К северу от Лиона, рядом с заброшенными бараками гарнизона, стоявшего когда-то на охране города, тянется летное поле. Не самое большое и современное, как сказала Хелен, однако меня впечатлило. Куда там узенькой полосе на скале, выстроенной на Печальных Островах. Здесь все оказалось огорожено крепким деревянным забором, за которым нервно лаяли собаки, ангаров было штук двадцать, а взлетные полосы выложили камнем так искусно, что это сделало бы честь площади перед Лувром.

- Ты уверена, что меня пропустят? - тихо спросил я, когда экипаж остановился перед воротами. Охраняли вход не стражники, а преторианцы, и это немного успокаивало, но все же...

- Не забывай, кто я, - бросила Хелен.

Пока я расплачивался, летунья уже подошла к солдатам. Да, судя по оживленным лицам и непринужденному разговору, Ночную Ведьму знали даже младшие чины... причем короткий разговор с ней был для них предметом гордости. Я вдруг снова, как тогда, на Островах, ощутил неловкость. Хелен перестала быть женщиной, с которой я провел ночь, перестала быть надменной аристократкой, владеющей искусством полета. Это была живая легенда. Женщин-летуний и так немного, но прославилась среди них лишь одна Хелен.

- Идем... - окликнула меня Хелен. Когда я приблизился, пояснила старшему караула. - Не люблю позировать. Но придется.

Ага. Вот как это выглядит - я приехал то ли рисовать, то ли делать скульптуру летуньи, сидящей в планёре... Интересно, в таких случаях сам планёр тоже лепить положено?..

Пропустили меня без единого вопроса, а в глазах солдат читалось жадное любопытство - позировала мне Хелен обнаженной, или нет? Наверное, им на весь день хватит этой темы для разговоров.

То, что я могу быть ее любовником, солдаты вряд ли допускали. Небожителям положено любить лишь равных.

- Убедился? - спросила Хелен, когда мы отошли. Я промолчал. - Машина должна быть готова. Надо спешить, пока дождь совсем не разошелся...

На мой взгляд погода и без того была хуже некуда. Во всяком случае, птицы не летали. Как она собирается подняться на планёре... на крыльях материя отлакирована, но, наверное, все равно будет мокнуть, а уж кабина, которая обтянута обычной тканью, вмиг отяжелеет...

- У тебя такой же планёр, как раньше?

- Почти. Чуть новее.

- Он же намокнет.

Хелен глянула в небо, будто впервые заметила тучи.

- Облачность низкая. Ничего.

Как она собирается лететь? Тучи до горизонта, ни одного просвета не видно. Но я не спорил. Не учи бабу рожать, а летунью летать, права Хелен...

По раскисшей земле мы подошли к одному из строений. У дверей тоже была охрана, но здесь Хелен обошлась лишь приветственным жестом. Мы прошли коротким коридором - за открытыми дверями сидели люди, возились с какими-то бумагами, двое считали на огромной машине для сложных расчетов, чей привод по команде уныло крутил рослый солдат. Жизнь бурлила, хоть все и предпочли укрыться от дождя под крышей.

У одной двери Хелен остановилась. В крошечной комнатке сидел пожилой штатский, пил чай из парящей кружки. При виде летуньи он радостно заулыбался, начал вставать.

- Сиди, Питер, - остановила его Хелен. - Выпиши-ка мне разрешение на полет. И пошли ребят готовить планёр.

Штатский посмотрел в окно - там лило не переставая. Потом помолчал, глядя на Хелен. Та ждала.

- Хелен, милая...

- Питер, выписывай.

Мужчина уставился на меня, будто надеялся найти союзника. Я сделал каменное лицо.

- Хелен, погода запретная.

- Пиши.

Не отводя от нее взгляда, мужчина достал из тоненькой стопки расчерченный лист бумаги, снял колпачок со стила. Переспросил:

- На сейчас?

- Да. Экстренный. Приоритет Дома.

Питер молча заполнил несколько граф в листке, протянул его Хелен. Я заметил, что он вписал имя летуньи, какие-то цифры - видимо, номер планёра, а в графе с крупной печатной надписью "погода" поставил рядок жирных единиц.

- Да, да, старый бюрократ... я поняла... - сказала Хелен, склоняясь над столом. Перечеркнула "погоду", написала "под ответственность летуна", еще в одной графе размашисто вывела "Рим, Урбис". Перевернула листок - там тоже были какие-то надписи и клеточки, которые она быстро заполнила цифрами. - Все?

