Памяти Алексея Свиридова

С самых истоков фэнтези положительный герой определялся не столько своими моральными качествами, сколько своим — резко отрицательным — отношением к темным силам. Взять, например, аутентичного, говардовского Конана — наемный убийца, вор, авантюрист, грабитель караванов. Не без определенного кодекса чести (впрочем, феодального и никакого отношения к добру-злу не имеющего), но если в целом, то порядочный мерзавец, с которым приличному человеку лучше не сталкиваться на темной дороге. Тем не менее, в произведениях Говарда он явно выступает как положительный герой по той причине, что сражается он не просто с еще худшими людьми, но с Темными Силами.

В качестве Темных Сил у Говарда, напомню, выступают самые настоящие нелюди — древняя, «первая» раса, хтонические «Змеелюди», разработавшие еще до появления человечества действующую систему магии (впоследствии, по Говарду, остатки этой магии переняла Стигия, государство довольно неприятное).

Магия Змеелюдей — что называется, «Черная».

От магии доброй, «Белой» она отличается — по определению и в первую очередь — тем, что в качестве подпитки своей магической силы использует человеческую кровь и вообще практикует жертвоприношения.


* * *

Действительно, если с этой точки зрения посмотреть на все последующие произведения, где действуют темные силы, мы увидим, что их существование немыслимо без крови. В самом примитивном случае они, эти темные силы, волокут либо одурманенную, либо упирающуюся жертву на алтарь. В этом случае в качестве жертвы обычно выступает красивая девушка, а герой — в качестве ее спасителя. Что он потом делает с этой девушкой — его, героя, дело. В принципе он может, попользовавшись, продать ее в рабство — отрицательным героем он от этого не станет, поскольку свою спасательскую миссию по отношению к ней он уже выполнил.

Практика жертвоприношений, как я уже писала в «Прикладной теологии» — прерогатива врага рода человеческого. Фэнтези, хотя часто лишенная не только примет христианства, но даже концепции монотеизма как такового, тем не менее, создается и создавалась людьми вполне христианской, европейской культуры. Когда же она создается людьми вполне верующими, эффект еще заметнее. В повести Елены Хаецкой «Поп и пришельцы» (последняя, пятая «Сакральная фантастика») пришельцы потому и бесы, что контакт с ними сопряжен с болью, унижением, а в данном конкретном случае — еще и с ритуальными убийствами.

Жертвоприношение кровавое иногда заменяется жертвоприношением символическим — в жертву Темному Властелину приносится не конкретный человек, но целые народы (как, например, Саурон у Толкиена не может жить в мирном Средиземье, постоянно провоцируя кровавые войны). Еще он «питается» отрицательными эмоциями, «подкармливая» их — что устроил Саурон в подотчетных ему землях Мордора, мы все помним, но и у современных авторов, например, у Виталия Каплана («Корпус»), Ольги Елисеевой («Пожиратели крови») или той же Хаецкой Враг лелеет и взращивает самые омерзительные человеческие качества.


* * *

Еще одна особенность Зла: Темный Властелин во всех своих проявлениях очень нетерпим к красоте во всех ее проявлениях. Змеелюди у Говарда омерзительны уже потому, что они змеи — одна из самых отталкивающих для человека биологических форм. Моргот-Мелькор у Толкиена берет эльфов и посредством серии генетико-биологических экспериментов делает из них омерзительных уродливых и злобных орков. Неудивительно, что эльфы так горячатся при одном лишь упоминании о своих близких родичах! Враг не любит не только красивых людей, но и красоты природы — он практикует тактику «выжженной земли» на захваченных землях и полное экологическое оскудение на своих собственных. Первое, что сделал Саруман, когда заделался Черным Магом, это повырубал окрестные леса и вообще испортил пейзаж. А заодно вывел орды своих «недолюдей» — омерзительных уродливых урук-хаев. Из чего можно заключить, что Враг по природе своей склонен к техногенной цивилизации, машинам, гремящим устройствам, железу, производству мутагенов, эйджент-оринджа и пр…

