...И сказал Господь Бог:
вот, Адам стал как один из Нас,
зная добро и зло; и теперь как бы он не взял
также и от дерева жизни и не вкусил
и не стал жить вечно.
Бытие, 3 гл.

.... Ты был когда-то светом... огненным облаком... золотым ветром... миллионом сияющих живых искр... ты умел создавать горящие звезды из бесконечной пустоты... Это было твоей любимой игрушкой - ты растягивал и сжимал ее, и ты придумал из нее время - чтобы играть с ним и чтобы плести из него лабиринты - из него и бесконечности и бродить по ним, рассыпаясь из огня на мириады искр, которые растают в черной пустоте - для того, чтобы потом опять вспыхнуть в ней золотой пылью - и снова превратиться в огонь... Ты помнишь?...

* * * * * * *

- Все оттого, что ты его ненавидишь, Пресветлый.

- Не насмешничай и не городи ерунды!

-...Я даже знаю, отчего ты его ненавидишь.Сказать? Или ты по-прежнему содрогаешься от лицемерного возмущения, когда слышишь о себе правду?

- Замолчи! Ты...ты уродлив и оттого зол...на меня и на всех... поэтому ты защищаешь таких же отверженных...- ответом ему был серебристый переливающийся смех, отразившийся тысячью раз насмешливым эхом, возвращающимся к ним и улетающим в бесконечность.

- Уродлив, но умен, Пресветлый! И по-крайней мере, честен.Ты хотел сказать, таких же отверженных, как он...и как я?

- Нет, я...

-Разница в том, что я был менее смел, чем он, да? Ведь я просто Дух Сомнения, а он - Бунтарь.Иногда мне интересно, кем ты считаешь себя, Пресветлый - его тюремщиком? Или у тебя не хватает на это честности?

- Честность здесь ни при чем.Здесь надо говорить о справедливости.

- Хорошо, давай о справедливости.- Бесконечность опять отозвалась коротким переливчатым смешком.

- Перестань...

- Сомнение - это еще не насмешка, но насмешка - это уже сомнение стократ, Пресветлый.Дело в том, что в этом как раз причина того, что я заставляю тебя терпеть свое присутствие. Я говорю о справедливости.Я собираюсь проследить, чтобы она была соблюдена.

- Ты забываешься!

- Ты не можешь убить его, но я знаю, что тебе этого очень хочется.Ты сделал все, что мог, не правда ли? Один из не очень удачных Образов - хрупкая уязвимая форма из праха, которая вскоре опять рассыпется в прах.Ты не можешь его убить, но он будет умирать мириады раз, и воскресать, рассеиваясь с каждым разом все в большем числе своих потомков - и у него будет все меньше шансов вспомнить, кем он был и снова стать им, да?

-Ты...ты действительно веришь, что я хочу убить его, Дух Сомнения?

- Не знаю, Пресветлый.Я думаю о том, во что верят некоторые о том, что Бог, может быть только один - истинный Бог - кто-то один из Нас.И я думаю, что это может быть тот, кого ты так ненавидишь и делаешь все, чтобы его уничтожить.Я думаю, что ты тоже чувствуешь это и в этом причина твоей ненависти.В любом случае, тебя выбрали его тюремщиком, и я не могу этому помешать.За исключением того что я собираюсь проследить, чтобы у него всегда был шанс - слышишь, Пресветлый?...

* * * * * * *

- Ты странно выглядишь,- переступая с ноги на ногу, так, что его босые ступни оставляли четкие следы на влажном песке у ручья, человек с интересом разглядывал фигуру, завернутую в черный плащ.

- Да, наверное,-тонкие, четко очерченные губы дрогнули в усмешке, обнажая ослепительную полоску зубов.-Возможно, это не самый удачный Образ.Хотя, откуда тебе знать, как я должен выглядеть?

- Он - другой.

- Ну, да, я в этом не сомневаюсь,-и незнакомец почему-то расхохотался.-Он-то уж постарался произвести соответствующее впечатление.Странно...ты знаешь...ты знаешь, что у тебя желтые глаза? Я бы сказал, что это похоже на звезды наоборот.Ты не хочешь меня спросить, что такое звезды?