- Разрешение коменданта, Хелен, - извиняющимся тоном сказал Питер. - Прости, я не могу сам позволить...

- Ладно. Но техников направь немедленно. И готовь карты.

- Облачный фронт тянется до Турина, - предупредил Питер.

- Я поняла. Полная загрузка, хорошо? И посмотри, чтобы поставили новые толкачи, те, что с усиленным зарядом. Пойду над облаками.

- С полной загрузкой?

- И с усиленным зарядом. Пиши.

Все. Кажется, тот авторитет Хелен, что враз подействовал на солдат, сработал и с Питером.

- Только разрешение коменданта... - жалобно начал он.

- Конечно. Идем, - летунья вновь взяла меня за руку, и я послушно потащился следом, словно великовозрастный дебил-сынок за энергичной мамашей.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж, Хелен все качала головой, и что-то раздраженно бормотала под нос.

- Что-то не так? - тихо спросил я.

- Да нет, все в порядке. Питер меня расстроил. Совсем на канцелярской работе зачерствел, а ведь когда-то был настоящим летуном...

- Он зря паникует?

- Нет, не зря. В такую погоду не летают. Но выхода нет...

У кабинета коменданта тоже стоял охранник. И снова Хелен пропустили без разговора, а вот меня остановили. Я терпеливо ждал в коридоре, пока летунья не выглянула, и поманила меня внутрь.

- Давай, комендант требует...

На миг у меня возникла безумная мысль, что едва я перешагну порог, как на голову обрушится удар дубины. Если вдруг Хелен придет в голову мысль сдать меня...

Но выхода уже не было. Я вошел.

Кабинет был роскошный. Впрочем судя по знакам различия коменданта - две серебряных птички в петлицах, - он имел чин вроде армейского полковника. Комендант стоял у окна, видно сидеть при даме было неудобно, а усадить ее оказалось просто некуда. В этот кабинет приходили, чтобы стоять навытяжку и выслушивать приказы.

- Вот ты какой... - мрачно сказал комендант.

Кажется, предчувствия начинали сбываться.

- И хорошо ты знаешь Ильмара?

Беда всех импровизаций, что никогда не знаешь, какую глупость уже успел брякнуть твой партнер.

- Ну, неплохо, насколько это вообще возможно... - осторожно ответил я.

Комендант буравил меня напряженным взглядом. Он куда больше походил на летуна, чем грузный неповоротливый Питер. И в то же время какая-то неуверенность была в его взгляде... сомнение... относящееся не ко мне, а к ситуации в целом.

- Уверена, что долетишь? - спросил он Хелен. Начал вопрос тем же грозным рыком, что и в разговоре со мной, а закончил уже мирно и дружелюбно.

- Все в воле Господа.

Комендант пожевал тонкими губами. Игнорируя меня, поинтересовался:

- Хелен, девочка, ты уверена, что этот маратель холстов столь важен?

- Да. Важнее сейчас никого нет.

- А почему в Рим? На север облачность реже, доставь его в Версаль...

- Приказ был препроводить в Урбис. Пасынок Божий и Владетель хотят размножить портрет Ильмара как можно скорее. А в Урбисе типографии куда совершеннее.

Комендант кивнул. Снова покосился на меня. Взгляд был по-прежнему строг, но голос чуть смягчился:

- Ты хоть понимаешь, живописец хренов, какая честь тебе? Сама Хелен, Ночная Ведьма, тебя в Урбис повезет!

- Понимаю... - прошептал я.

- Если станешь в планёре паниковать - лучше сам выпрыгивай! Узнаю, что доставил проблемы Хелен...

Угроза эффекта не возымела. Что мне гнев коменданта, по сравнению со всеми остальными неприятностями!

- Может, пусть его свяжут? - задумчиво спросил комендант. - Все не будет дергаться... А, Хелен?

- Мне доводилось летать на планёре, - сказал я. И получил в награду за инициативу разъяренный взгляд летуньи.

- Да? - поразился комендант. - Когда же?

- Я его и возила, - непринужденно пояснила Хелен. - Давно уже. Герцогиня Диана, глава венгерской ветви Дома... она перебрала всех приличных живописцев в Державе, прежде чем остановилась на руссийском портретисте... Да вы помните эту историю...

Ничего комендант не помнил, глаза у него на миг стали мутными и дурными. Но сознаваться в склерозе он не хотел.

