Том 1. «Синие стрекозы Вавилона»
(содержание: «Миры и времена Елены Хаецкой» (предисловие В.Гончарова); Синие стрекозы Вавилона (цикл повестей и рассказов): «Человек по имени Беда», «Семеро праведных в раю Хозяина», «Девочки из колодца», «Прах», «Судья неподкупный», «Священный поход», «Сентиментальная прогулка»; Ежевика, святая обитель (рассказы): «Срочный фрахт», «Ежевика, святая обитель» (из «Эльбийского патерика»); А теперь нечто совсем другое (статьи): «Опыт анализа анализа» (заметки о неоконцептуализме), «Возможна ли христианская fantasy? К определению термина «сакральная фантастика», «Сапоги выше Шекспира, или о буржуазной фэнтези», «Ловушка для умников» (футурологические заметки), «Фантастика как объект сексологических исследований» (проблемы садомазохизма фэнтези), «Модезит-младший как dungeon-мастер», «О влиянии идей и образов Милорада Павича на творчество Уильяма Шекспира», «Стивен Кинг: печально-удушающий феномен «Молящихся мальчиков» «, «Посвящение в герои»), 2003 — 528 с.
Том 2. «Завоеватели» (роман), 2003 — 512 с.
Том 3. «Меч и Радуга» (роман), 2004 — 480 с.
Том 4. «Ульфила»
(содержание: «Ульфила» (роман); «Симон-отступник», «Здесь был Баранов», «Монристы» (повести); ...И опять нечто совсем другое: «О стилизме» (эссе), «Веселая стража», «Священный огонь» (пьесы), «Мирра и дьявол» (рассказ)), 2004 — 544 с.
Том 5. «Гуляки старых времен»
(содержание: «Гуляки старых времен», «Хальдор из светлого города» (повести); «Мориц и Эльза» (рассказ); «Записки корнета Ливанова» (цикл рассказов); «Поп и пришельцы» (повесть); «Папа и звери» (рассказ)), 2004 — 576 с.


Удивительно, но факт: невероятная популярность и талант не всегда гарантируют писателю безоблачную литературную жизнь. В середине девяностых, наверное, не было такого любителя фантастики, который не знал бы желтой серии «fantasy» издательства «Северо-Запад». А среди читавших серию — такого, кто не обратил бы внимание на роман «Меч и Радуга» (1993) некоей Мэделайн Симмонс. Прошло время, и тайна была раскрыта: под англоязычным псевдонимом скрывалась питербургская писательница, Елена Хаецкая. В те годы читатели и издатели делали ставку прежде всего на «заграничные» имена, вот и пришлось Елене прятаться под псевдонимом. Только в 96-м ее очередной роман, «Завоеватели», вышел уже с настоящим именем писательницы на обложке.

Казалось бы, успех «Меча и Радуги» — романа, ставшего культовым, растасканного на цитаты и нежно любимого читателями, — должен был привлечь к Елене внимание издателей, ан нет, следующие ее книги выходили редко, от случая к случаю. Вопреки всему этому они становились событиями — и «Мракобес» (1997), и первое издание «Вавилонских хроник» (1997), и первый том «Анахрона» (1999) (в соавторстве с Виктором Беньковским)... Кстати, уж казалось бы, «Анахрон» — изданный в невнятной серии, с блеклой обложкой — должен был остаться незамеченным, но такова судьба у Хаецкой: если ее книга все-таки опубликована, ее непременно заметят, о ней будут говорить, спорить, хвалить ее или ругать, но никогда не поставят в ряд «многих прочих».

Итак, перед нами увесистые пять томов «Собрания сочинений» — в какой-то степени итоговое издание, хотя собрано в нем отнюдь не все из написанного Еленой. Даже если добавить упомянутый уже «Анахрон» и три тома «Лангедокского цикла», вышедшие в «Заклятых мирах» (изд-во «АСТ»), за бортом останутся «Обретение Энкиду», «Варшава и женщина», второй том «Анахрона», «Атаульф»... Есть надежда, что к «Собранию...» будут изданы два дополнительных тома, пока же поговорим о тех, которые есть.


* * *

Ранняя Хаецкая — автор поэтичный, веселый, озорной, но вместе с тем — поднимающий серьезные вопросы, умеющий писать не только об улыбках, но и о страданиях. Уже в «Хальдоре из Светлого города», повести-предтече «Меча и Радуги», заметен талант рассказчицы, и прежде всего — когда дело доходит до изображения персонажей. Если сравнивать литературу с живописью, то Хаецкая — непревзойденный мастер портрета. «Декорации» у нее бывают — условней некуда! Но на фоне «типичного леса» белый лохматый дракончик Лохмор поет хором и платит скаредному гному Лоэгайре лестью за варенье, трогательные тролли-валуны верно ждут своего Демиурга, Болотный Морок Хроальмунд, созданный Демиургом в пьяном бреду (потому — зелен и чертоподобен) молится в сокровенном храме статуям десяти мудрецов... Герои оживляют картонный театральный задник, и, читая, мы забываем, что перед нами придуманный мир и вымышленные персонажи.