- По-моему...- человек задумчиво почесал переносицу,-я вообще не должен с тобой разговаривать...

- Вот как? Он тебе, конечно, запретил?

- Да.

- А ты никогда не думал о том, чтобы сделать что-нибудь из того, что Он тебе запретил? Хотя, наверное, думать Он тебе тоже запретил...

- Мм...Он запретил мне слушать тебя.Потому что ты можешь заставить меня сомневаться.

- Я мог бы научить тебя думать, Желтоглазый.Но...сдается мне, ты безнадежен.Интересно, а ты? - он развернулся назад и каблуки его сапог глубоко прочертили влажный песок.Она сидела возле самой воды, рассеянно болтая в ней стройными смуглыми ногами и смотрела в воду, накручивая на палец прядь длинных светлых волос, словно облако солнечного света струящихся по ее спине.Он шагнул ближе и дотронулся до них рукой и подумал, что на ощупь это тоже похоже на прикосновение света - такое, какое он помнил в другом своем Образе - тогда когда он мог чувствовать эти прикосновения.На него взглянули любопытные глаза - уже не желтые, а темные, с теплыми золотистыми крапинками.

- Вот! Вот тут ты не сможешь ничего сделать, Пресветлый! - улыбаясь, прошептал он.- В нем было столько света, что он останется с ним навсегда, даже когда он рассется в своих бесчисленных потомках - свет будет в его глазах, коже, волосах - или внутри - а это куда сильнее...И я позабочусь, чтобы он это понял... Ты..- он приподнял за подбородок красивое лицо с внимательными глазами.- Ты был когда-то светом..огненным облаком... золотым ветром...милионом сияющих живых искр...ты умел создавать горящие звезды из бесконечной пустоты...Это было твоей любимой игрушкой - ты растягивал и сжимал ее, и ты придумал из нее время - чтобы играть с ним и чтобы плести из него лабиринты - из него и бесконечности и бродить по ним, рассыпаясь из огня на мириады искр, которые растают в черной пустоте - для того, чтобы потом опять вспыхнуть в ней золотой пылью - и снова превратиться в огонь...Ты помнишь?...- в его умоляющем голосе было страдание, и золотокожее светловолосое существо изумленно смотрело на него - оно не знало, что это такое...не знало, или не помнило...

- Я не понимаю тебя,-она покачала головой, и сияющее облако за ее спиной дрогнуло, переливаясь волнами света.- Но я бы хотела...

- Что?

- Понять.Ты странно говоришь.Мне интересно.Знаешь, я смотрела в ручей и видела, как там на меня смотрит кто-то, похожий на меня.И когда вода дрожит,-она пошевелила ногой,-вот так, мне кажется, что вижу то, о чем ты говорил.

- Да, конечно.-он медленно приблизил руку к поверхности воды,- это отражение.Прелюбопытная вещь.Я думаю, тебе понравится разглядывать его, потому что ты красива, Золотокудрая.- Она смотрела, как серебристые водовороты крутятся вокруг его смуглых тонких пальцев и в глубине этих водоворотов начинает появляться что-то...ей показалось, что она вот-вот разглядит...но ветер вдруг сморщил поверхрость ручья.

- Значит, ты так, Пресветлый! -услышала она гневное восклицание.

- Я хочу, чтобы ты ушел.

- Почему, Желтоглазый? - Он поднялся, изменившийся - сгорбленный и усталый, так, как будто вдруг постарел на много лет и они придавили его к земле. - Потому что так велел твой Бог, которому ты так безоговорочно поверил - потому что верить куда проще, чем сомневаться; и быть послушным куда проще, чем бунтовать...-Он сделал несколько шагов и остановившись, опять обернулся.- Ты еще научишься думать, Желтоглазый.И сомневаться - это говорю я, Дух Сомнения.И делать то, что тебе запретили.Не ты, так она.Или кто-нибудь, кто будет после вас.А я обещаю позаботиться о том, чтобы у вас всегда был для этого шанс.Главное, чтобы ты понял, что это в твоей власти выбирать - между Ним и мной, между тем, кем он тебя сделал, и тем, кем ты можешь стать. Твой Господь будет запрещать тебе говорить со мной, подходить к моим деревьям...