- Да, конечно. Что ж, это хорошо. Но только под твою ответственность, Хелен.

Вернувшись к столу, он быстро расписался на разрешении.

- Конечно. Я все понимаю, - кивнула летунья.

Комендант на миг припал к ее руке в вежливом, равнодушном поцелуе. Покровительственно улыбнулся.

- Удачи, госпожа графиня.

- Надеюсь и впредь пользоваться вашим гостеприимством, господин барон.

Понятно. Служака был не слишком родовитый. Пыжится изо всех сил, старается и долг не нарушить, и летунам, которые выше его, угодить.

Низко кланяясь, я вышел вслед за Хелен. Когда мы отошли от кабинета, летунья прошептала:

- Кто тебя за язык дергал? Летал он...

- Да так, захотелось. Скажи, а этот барон, он сам-то...

- Нет. Высоты боится. Всегда находит предлог, чтобы в планёр не садиться. Зато площадка у него в порядке, склады забиты, ангары сухие, лошади отборные, дисциплина крепкая...

- Какие еще лошади? - спросил я. Но мы уже пришли к каморке бывшего летуна Питера.

- Все в порядке, - Хелен показала ему листок. - Комендант проникся необходимостью полета.

Питер улыбнулся уголками губ, и сразу посерьезнел:

- Ты уверена, Хелен? Дождь усиливается. Шар подняли, ветер вверху порывистый...

- Питер...

- Ладно.

Он косо глянул на меня, подошел к Хелен, и вдруг порывисто обнял ее. Летунья покорно ждала.

- Не рискуй, девочка. Ладно? - Питер заглянул ей в глаза. - У Дома и Церкви много интересов. А вот у нас всего одна жизнь... Идем, планёр выводят.

Хелен кивнула:

- Я всегда об этом помню.

- Парень...

Я подошел к нему. Питер молча извлек из стола красивую стальную фляжку. Протянул:

- Глотни. Да побольше.

Это оказалось бренди, не лучшее, но вполне сносное.

- Расслабишься, не будешь дергаться в кабине, - пояснил Питер. - Давай, приложись еще.

Спорить я не стал. Все летуны, похоже, больше всего боялись, что пассажир запаникует в кабине. И вспоминая свой первый полет, и Марка, едва не вывалившегося наружу, я мог их понять.

- Спасибо... - я вернул фляжку. - Обещаю себя вести тихо.

Кажется, его это удовлетворило. Питер приложился к фляжке сам, и пошел вместе с нами.



Вначале мы направились в туалет. Хелен молча указала мне на дверь с мужским силуэтом, вошла в свою кабинку. Я кивнул, понимая. В воздухе нужду не справишь. Питер, которому такая опасность не угрожала, дожидался нас в коридоре.

Уже потом мы вышли наружу. На мой взгляд, дождь вовсе не усилился, но Хелен подставила ладошку и недовольно покачала головой. Мы прошли к одному из ангаров - уже пустому, освещенному яркими лампами. Отсюда, похоже, что-то недавно вывезли - на земле были видны следы.

- Давай, поспеши, - попросил Питер. - Еще десять минут - я тебя в небо не пущу.

- Помоги тогда, - Хелен сняла плащ, стала неловко раздеваться. Питера она ничуть не стеснялась, и вместе с недавними объятиями это подействовало на меня угнетающе.

Питер помог ей, потом достал из шкафчика у стены бело-голубую форму.

- А ты чего стоишь? - резко спросила меня Хелен.

Вдвоем мы помогли ей одеться. Ну и ситуация - словно на сцене в амстердамском борделе...

- Мы с Хелен старые друзья, - сказал вдруг Питер. - Я ее летать учил.

Я промолчал.

- Потом однажды побился, думал умру...

- Питер, это вовсе не нужно говорить, - сказала Хелен, застегивая куртку здоровой рукой.

- Нужно. Что я, не вижу, как твой друг на меня смотрит? Я Сестре обет принес, что если выживу... Так что не ревнуй.

Что сказать в ответ я не нашелся. Никогда не понимал всех этих умерщвлений плоти.

- Питер... - укоризненно произнесла Хелен, и бывший летун замолчал.

Мы вышли из ангара, и пошли по следам. Планёр оттащили недалеко, к самому началу длинной каменной дорожки. Сейчас над ним был растянут на прочных жердях брезент, десяток солдат копошился, подвешивая под брюхо трубы толкачей.