В «Мерзейшей Мощи» Клайва Льюиса осквернителем всего выступает «дьявольский институт» ГНИИЛИ, угрожающий гармоничной и живущей в согласии с природой «доброй старой Англии». Толкиеновский Саурон разворотил весь Мордор, устроив из него огромный рудник с прилегающим технологическим комплексом по производству орудий массового поражения, превратил девять гордых королей прошлого в уродливые скелеты-призраки, разрушил белые города и на их месте понастроил чудовищные черные башни, из красивых эльфов сделал уродливых орков, в общем, как справедливо заявляют те же эльфы, все исказил. Именно искажение, пародия на окружающую «правильную» действительность и есть признак действий Врага. Из чего следует, что Враг обладает еще и неким извращенным чувством юмора — и действительно, он его время от времени проявляет, с особым цинизмом издеваясь над Положительным героем или над друзьями и родственниками положительного героя, нарушая обещания, или, напротив, выполняя их буквально, что часто еще хуже — примеры может сам себе подыскать каждый желающий.


* * *

С силами Природы Враг, как мы отметили, не в ладу. Если на Врага и работают животные, то либо изначально человеку омерзительные (пауки, змеи, крысы), либо маргинальные — оборотни или чудовища вплоть до ископаемых (иными словами, если Гэндальф летает на орле, то назгулы — на птеродактилях). Животные врага питаются мертвечиной, либо совершают над своими жертвами всякие малоприятные действия. Враг подозрительно относится к лошадям и собакам (использует, но только по необходимости) — надо отметить, что и лошади, и собаки по народным поверьям проявляют поразительную чувствительность к нечистой силе, т.е. являются давними ее антагонистами.

Из архитектурных форм Враг сильнее всего тяготеет к пирамидам и слепым очень высоким башням. Цвета предпочитает, естественно, если не черный, то красный. Он, кстати, не любит древесину, практически не употребляя ее для строительных нужд, а также избегает строить из песчаника — т.е. сторонится материалов, когда-то «бывших живыми». Зато он очень любит гранит и базальт (традиционно материал для усыпальниц), подземелья, потайные ходы, ловушки и гробницы — вообще все, что ассоциируется с «нижним миром». В искусстве Враг предпочитает мрачный экспрессионизм — обычно при взгляде на статуи или барельефы, изготовленные прислужниками Врага, у положительного героя «кровь стынет в жилах».

При тяге к сокровищам, постоянном стремлении отобрать у противной стороны какой-то уж очень привлекательный драгоценный камень, брэндовое ювелирное изделие, и вообще требовать дань золотом и драгоценностями, Враг обычно устраивает себе мрачные, унылые и плохо декорированные жилища. Роскоши Враг, как ни странно, чурается — возможно, потому, что единственное, что доставляет ему удовольствие, это власть в чистом виде. Иными словами, роскошному камзолу, расшитому золотом и драгоценными камнями, он наверняка предпочтет скромный полувоенный френчик и мягкие сапожки.


* * *

Достаточно часто (хотя и не закономерно) у Врага или его приспешников (а также у нехороших мест) в имени собственном или прозвище будет наличествовать сочетание МРТ или МРД, на худой конец просто МР: Моргот он же Мелькор живет в Мордоре; Моргана (по другим версиям Моргауза) породила Мордреда, прихлопнувшего все королевство Артура; Вольдеморт осиротил Гарри Поттера; в принципе сюда же можно добавить муми-тролльскую Морру, Мориарти и полковника Морана, Мордаунта, Мордена из «Вавилона-5», уэллсовского доктора-вивисектора Моро и других героев авантюрной или фантастической литературы рангом поменьше. Сочетания МР и МРТ для европейского слуха звучит очень нехорошо, видимо еще со времен широкого бытования санскрита, ассоциируется со смертью, моргом, мором и еще разными неприятными вещами. А заодно, для нашего человека, и с мордой — что придает российскому отношению ко Всеобщему Врагу несколько пренебрежительную окраску.