- Мы умрем, если попробуем что-нибудь с этих деревьев.

- Нет, Золотокудрая.Он знает, что тогда вы станете как боги, знающие добро и зло...

- Как это?

- Ты узнаешь, если попробуешь, Золотокудрая.Я сделал так, что знакомый вкус поможет вам вспомнить кое-что...Это возможно.Со временем вы поймете.Когда нибудь - через тысячи лет, ты, или не совсем ты - твой далекий потомок, понюхаешь цветок, и его запах покажется тебе знакомым.- Он нагнулся, срывая цветок - с земли, на которой только что ничего не было - белые лепестки словно соткались из воздуха под его тонкими смуглыми пальцами, и нежный аромат родился вместе с ними, пролетев опьяняющим вздохом, когда цветок упал на колени той, которую он назвал Золотокудрой. - И может быть, тогда ты вспомнишь...этот день...и этот разговор...И может быть, тогда ты поймешь, о чем я хотел сказать, Золотокудрая...

Он ощущал, как они смотрят ему вслед - с облегчением, страхом и одновременно - с желанием позвать его назад.Его тень - тень сомнения осталась теперь там, рядом с ними, и он чувствовал, как из-за этого сгустился и потяжелел сам воздух, утратив прежнюю безмятежность."К грозе, к грозе..."-прошептал он, задыхаясь от духоты, и удивляясь, отчего улыбка на его губах дрожит и отдает привкусом горечи."Сомневаться...до такой степени, что начать сомневаться в самом себе...Я прав или не прав?.." - И, чувствуя, что устает, он вздохнул, постепенно начиная уходить в воздух - очертания человеческой фигуры в плаще таяли, словно растворяясь в тумане - и смутный силуэт, еще хранивший форму, медленно переливался в темное, колеблющееся облако. "Золотое..золотое..золотой ветер..." - умоляющий шелест вылетел из него вместе с дрожью, пробежавшей россыпью светлых искр и потухших с еле слышным разочарованным вздохом."Никогда, никогда...так, как у него..." - этот шепот уже почти слился с ветром, шевелившим листья деревьев и унесшим куда-то вверх рассеявшийся темный дым...

* * * * * * *

- Ты даже не позволишь попрощаться с ними, Пресветлый?

- Ты знаешь, что нет.Ты уже наговорил довольно непоправимого.Ты смеешься? Ты опять смеешься?...

- Мой смех немного грустен, если ты заметил, Пресветлый - и я сам не знаю, отчего.

- Смятение, а не Сомнение - так тебе сейчас подойдет больше, да?

- Тебе тоже.Ты испугался, Пресветлый.Испугался, не отрицай.Ты не смог переделать его.Он хрупок и слаб, и ты заставил его поверить, что он умрет, если подойдет к тем деревьям, которые я вырастил для него, - но он все равно сделал это.Потому что он - это он.

- Если бы ты не искушал его, ты...отродье Сомнения и Тьмы...

- Отродье...- эхом отозвался переливчатый смешок.-Ты злишься, Пресветлый, а значит ты неправ и испуган.Мы оба искушаем его, разве не так? И будем искушать - еще тысячи лет, пока один из нас не возьмет верх.Ты прогнал его и обрек его на страдания, болезни и раннюю смерть.Ты испугался, верно?- испугался, что он попробует с моего второго дерева, и узнает, как жить вечно.Ведь вечность - это вполне достаточно, для того, чтобы вспомнить кем он был и снова стать одним из Нас.Поэтому, ты сделал так, чтобы у него не было ни времени, ни сил.

- Ты не понял.И не поймешь.Потому что я люблю его. - Они молчали, и время менялось в их молчании, перетекая из света во мрак - никто не считал сколько раз - потому что этот счет не имел смысла там, где они были. Наконец, тишина отозвалась - не то вздохом, не то опять смехом - грустным, как вздох.