А еще происходило что-то совсем непонятное. Дальше по взлетной дорожке, с обеих ее сторон, стояли две невысокие каменные башенки. И сейчас две упряжки могучих тяжеловесов тащили от башенок толстые канаты. Натужно, словно разматывая их с неподатливых барабанов.

- Буксир у нас новый, подбросит хорошо, - сказал Питер. - Так что побереги толкачи...

- Питер, я летаю по-своему.

Он замолк.

Мы подошли к планёру как раз тогда, когда лошади дотащили канаты, а толкачи были подвешены под крылатую машину. На вид планёр был такой же, как прежний, разбившийся. Может быть - чуть длиннее крылья, концы даже высовывались из-под брезента и дрожали под струями воды.

- Цепляйте, живо! - крикнул Питер. Солдаты бросились к канатам, облепили их как муравьи, принялись заводить за крюки в носу планёра.

- Пусть буксируют на пределе, - попросила Хелен. Питер жестом подозвал солдата с флажками в руках.

- Сигналь на башни, пусть на старте тормоза отпустят совсем!

Пока шла вся эта суета, пока цепляли тросы и проверяли трубы толкачей, я чувствовал себя самым ненужным человеком в мире. Напряжение нарастало, вот уже Хелен полезла в кабину, забросила туда свою сумочку, выбралась, заглянула под планёр...

- Быстрее! - попросил Питер.

- В машину, Иль... Ремень закрепи!

Хелен замолкла на полуслове. К счастью, никто на огрызок моего имени не отреагировал. Я торопливо забрался на заднее кресло, уже привычно скорчился, завязал на животе страховочный ремень. Эх, до чего ж неудобно...

Летунья тоже закончила проверки. Села впереди, привязалась, повела рукой, доставая из Холода маленький цилиндр запала. Теперь я смог его рассмотреть хорошенько - из черного полированного дерева, вроде бы разборный - посередке шла тонкая линия, словно выдавая резьбу. Несколько металлических штырьков выступают из донца. И что в нем, в этом запале?

Хелен закрепила сбоку карты, опустила правую руку на рычаг сбоку, левой неловко подхватила рычаг управления. Крикнула в закрытое окно:

- Давай, Питер...

Секунду ее друг медлил, и у меня даже мелькнула мысль, что Питер велит солдатам отцепить тросы.... Нет, подчинился.

Планёр дернуло - так резко, что я испугался за всю хрупкую конструкцию. Мы рванули вперед - тент, солдаты, Питер, машущий флажками сигнальщик вмиг остались позади. Стекла кабины вмиг залило дождем, потом ветер сорвал капли. Планёр несся все быстрее и быстрее, тросы с огромной скоростью сматывались, исчезая в широких косых амбразурах башенок.

- Сестра нам в помощь! Спаси и сохрани! - крикнула Хелен. И от этой запоздало тревожной молитвы меня обдало страхом. Вовсе она не уверена в удаче, летунья Хелен...

Толчки прекратились. Тросы еще тянули нас вперед, но планёр уже оторвался от дорожки и взмывал в небо. Еще через миг канаты отцепились. Было невыносимо тихо - тонкое пение ветра казалось наваждением. Внизу мелькали мокрые серые камни летного поля, вмиг ставшие крошечными строения. Вверху колыхалось низкое небо.

- Держись, Ильмар!

Хелен коснулась запала. Как она ухитрялась все делать, со своей сломанной рукой - не представляю. Да и ногами она жала на какие-то рычаги, словно ехала на модном бицикле.

Подо мной взревел толкач. Как барон Мюнгхаузен из сказки, оседлавший сигнальную ракету, мы мчались на огненном коне...

- Хелен, тебе же говорили экономить...

Я осекся. Нет, неистребимо желание советовать! Неискоренимо! Почему мы всегда знаем, как лучше сделать то, чего сами делать не умеем?

К счастью Хелен за ревом толкача и управлением планёром меня не услышала. Делала она с машиной что-то странное - задирала ее нос все выше и выше, будто мы и впрямь были карнавальной шутихой, пущенной в зенит.

- Хелен... - охрипшим от ужаса голосом прошептал я. Потом закрыл глаза. Спокойнее не стало. Умом я понимал, что мы летим прямо в небо, в то время как все чувства утверждали, что валимся вниз. Планёр раскачивало и кидало из стороны в сторону. Наверное, мы сейчас воткнемся в камни...