Этот прием Хаецкая доводит до абсолюта в небольших пьесах «Веселая стража» и «Священный огонь». Она пользуется им же в цикле «Синие стрекозы Вавилона», но здесь «декорации» прописаны тщательней, просто они настолько неожиданны, что именно настоящесть героев позволяет поверить и в тот мир, где они живут. Казалось бы, древний Вавилон, скрещенный с компьютерами, танками, метро, — картинка абсурдная, нелепая. Но у Хаецкой он не просто данность, в которую веришь, он — одновременно несколько зеркальных отображений: так посмотришь — еще один причудливый мир, эдак — преломление Петербурга девяностых годов прошлого столетия.

«Синие стрекозы Вавилона» — чтение не для всякого. Они жестоки, порою брутальны, но в то же время — распахнуты, беззащитны, хрупки. Пожалуй, не все повести и рассказы цикла одинаково хороши. И все-таки «Прах», «Девочки из колодца», «Семеро праведных в раю Хозяина» — произведения, которые в очередной раз доказывают: фантастика может быть серьезной, проблемной литературой.

Именно в «Стрекозах», кажется, впервые у Хаецкой появляется новая определяющая тема ее творчества — проблема веры и религии. К сожалению, транслировать свои убеждения в литературу получается у писательницы не всегда — порой элемент поучительности преобладает над собственно художественностью. Среди не самых удачных попыток написать «христианскую фантастику» назовем «Срочный фрахт», «Ежевику, святую обитель».

А вот детективная повесть «Поп и пришельцы» оставляет двоякое впечатление. Главный герой — отец Герман, бывший следователь, а нынче — священник деревенской церкви, сталкивается с серией загадочных убийств. Есть подозрение, что их совершают инопланетяне; однако в инопланетян отец Герман не верит, точнее, считает: если таковые и существуют, то это не наши собратья по разуму, а бесы, принявшие новое, «осовремененное» обличье...

«Поп и пришельцы» обманывает ожидания читателя: фантастический элемент повести, оказывается, совсем не в том, что сулит название, не в пришельцах-инопланетянах. (В чем именно, не стану уточнять, чтобы не испортить впечатление тем, кто еще не читал книгу). Хаецкая верна себе: она по-прежнему мастерски изображает персонажей и — уже детальней — их мир. Некий дидактизм повести, пожалуй, не идет ей на пользу, но и не очень вредит, здесь он приглушен, смягчен. По сути, и детективность «Попа» весьма относительная, догадаться, кто убийца, несложно, но главное в повести не интрига, а стиль, характеры, проблематика... и любовь. Хаецкая любит своих персонажей, в чем признается в каждой строчке, — и тем отличается от большинства нынешних сюжетописателей.

Собственно, сама любовь (к Богу ли или к людям, а впрочем, возможно ли одно без другого?..) редко выносится на передний план. «Мориц и Эльза» — рассказ, составляющий исключение, да и то... Обычно же Хаецкая говорит о любви, используя элемент умолчания: мы видим последнюю в поступках персонажей, в авторских интонациях, у этой любви разные оттенки, но искренность ее неизменна.


* * *

В последние годы от произведений сакральной, христианской фантастики Хаецкая вновь возвращается к фантастике, скажем так, плутовской или игровой. «Гуляки старых времен» — роман в духе ранних «Меча и Радуги», «Хальдора из Светлого города», а также — «Фламандских легенд» Шарля де Костера и других волшебных историй. «Гуляки» — именно набор таких историй, вложенных, подобно матрешкам, одна в другую. Одни из них напоминают охотничьи байки, другие — средневековые легенды. Хаецкая экспериментирует, составляя из повествований разной тональности некую общую симфонию, одновременно веселую и грустную.

Поиски новых форм изложения она продолжает и в других своих текстах. Два рассказа из цикла «Записки корнета Ливанова» написаны в стилистике русской литературы середины 19 ст., а их главный герой — «космический гусар», повествующий о случаях из своей армейской жизни.