Кстати, если учесть, что еще одно неприятное место у Толкиена зовется Минас-Моргул, то закономерно выходит, что одно из самых зловещих имен собственных в обозримом Средиземье — Моргулис….

Кстати, «У» и еще одна нехорошая буква — «С» тоже достаточно часто присутствуют в имени Врага (Саурон, Саруман, Ксальтотун)…

(Дополнение, относящееся к делу лишь косвенно — Кама-Сутра настоятельно не советует брать в жены девушек, в имени которых есть буква «Эл», поскольку ничего хорошего эта буква в принципе обеспечить не может. Тем не менее, у положительных романтических героинь, особенно «знаковых», буква «Эл» присутствует сплошь и рядом — Ассоль, Галадриэль, Аэлита, Лутиэнь-Тиннувиэль).


* * *

Если же вернуться к серьезному изложению материала, Врагу присуще еще одно сущностное и неотъемлемое качество: он стремится не только к извращению существующей действительности, но и к нарушению естественного хода истории, обращению его вспять, иными словами, крупномасштабные действия Врага приводят к переходу из исторического времени в мифологическое безвременье.

Историческое время, напомню, характеризуется необратимостью событий, поступательным движением вперед и развитием. Мифологическое время, напротив, циклично, события в нем имеют склонность к повторению, «переигрыванию», нет ничего окончательного. Мифологическое время исследователи часто связывают с культами воскресающих и умирающих богов — и отнюдь не символической, а реальной смертью из земных аналогов — царей-«заместителей». Мифологическое время всегда где-то, всегда далеко и одновременно на волосок от времени исторического. Это, кстати, та временная зона, где обитает магия и связанные с ней чудеса и диковины — в том числе чудесные избавления, воскрешения, молодильные яблоки и прочие столь желанные и невозможные в мире линейного времени вещи.


* * *

Отсюда следует, что магия и исторический прогресс вообще вещи несовместные; у Толкиена торжество Саурона означало окончание исторического развития и обращение к «застывшему времени». Кстати, «положительные» эльфы, в принципе тоже склонные к обитанию в мифологическом времени, пошли, как мы помним, на то, чтобы вовсе покинуть существующую реальность и не портить жизнь оставшемуся человечеству. Противник говардовского Конана жрец Ксальтотун («Сердце Аримана»), воскрешенный из мумии наследник мрачного королевства Ахерон (читай, Атлантида), чуть только набравшись магической силы, тут же начинает восстанавливать «поверх» окружающей реальности утраченный мир, обращая тем самым историческое время вспять.

В Артурианском цикле (да и в его фэнтезийных изводах) стремление Мордреда взять в жены королеву Гвиневеру, жену правящего короля, а заодно собственную мачеху, аналогично браку временного царя с «символической вечной матерью». Такой брак активно практиковался в эпоху женских культов, символизируя круговорот умирающей и воскресающей природы, но он же по определению означал вечную цикличность, замкнутый круг без движения вперед… У Мэрион Брэдли в «Туманах Аваллона» попытка «замкнуть цикл» приводит к тому, что Камелот просто проваливается во внеисторическое бытие, в «настоящем» артурианском цикле та же акция приводит к гибели королевства и наступлению Темных веков — торжеству Хаоса в битве против Порядка. У Сапковского грозный властелин зловещего Нильфгаарда именно с этой целью добивается себе в супруги собственной же дочери — Цириллы. Впрочем, потом передумывает, в результате чего мир Ведьмака вновь возвращается к историческому времени, которое сопровождается всеми неотъемлемыми его атрибутами — в том числе и погромом нацменьшинства краснолюдов, защищая которых и погибает Геральт.

Что-то в этом роде мы видим и у современных авторов — у того же Виталия Каплана в «Корпусе» Враги устроили себе базу во «вневременном кармане», изымая свои жертвы из реальности и помещая их в условное, сконструированное пространство. Такое стремление к мифологическому времени и ненависть к прогрессу историческому, казалось бы, с трудом соотносится с тягой Врага к техническому прогрессу, тем не менее, именно совмещение этих качеств делает Врага особенно ужасным…


* * *

Теперь Герой.