Я открыл глаза. Эх, надо было всю фляжку у Питера выпить... Прямо над нами были тучи, и все приближались, приближались...

Словно услышав мои мысли Хелен вдруг сказала:

- Питер сейчас ругается в голос. Он вообще в толкачи не верит...

Сглотнув комок, я сказал:

- Скопцы - они все трусоваты...

- Что? Да не скопец он, просто дал обет избегать плотских радостей...

Тучи приближались. Я попытался углядеть, далеко ли земля, но небо, казалось, было повсюду.

- Хелен, тучи...

- Что "тучи"? Не бойся, это видимость одна, пар...

- Знаю, не дурак!

Знать-то я и впрямь знал, еще с детства, учитель в школе многое рассказывал про научный прогресс. Вот только поди поверь в то, что тучи - один пар, когда на глаз видно - плотные, вязкие, будто грязный снег. Врежемся - точно застрянем! Или отскочим, и вниз... На пути с Печальных Островов небо всюду было ясным, я об этой опасности и не думал, а сейчас...

- Хелен...

- А хорошую байку я коменданту сплела? Вот и пригодился твой дурацкий наряд. А ты и впрямь умеешь рисовать?

Я застонал от стыда. Хелен, как в прошлый раз Марк, отвлекала меня, дурака, зубы заговаривала. Ей и так не сладко - вон сколько рычажков перед ней, циферблатов. Плечи так и ходят - видно, нелегко рули планёрные тягать, да еще со сломанной рукой. Работа летуна - и мужику не мед, а уж для женщины... для калечной... совсем немыслимо.

- Хелен, не отвлекайся, - попросил я. - Я держусь.

Она ответила лишь через минуту, когда облака оказались совсем рядом.

- Молодец, Ильмар...

Эта похвала придала мне силы. Сжав зубы я сдержал крик - и когда облачная фланель накрыла нас, не издал ни звука.

Словно в мутную воду окунули!

За стеклами стало темным-темно, лишь сзади, от ревущего толкача, шел оранжевый свет. А за пределами его - серая муть, войлок...

- Ильмар, ты как?

- Ничего... - прошептал я. - Хелен, а выпить у тебя есть?

- Там же, где и раньше. Тот карман - для галет и фляги.

Я обернулся, нащупывая за креслом карман с продуктами. Ага...

После пары хороших глотков чуть полегчало. Я даже смог спокойно взирать на серую муть снаружи. И впрямь - пар, туман, одна видимость...

- Хелен, зачем ты в тучи влетела?

- Надо подняться выше облачного слоя.

Она дернула рычаг, планёр толкнуло, наступила тишина.

- Что, сгорел толкач? - спросил я.

- Да. Молчи...

Казалось, Хелен всматривается, пытаясь найти в облачном молоке что-то, ей одной понятное. Рука летуньи нависла над запалом. Собирается еще один толкач поджечь?

- Выходим... - с явным облегчением проронила она.

И в тот же миг мир вокруг просветлел - и мы вынеслись из облаков!

Я вскрикнул - не от страха, от восторга. Это было так красиво... человеку просто не дано видеть такую красоту.

Под нами тянулись облака. Сплошной пеленой, во весь горизонт. Только уже не серые, тоскливые, а белые, будто снег. Под нами раскинулось бесконечное заснеженное поле, холмистая равнина, которой никогда не касалась человеческая нога. Причудливые завитки, застывшие фонтаны, ленивые водопады облачной пены... А над всем этим - ослепительное голубое небо и яркое солнце.

- Хелен... - прошептал я. - Как красиво, Хелен...

Облачное море под нами жило своей, неторопливой и размеренной жизнью. Текли ленивые воздушные реки, крутились облачные омуты, снежной пылью проносились прозрачные клочья тумана. По белой равнине неслось темное пятнышко, легко перескакивая через самые огромные гряды. Мгновение я вглядывался в него, пытаясь понять, что за птица взвилась над облаками, а потом крикнул:

- Хелен, это наша тень?

- Да, - летунья повернулась, по ее лицу скользнула улыбка. - Красиво?

Я кивнул.

- Люблю летать над облаками. Хотя это и опасно.

- Почему?

- Долго объяснять. Много причин, Ильмар. Например, лед.

Было и впрямь холодно - но кутаясь в плащ, жадно вглядываясь в невиданный облачный край, я этого не замечал.

- А при чем тут лед? Неужели можно замерзнуть?