И, наконец, «Несчастный скиталец» — роман, кажется, в отечественной фантастике аналогов не имеющий. Это стилизованный под ритм и слог 18 века фэнтезийный роман в письмах. Главные герои — брат и сестра, каждому из которых, впрочем, лучше было бы родиться другим: ему женщиной, ей — мужчиной. Гастон дю Леруа — не склонный к авантюрам молодой человек, предпочитающий покой, тишину и «новыя моды». Эмилия же — барышня решительная, готовая бороться за свое счастье. Когда Гастона обвиняют в пособничестве беглой колдунье Феанире, именно Эмилия с ее женихом Миловзором сперва освобождает брата из-под стражи, а потом вынуждает Гастона отправиться с ними на поиски преступницы. Поиски эти, разумеется, сопряжены с приключениями — порой опасными, порой — забавными.

Но главное в «Несчастном скитальце» — язык, которым написан роман. Позволю себе небольшую цитату (как пишет сама Хаецкая, «орфография и пунктуация всецело принадлежат героям повествования»):

«Нещадно сквозь бурелом продираясь, выкатилось на нас чудище. Обликом походило оно на осла, только с хвостом как бы гадским и гадской же главою. Имело оно тако-же два кожаных крыла с крючками. На спине, промежду этих крыл, сидел верхом черный великан со сморщенной личиною карлы. Личина тако-же была черна, но не по-арапски, а как бы полированный сапог. Сей мерзкий великан имел на шее обрывок чепи, каковая и звенела прегромко. Еще была у великана борода, в каковой бороде ползали, източая зеленоватый свет, червячки, пауки и нерожденныя младенцы.

/.../ Великан подъял длань и заскрежетал зубами. Весь он при этом озарился яркою вспышкою. Я хорошо его разглядел при сей оказии.

Миловзор /.../ совсем собрался делать выпад, как я остановил его.

— Повремените, милый Ганс, — рек я, улыбаясь. — Сей урод вовсе не есть Черный Клаус, как он уверяет. /.../

— Мелкий червяк! — снова заорал урод. — Не будь я Черный Клаус, если у тебя не разсохнутся внутренности! Бойся, ничтожество!

— Не подумаю я тебя бояться! — отвещал я. — Ибо ты — мошенник и самозванец. Посмотрите, Ганс, во что оный одет. На нем камизол с рукавом на оборочке — таковых камизолов четыреста годов назад отнюдь не носили, а носили рукав разрезной на пристежках... »

«Несчастный скиталец», по сути, удачная игра-маскарад, где главные герои — стиль и атмосфера выдуманной эпохи. Добавление фантастических элементов, добродушное подтрунивание над сюжетными штампами (злобная, развратная колдунья, чистая сердцем героиня, ее благородный ухажер и т.п.) позволяют писательнице увлечь «жанрового читателя» сюжетными перипетиями.

Вот еще одна особенность творчества Хаецкой: при чтении ее произведений порой абсолютно не беспокоишься о том, чем закончится история. Собственно, истории как таковые, с четкими кульминацией и развязкой, Хаецкая пишет не так уж часто. Помните, мы сравнивали ее произведения с портретами? Действительно, они, произведения, иногда представляют собой набор пейзажей, характеров и идей, нанизанных на некие сюжетные спицы, где сами спицы — второстепенны. Читатель понимает, что в «Несчастном скитальце» главных героев ожидает счастливый конец, что Демиург в «Мече и Радуге» не будет казнен, что барон Эреншельд в «Гуляках старых времен» не погибнет на болоте... понимает, понимает! — и все равно читает книги Хаецкой с удовольствием. И это отнюдь не увлеченность домохозяйки, следящей за очередной серией мыльной оперы. Это — очарованность жизнью, которую созидает на своих страницах писательница, та самая настоящесть характеров и миров Хаецкой, которая отнюдь не подразумевает бессмысленного эскапизма. Проблема ответственности за «тех, кого приручил» в «Мече и Радуге», попытка не потерять себя, свою честь и свою веру в «Симоне-отступнике», любовь и одиночество в «Морице и Эльзе», достоинство маленького человека перед Историей и Системой в «Синих стрекозах Вавилона»... и много, много другого, что можно, конечно, долго перечислять, но лучше понять, нащупать самому, читая эти произведения.


* * *

Пожалуй, я изрядно превысил все допустимые для рецензии объемы, но так и не написал ни слова о подборке статей Е. Хаецкой — подчас спорных, но всегда умных, острых, проблемных. Обойдены внимание историческая повесть «Симон-отступник» и исторический же роман «Ульфила», историко-фантастическая повесть «Здесь был Баранов»; «Монристы», «Завоеватели»...

Надеюсь лишь на то, что читатель сам отыщет время и возможность ознакомиться с этими произведениями. Автор этих строк уверен: каждый найдет в этом пятитомнике что-нибудь особенное, «свое» — и не останется разочарованным. Искренне вам этого желаю.