Хороший герой может похвастаться звучным именем, где частотны буквы и буквосочетания «Н», «НЛ» «РН» и «РЛ» (Геральт, Ланселот, Гэндальф, Берен, Конан, Арагорн, Мерлин, Артур Пендрагон). Что до модели поведения, то она соотносится с Вражьей с точностью до наоборот. Во-первых, Герою желательно полагаться не на магию, а на меч, в крайнем случае, брать себе на помощь Белого Мага, который, если уж требуется в критической ситуации совершить ритуальное жертвоприношение, скорее пожертвует собой, чем другими (пример — Гэндальф в битве с Барлогом на Морийском мосту).

Сам герой иногда способен совершать магические действия (Волкодав, например), но он, как правило, черпает свои силы «из природы» и старается «не нарушать равновесие». Чаще герой напрочь нечувствителен к магии. Хрестоматийный пример — толкиеновские хоббиты, что же до говардовского Конана, то тут вообще дохлый номер. Заморочить голову магией ему не удается потому, что голова у него вообще не работает: в «Людях Черного Круга» именно по этой причине с ним не удалось справиться сразу трем магам одновременно — Конан хватается за меч чисто рефлекторно и неудержимо.

Автор, делающий своего героя магом, а особенно магом темным — как, например, Перумов, устроивший своему Неясытю карьеру некроманта — уже почти еретик. Тем не менее, и Фесс-неясыть, и Ведьмак Сапковского, имея по роду своей профессии дело с темными силами, все же работают на «светлой стороне» — на должности истребителя чудовищ. Хотя и такая работа налагает на них свой отпечаток — ни тот, ни другой в народе не популярны.

Отсюда, кстати, теоретически следует, что герой должен быть лишен чувства юмора (разве что ему позволительно грубовато и добродушно подшучивать над трудностями пути). Если по ходу дела надо разрядить обстановку, шутит обычно специально нанятый на эту роль спутник героя (комический персонаж). Герой, в отличие от Темного Властелина, неравнодушен к красоте и любит природу. Иногда, для усиления, его сопровождает некое символическое животное, которое он выходил и вылечил (например, нелетучий мыш у Волкодава Семеновой). Вообще «хорошие» (тотемные) животные и силы природы склонны оказывать положительным героям помощь и поддержку (энты, пастыри деревьев, у Толкиена; некая ведьма-друидка с ручным волком, противостоящая мрачному Ксальтотуну — у Говарда). Если Враг легко нарушает слово, извращает его, и вообще ни в грош не ставит ритуалы (кроме тех, что имеют к нему непосредственное отношение — то есть поддерживают его, любимого), то Герой держит слово, чего бы это ему ни стоило, и как бы нелепа и гибельна ни была клятва. Пример — идиотская клятва сыновей Феанора не знать покоя, пока они или их потомки не отберут у Моргота Сильмарилли. В результате от распри полегло больше народу, чем от рук самого Моргота, но это не делает Феанорычей резко отрицательными персонажами, поскольку «хорошесть», как я уже говорила, определяется не личными положительными качествами, а сугубо отношением к Врагу. А Феанорычи за Сильмарилли Морготу готовы были глотку порвать.

В общем и целом получается некий парадокс. Если герой борется против Всеобщего Врага (а не просто разбирается на небольшом подотчетном ему участке с другим героем), то он, герой — заложник исторического прогресса, одновременно не слишком одобряющий прогресс технологический и вообще всякие новомодные штучки, а пропагандирующий близость к природе, возврат к старым добрым традициям и обрядам плодородия. А ведь близость к природе, старые добрые традиции, зацветшее Белое Дерево и прочие признаки, сопровождающие торжество положительного героя, есть признаки времени чисто мифологического, циклического!

Враг, напротив, мерзок, сталкивает окружающий мир в неструктурированное, мифологическое время, все портит и извращает, но одновременно скромен в быту, обладает своеобразным чувством юмора и ратует за технический прогресс — неотъемлемое свойство времени исторического. Такая вот, понимаете, загогулина.