- Посмотри на крылья.

Крылья стеклянно поблескивали. Действительно, их покрывала тонкая корочка льда.

- Это лишний вес. Крылья специально выкрашены сверху темной краской, чтобы лучше грелись на солнце. Но мы сильно намокли, проходя облака, лед тянет нас вниз. Мне придется сейчас сжечь второй толкач.

- Давай, - сказал я, садясь поудобнее. Страха больше не было, смешно было вспоминать короткую панику. Рядом с Хелен, лучшей летуньей мира, над чудесной облачной страной - о плохом не думалось.

Второй толкач сгорел быстрее, или мне просто это показалось. Но мы взмыли еще выше, белое море под нами сгладилось, стало почти ровным. Воздух стал совсем холодным, обжигающим.

- Как дышится? - спросила Хелен. Голос ее как-то изменился, стал тоньше, пронзительнее.

Дышалось и впрямь странно... будто высоко в горах. Ну да, мы же одним махом поднялись на альпийскую высоту...

- Трудно, Хелен!

- Терпи. Мы на высоте трех километров. Понимаешь? В горах был?

- Да... Хелен, а если выше?

- Задохнешься. Да и крылья не удержат. Уши не болят?

- Нет... Скажи, а ты залетала выше?

- Да, но немного. Это почти предел для планёра. На шарах поднимаются до десяти километров - но там вообще нельзя дышать. Сидят в герметичной кабине, дышат тем воздухом, что с земли на Слово взяли... воздуха много взять можно, он веса почти не имеет... чистят его химией...

Она помолчала миг, и добавила:

- Небо там черное, как ночью, и звезды видно вместе с солнцем... Я бы хотела посмотреть...

Я промолчал. От такого описания мне стало страшновато. Ночь, которая прячется в высоте, в ярком небе... звезды, которые мерцают вокруг солнца. Я представил это слишком живо.

- Как-нибудь без меня, - пробормотал я. - Лучше пирамиду насквозь проползти, чем такие страхи...

Мы все летели и летели, а облачному морю конца-края не была. Я заметил, что планёр неуклонно снижается. Вроде бы незаметно для глаза, наоборот, нос чуть задран вверх, а облака становятся все ближе.

- Где мы, Хелен?

- Близимся к Турину. Что-то я не вижу в тучах разрывов... наврали наблюдатели.

- Если что, сумеем сесть без летного поля?

- Сумеем, только опять планёр расколотим. Не мешай.

Я замолчал, временами отхлебывая коньяк. Тучи приближались. Опять нас начало кидать из стороны в сторону. А в облаках вдруг сверкнуло.

- Гроза, - сообщила Хелен. - Плохо.

- А толкачи кончились?

- Один есть. Поберегу, - неохотно сказала Хелен. - Подожди...

Планёр накренился на одно крыло, скользнул влево, вправо, закружил... Летунья искала ветер. Но похоже было, что безуспешно, вскоре метания прекратились, и мы снова легли на курс.

- У тебя там компас? - спросил я.

- Да. Ильмар, ради Сестры, помолчи!

Еще десять минут мы снижались, а когда тучи стали совсем близко, Хелен с крепким словцом положила руку на запал.

- Держись, зажигаю...

Последний заряд она истратила не столько на набор высоты, сколько на полет куда-то к востоку. Солнце било в глаза, под конец я стал смотреть лишь вниз. С удивлением заметил в тучах разрывы.

- Хелен, облака расходятся!

- Знаю...

Планёр дрогнул - последний толкач отцепился, и, кувыркаясь, полетел вниз.

- А не было такого, что людям на голову...

- Бывало, но не часто. Над городами запрещено толкачи включать.

Теперь уже мы были всецело отданы во власть ветру. Но облачное море и впрямь разорвалось на отдельные лоскутки, и Хелен то и дело находила восходящие потоки, исполинской спиралью поднимала планёр выше, и вновь продолжала путь.

- Кажется, выбрались... - сказала летунья. - То ли ты счастлив, Ильмар, то ли мне везет. Без удачи никак не дотянули бы. И машина не подвела...

- В Китае планёры хорошие, - сказал я.

- Знаю. У них есть такие, где зарядов на час полета хватает. Тяжелые, заразы, планировать почти и не могут. Только на толкачах и летят, зато быстро. Говорят, больше двухсот километров за час покрывают...

- Куда уж спешить. Все равно быстро, часом больше, часом меньше...

