня, - очень спокойно и вежливо сказала Хелен. - У нас есть минут десять до берега, потом... не знаю, как сложится. Я вот что хочу сказать... видно не зря так получается, что вокруг Маркуса самые разные люди собираются. Вот Ильмар... ну, титул у него теперь есть, а в общем-то кто он? Вор. Тать нощной. Авантюрист безродный. Не обижайся, Иль, ведь так?

- Так, - признал я. Упоминание безродности меня слегка кольнуло, пусть я и не дворянин, но своих предков знаю. А в общем - все верно Хелен сказала.

- А ведь, наверное, должен ты был стать купцом или мастеровым, так, Ильмар?

- Ну... так. Только не по мне это. Лучше уж в гробницах древних рыться.

- О чем и говорю. А я... Какая из меня высокородная дама, Луиза? Так уж случилось, что в свете на меня разве лишь пальцами не показывали...

Лицо Луизы пошло красными пятнами.

- Ладно, дело прошлое. Пошла я в летуньи, это теперь мой дом, и моя судьба. Я военный человек, пусть и женщина. Теперь ты... ну, со светскостью у тебя тоже плохо получилось? Верно? А вот настоятельница из тебя хорошая вышла, уверена. Раз никто из монашек немедля Маркуса не выдал... ну не слепые же они, должны были заподозрить, что мальчик он, а то и лично признать... Наверное, тебя твои сестры любили. И простить были готовы. Может молились втихую, чтобы одумалась ты, да раскаялась, но не предали.

Сестра-настоятельница молчала. Уже это было прекрасным результатом слов летуньи.

- Так вот... - Хелен оглянулась на напряженно слушающего Марка. - Теперь ты сам. Бывший младший принц.

- Принцы не бывают бывшими!

- Думаю, мальчик, мы еще не про такие чудеса услышим, как лишение титула и рода... Что получилось? Бывший принц, сейчас - хранитель Истинного Слова. И Слово в нем растет. Вокруг - тоже все неудачники, что в предназначенной судьбе счастья не нашли. И сами себе судьбу выбрали. Разбойник, военная, духовное лицо...

- Остановись, летунья, - тихо сказала Луиза. - Не множь грехов, не говори!

- Сказала бы. Только ты и сама все поняла.

- Я не понял ничего! - воскликнул Марк. Посмотрел на меня, будто ища поддержки.

- А я понял, - шепотом ответил я. В горле холодный ком встал, сердце екнуло.

Не думаю, что Марк хуже меня или летуньи Писание знает. Просто... к себе приложить - тяжело.

Две тысячи лет назад Искупитель, которому судьбой иная жизнь предназначалась, за добродетели свои стал Господу приемным сыном, отражением его земным. И пошел по земле арамейской, вокруг себя апостолов собирая. Не силой, не убеждением даже, любовью и добротой. Сами к нему люди приходили, прошлое свое отвергая... и были среди них и военный, и вор-душегубец, и даже сборщик податей, что уж совсем последнее дело... Всех принял, всех простил, всех в Истинную Веру направил...

А потом попал Искупитель под земной суд, по лживым наветам священников иудейских. Одиннадцать апостолов от него отреклись, предали, пусть и сами того не понимая, а лучшего желая. Один лишь верность сохранил, да еще Сестра, которая и не Сестрой тогда была, а простой женщиной Марией Башенной... Смешна была римлянам вера, не признали они Искупителя сыном Божьим сразу. И только когда сотворил Искупитель подлинное чудо, Слово произнес - не стены темницы руша, а всего лишь оружие вокруг себя в Холод убирая, Сестру спасая, только тогда коснулся римских солдат свет веры. Упали они на колени перед Искупителем, из темницы его вывели, и пошли с ним до самого Рима, Вечного города, где уж склонились перед Пасынком Божьим все - от цезаря до последнего раба...

Сразу все для меня сложилось.

Давно уж пора была прийти Искупителю снова. Давно.

Планёр уже шел над землей, над поселками прибрежными, летунья выбирала, где садиться станем. Марк ответа так и не дождался, и сидел, вцепившись в потолочные рейки. А я, чувствуя его невеликую тяжесть, частое биение сердца под ладонью, думал об одном.

Я же его чуть не предал!

Едва среди преторианцев не оставил!

А кто же, потом, когда Марк себя осознает, Двенадцатерых вокруг себя соберет, да в полную силу войдет, останется единственным верным?

Кто?

Нас сейчас трое, еще девять должны прийти.

Через сомнения, через ненависть даже...

Или не так все будет в этот раз? Совсем не так?

И кто из нас обречен предать Искупителя, желая лучшего, а кто, единственный, поверит, поймет, как можно планам его помочь?

Или и тут все по-иному может выйти?

Не знаю. Не умею я наперед загадывать.

Планёр носом клюнул, пошел на снижение. Я обнял Марка крепче, постарался зафиксировать в узком пространстве кабины. Он, пока еще - просто Маркус. И удар о землю, и лезвие меча, и пуля свинцовая - могут убить его, как любого человека. Значит, долг мой отныне - беречь его.

Как смогу.

ДАЛЬШЕ >>>