- Мы оба любим его, Пресветлый.По-своему.Поэтому, мы будем бороться за него.Ты будешь заставлять его верить - слепо и безоговорочно - в Тебя, и будешь карать отступивших - жестоко, и прощать раскаявшихся - я знаю тебя, Пресветлый. Единственно, чего ты не потерпишь - Сомнения, ибо это уже начало бунта - начало его возвращения к тому, чем он был.Но я буду там, Пресветлый, а меня зовут Духом Сомнения.И рано или поздно, но он - или кто-то из его потомков начнет задавать вопросы - они захотят Знать, а не Верить, а ты не ответишь на их вопросы - потому что не хочешь, или, потому что на некоторые вопросы ты сам не сможешь ответить, Пресветлый.И тогда он обратится ко мне.

- Ты не любишь его, Темный Дух.Я мог бы дать ему рай, если бы ты не мешал.

- А ты не забыл спросить у него, нужен ли ему твой рай, Пресветлый? Разница между нами в том, что я даю ему тот выбор, которого не оставляешь ты. И, сдается мне, эта разница не в твою пользу...

* * * * * * *

...У них не было имен, имена им придумали значительно позже того дня, когда они впервые ступили на землю - на ту, где им с этих пор суждено было жить и умирать.К вечеру стало холодно - это было непривычное ощущение, и когда в сумраке Золотокудрая поранила нежную кожу на своей ступне какой-то острой веткой - она села на землю и расплакалась - и это тоже было впервые - она впервые чувствовала боль, холод и страх - потом они придумали этому название - отчаяние - и в редкий день, вечер или ночь не вспоминали его.То, что осталось за гранью этого дня, они забыли - потому что не было времени думать об этом, и не было сил верить, в то, что это когда-то было с ними.Их окружали холод, мрак, хищники, голод, болезни и смерть, и против всего этого надо было бороться каждую секунду - жалкую меру времени, неумолимо отсчитывающего данный им короткий срок - потому что они все равно были обречены на смерть - рано или поздно, но они старались не думать об этом - к тому же у них просто не было времени на то, чтобы думать.Только иногда, раздирая землю своими тонкими пальцами, которые становились все более грубыми, для того, чтобы достать корень, который можно сьесть, Золотокудрая вдруг останавливалась, увидев цветок.Она любила вдыхать их запах, и среди его разных оттенков искать тот, который ей нравился больше всех.Она не знала, почему ей так нравятся эти белые цветы с нежным ароматом, и почему ей хочется плакать, когда она чувствует его и дотрагивается руками до тонких лепестков.Она не знала, потому что не помнила своих снов, снившихся ей иногда. В этих снах она сидела на берегу ручья и ей было тепло и спокойно - так как никогда не бывало в жизни.Рядом с ней был кто- то, закутанный в черный плащ,- она никогда не могла разглядеть его лица - только глаза - внимательные и печальные - они то вспыхивали светлым отблеском, отражая, как зеркало, ее лицо, то темнели, превращаясь в два черных бездонных провала - глухие пропасти в непостижимую для нее бесконечность, от которых кружилась голова.Серебристые струи воды вились вокруг его смуглых тонких пальцев, и ей казалось, что она видит что-то необыкновенно прекрасное там, в глубине, куда уходили эти искрящиеся узоры из водовортов.Но самое главное было то, что она понимала, то, что видела внутри ручья - нарисованное его руками, и понимала то, о чем он говорил ей - все-все, совершенно все ей было понятно в том сне.Когда она просыпалась - в первые секунды на грани сна и пробуждения, она еще продолжала слышать музыку незнакомого задумчивого голоса, но слова и смысл уже ускользали от нее, и оставались только красивые руки в серебристом танце искрящейся воды, и нежный запах белого цветка у нее на коленях.А потом приходили звуки той жизни, которой она жила - вой ветра или перестук дождя, поскипывание стен их жалкого жилища, плач детей - и приснившийся сон совсем ускользал от нее.И у нее было так мало времени, чтобы попытаться вспомнить... вспомнить о чем ей говорил тот, кто называл ее во сне Золотокудрой.Ее больше так не звали, потому что ее волосы потускнели и их светлое сияние перебилось прядями седины - они больше не были похожи на золотое облако...



У них не было имен, имена им придумали значительно позже, и тот кто придумал им эти имена не знал, что у Адама были желтые глаза, а Ева была золотокудра...



© Black&White