- Не скажи. На войне порой минута все решает. Я вот однажды не успела... чуть... надо было мост сжечь.

- А как вы это делаете?

- Вместо одного толкача подвешивают бомбу, - неохотно сказала Хелен. - Снизишься над целью, отцепляешь, от удара о землю она взрывается... Пробовали ставить скорострельные пулевики, но это неудобно. Вес большой, а нацелиться толком все равно не получается. Ты сам воевал?

- В юности.

- И как, видел планёрную атаку?

- Нет, это мелкие были войны, провинции счеты сводили. Никаких планёров.

- Повезло тебе. Когда десяток планёров над полем боя снижается, и каждый по паре бомб вываливает...

Она обернулась, не отпуская рычаги. Покачала головой:

- Не приведи Господь, Ильмар. Даже сверху смотреть страшно на дело рук своих.

Ночная Ведьма не шутила и не кокетничала. Глаза были абсолютно серьезны.

- Война - она всегда страшна. Чего уж тут.

- Не скажи. Когда в честном бою сходятся - одно. Когда смерть сверху сыплется, то другое.

- Что ж ты свою работу ругаешь?

- Я летать люблю, Ильмар. Это моя работа...

С женщинами всегда так. Любой мужик бы на ее месте гордился, что своим планёром ужас на врага наводит, полки разгоняет. А она... права, конечно. Женское дело рожать, а не убивать.

- Понимаю, Хелен. Много вообще летуний?

- Десять всего. Но я лучшая.

Сказано это было просто, без лишней гордости, и я кивнул, соглашаясь.

- Ты и впрямь лучшая. И не только в воздухе.

Принужденно улыбнувшись, Хелен снова приникла к приборам. Планёр заскользил в поисках восходящего потока. А я сидел, проклиная свой быстрый, но неловкий язык. Вовсе не постель я имел в виду, но летунья явно восприняла мои слова однозначно...

Продолжить разговор я не решился, а Хелен явно хватало дел помимо разговора. Вскоре бессонная ночь и выпивка стали брать свое. Закрыв глаза я расслабился, убаюканный пением ветра и покачиванием планера. Вроде бы и сна не было, но что-то грезилось. Белое облачное поле, и я иду по нему, не проваливаясь, лишь по колено зарываюсь во влажный туман. А надо мной сияет ослепительное солнце, воздух холоден и чист, а под ногами грохочет гром и сверкают молнии...

- Ильмар...

Открыв глаза я с удивлением отметил, что солнце в зените, светит сквозь туго натянутую ткань кабины, и вроде бы даже стало теплее...

- Ты спишь, что ли?

- Да... немного.

- Молодец. Глянь вниз.

Я приник к стеклу.

Облаков не было и в помине. Зеленеющая, цветущая земля, лоскутки полей, крошечные домики... ой, люди! Едва-едва ползущие точки!

Это все слева от планёра. А справа - ярко-синее, ласковое море.

- Хелен, я долго спал?

- Часа три, Ильмар.

- Да что ж это! - я едва удержал брань. Второй раз на планёре лечу, а уже дрыхну словно в обыденном дилижансе. - А где мы, Хелен?

- Миновали Неаполь. Приближаемся к Сорренто.

- Так что, без посадки в Риме? Ты молодец, Хелен...

Мысль о том, что мы будем приземляться вблизи Урбиса, где меня так жаждут увидеть многочисленные слуги Сестры и Искупителя, почему-то не доставляла мне радости.

- Нет, это правильно, Хелен... хорошо...

- Хорошо? - ледяным голосом спросила летунья.

- А что?

- Хорошо - и все?

Я начал понимать.

- Нет, не все. Ты лучшая в мире...

- Ильмар, я сделала то, что ни одному летуну не удавалось. Долетела без посадки от Лиона до Сорренто.

Она обернулась, окинула меня негодующим взглядом:

- И все, что ты можешь сказать по этому поводу - "хорошо"?

- Хелен, ты пойми, что я в этом не разбираюсь. Я просто тебе верю. И рад, что ты смогла долететь без посадки...

Планёр тряхнуло, и летунья вернулась к управлению. Кажется, мне удалось оправдаться... я ведь и вправду ожидал от нее любых подвигов, даже куда больших, чем беспосадочный полет из Галлии в Италию...

- Сейчас держись крепче, - сказала наконец Хелен. - Посадка будет жесткая, на Капри всего одна полоса, да и та... редко сюда летают. Видишь остров?

Да, остров я видел. Утопающий в зелени, весь застроенный, с желтыми полосками пляжей. Небольшой совсем остров, и мысль о том, что где-то здесь может укрыться беглый принц Маркус, сразу стала казаться нелепой.

- Ты хоть знаешь, где садиться?

- Приблизительно... Да где же эта полоса, спят они, что ли? Распустились...

Планёр по плавной дуге огибал остров. Потом вдруг клюнул носом, резко пошел вниз.

- Заметила, - спокойно сказала Хелен. - Рискнем, кружить сил нет...

Земля все приближалась, а я никак не мог углядеть посадочную полосу. Казалось, что мы или врежемся в какое-нибудь строение, или бухнемся в море, или, в лучшем случае, сядем на заполненном людьми пляже...

Потом я увидел впереди, за низким белым забором, короткую каменную дорожку. Крошечный ангар, невысокая мачта, с вяло болтающимся на ней полосатым конусом ветроуказателя...

- Эх... - крикнула Хелен, когда планёр перемахнул над самым забором. По полосе бежал, размахивая руками и торопясь убраться с нашего пути, голый мужчина. Кажется, он загорал на каменных плитах...

Толчок, другой...

Планёр покатился ровнее, и я понял, что мы все-таки сели. И даже без обещанных Хелен неприятностей. Подергиваясь на стыках плит, планёр замедлил бег, и остановился перед самым концом полосы. Видимо, не всем это удавалось - на крепких столбах перед забором была натянута прочная сеть.

- Надо же... - сказала Хелен. - А? Ильмар? Неплохо?

- Тебе надо было птицей родиться, - сказал я.

- Нет, не хочу. Птицам это проще дается. Неинтересно...

Повернувшись, она коснулась моей щеки. Улыбнулась:

- Если тебе доведется летать с кем другим... тогда ты точно поймешь, Ильмар, почему я собой горжусь...

К планёру уже бежал, подпрыгивая и на ходу застегивая штаны, загоравший тут мужчина. Глаза у него были растерянные, безумные, руки, когда он помогал Хелен выйти, тряслись.

- Почему полоса оказалась занята? - рявкнула Хелен с такой яростью, что даже я вздрогнул. - Почему нет наблюдения за воздухом, не подаются сигналы? Где старший по взлетному полю?

- Я старший, госпожа...

- Нет, ты не старший. Ты будешь драить полосу и чистить гальюн, когда выйдешь с гауптвахты. Две недели ареста!

- Есть две недели ареста...

Судя по виду этого крепкого, накачанного мужика, он ожидал куда больших неприятностей.

Я выскочил следом за Хелен. Та продолжала буравить несчастного взглядом, потом безнадежно махнула рукой. Сказала, обращаясь уже ко мне:

- На всех курортах так... безнадежно...

От башенки тем временем бежали, торопливо приводя в порядок форму, люди. А с самой башенки вдруг взвились в небо две зеленые ракеты.

- Спохватились... - Хелен покачала головой. - Нет, ты посмотри... может быть мне взлететь и сесть снова, по правилам?

Она вдруг засмеялась.

- Пошли... А вам привести планёр в порядок, поставить толкачи! Машина должна быть готова взлететь в любую минуту!

Оставив перепуганных работников взлетного поля возле планёра, мы пошли к воротам. Хелен все еще хмурилась, но глаза уже улыбались:

- Ильмар, нет, ты только представь... мой лучший полет, который надо занести в учебники, и никакого эффекта! Совсем никакого! Хоть бы этого идиота двинуть крылом при посадке! Хоть бы колесо сломать! Нет, сели, будто так и должно быть.

- Понимаю, - сказал я.

- Да как ты можешь понять...

- Хелен, мне тоже доводилось делать вещи, которые сделать было почти невозможно. А окружающие добродушно кивали, и никак не могли понять, что стали свидетелями чуда. Со стороны... со стороны все казалось просто.

- Спасибо, - помолчав, ответила Хелен. - Спасибо, Ильмар. Ну что, попробуем поискать иголку в стогу сена?

- Найдем. Если она тут вообще есть.

И все же в глубине души я почувствовал короткий, болезненный укол совести. Что ни говори, а мы собирались поймать и выдать Дому моего недавнего товарища по побегу.

Но что еще остается, а? Со стороны-то судить просто...

ДАЛЬШЕ >>>